Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский

неправильным в отношении Пенелопы.

Спрятавшись за дверь, Юлиан с грустью проводил Пенелопу.

Появится ли у него ещё когда-нибудь шанс? Захочет ли Пенелопа повторить всё это, если не будет под воздействием вина? Или же, всё зависит только от самого Юлиана?

Хотелось верить, что ничего ещё не закончено. Но здесь и сейчас он ощущал себя как никогда обманутым.

Выждав те самые пять минут и приведя себя в более-менее пристойный облик, Юлиан удостоверился, что за дверью никого нет и вышел из комнаты.

Снизу доносились крики родственников Пенелопы, то сменяющие, то перебивающие друг друга.

Что-то произошло – скорее всего, Юлиан и Пенелопа были кем-то замечены, поэтому ему совсем не хотелось идти туда. Он мог бы сбежать отсюда, но это означало бы предательство Пенелопы.

Он неторопливо и боязливо спустился по лестнице.

– Где ты был? – раздался зловещий голос герра Лютнера.

Юлиану стало страшно. Он ощущал себя добровольно идущим на эшафот.

– Успокойся, Моритц, – произнесла фрау Лютнер и взяла мужа за руку.

– Я был… В туалете, – пролепетал Юлиан.

Пенелопа мгновенно приблизилась к нему. Вряд ли от чьего-то внимания мог ускользнуть её неряшливый внешний вид, но, похоже, сейчас это гостей волновало меньше всего.

– Что случилось? – шёпотом спросил у Пенелопы Юлиан.

– Кто-то…

– Украл нашу фамильную вазу! – ответил за свою дочь Моритц Лютнер.

Юлиан попытался представить, о какой вазе идёт речь, но так и не смог.

– Я вижу, все собрались здесь, – продолжил отец семейства. – У меня нет сомнения, что это сделал кто-то из вас. Поэтому, пока не случилось ничего страшного, я требую виновного признаться.

Все молчали. Хелен докрасна сжала руку Гарета и прижалась к нему. Аарон подозрительно осматривал всех.

– Вам же хуже, – сказал герр Лютнер. – Виновный, кем бы он ни был, бесчестный трус. Он пришёл в мой дом и пил вино за моим столом. Я оказал ему гостеприимство, но какой монетой он мне отплатил?

– В какой момент пропала ваза? – спросил Аарон.

– Когда мы сидели за столом, она ещё была здесь, – ответил Лютнер. – Поэтому, смею предположить, во время наших танцев.

Все молча переглянулись.

– Так кого же не было в саду? – спросил один из родственников, краснощёкий и толстый мужчина.

– Кажется, я знаю, – сказал Аарон, нагнетая напряжение. – Юлиан Мерлин исчез прямо во время танца, и с тех пор я его не видел.

Все взгляды – хмурые, непонимающие и удивлённые, одновременно проткнули насквозь Юлиана.

Ему хотелось прямо сейчас применить смертельное заклятье на Аароне, но, увы, он им не владел.

– Как ты смеешь? – взорвался Юлиан.

– Потише, Юлиан, – тихо сказала фрау Лютнер. – Я тоже не помню вас во время танцев, поэтому, простите…

– Ты должен сознаться, – перебил её Моритц Лютнер.

Пенелопа испуганным взглядом посмотрела на Юлиана. Да, она могла прямо сейчас предоставить для него алиби, сказав, что всё это время была с ним, но такое решение могло иметь необратимые последствия. Она не могла сознаться отцу, что уединялась с Юлианом в своей комнате, потому что вряд ли он такое бы одобрил.

Юлиан не мог обвинить её в этом.

– Я не брал вашу вазу, ясно? – громко оповестил всех он. – Я даже не знаю, как она выглядит. Вы не имеете права предъявлять мне такие обвинения, а слушать этого мерзавца Браво попросту глупо!

– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – гневно приблизился к Юлиану Моритц Лютнер.

– Это вы как смеете так разговаривать со мной? – в противовес спросил Юлиан. – У вас нет никаких доказательств моей вины, поэтому, будьте добры, разговаривайте со мной повежливей.

Все гости затихли. Никто не ожидал подобной дерзости от Юлиана – даже он сам. Его коленки начали трястись, но он с гордостью выдерживал подавляющий взгляд герра Лютнера.

– Доказательствами будут заниматься другие, – произнёс отец Пенелопы. – Если тебе нужны проблемы в виде закона – пожалуйста, я не против. Если же, хочешь выйти сухим их воды – верни мне это вазу и выметайся из моего дома.

Юлиан посмотрел на дрожащую Пенелопу. Несмотря на то, что он был не вправе что-то требовать от неё, втайне надеялся, что она всё же сознается отцу в том, чем занимался Юлиан во время кражи. Он чувствовал борьбу внутри неё, но честность всё же проиграла.

Она молчала.

– Ты трус, Браво, – повернул голову Юлиан. – И заплатишь за это.

На лице Аарона появилась презрительная ухмылка, которую никто, кроме Юлиана не смог заметить. Мерлин не знал смертельных заклятий, но знал, как ломают носы, потому был очень близок к тому, чтобы сделать это.

Пенелопа схватила его за руку прежде, чем он сорвался.

– Ваза две сотни лет передавалась из поколения в поколение, – оповестила фрау Лютнер. – Она для нас – не просто фарфоровый сосуд, а символ и талисман, приносящий удачу и оберегающий нашу семью от несчастий. Если в том, кто это сделал, ещё осталась хоть капля человечности – верните её.

Все смотрели на Юлиана и ждали его действий. Увы, он не знал, как оправдать их ожидания.

– Я не могу вам ничем помочь, – презрительно ответил Юлиан, и, отцепив от себя руку Пенелопы, развернулся и отправился в сторону выхода.

– Стой! – крикнул вдогонку герр Лютнер. – Мы не договорили.

– Мы договорили, – ответил Юлиан. – Разбирайтесь в своих проблемах сами, а я в этом больше не участвую.

Он услышал, как Моритц Лютнер пытался кинуться вдогонку, но был остановлен женой. Юлиан уже не боялся его гнева, потому что стоял на стороне правды.

Он презирал их всех, окружающих его и ожидающих ответа, потому что никто не мог мыслить рационально. Они были готовы принять любую правду, даже если она основана на словах подлого Аарона Браво.

Юлиан ощущал злость в отношении Гарета, Йохана и Хелен, потому что они молчали, никак не попытавшись помочь. Это ли дружба?

Он вышел за пределы калитки и наконец вдохнул свежего воздуха. Что ему оставалось делать дальше? Юлиан не хотел ни в общежитие, ни, тем паче обратно к Лютнерам, потому принял единственное верное решение – идти куда глаза глядят.

Рано или поздно он дойдёт до общежития. А пока его единственными спутниками являлись злость, подавленность и несправедливость.

Юлиан вернулся в общежитие поздней ночью, но прогулка не привела его в спокойствие. Пустынные улицы и горящие фонари действовали как болеутолящее, но были неспособны решить проблем.

Он упал на кровать прямо в одежде, потому что не видел никакого смысла раздеваться. Ворочался очень долго – сон упорно отказывался накрывать Юлиана. Перед глазам и раз за разом возникали образы переживающей Пенелопы, злобные глаза герра Лютнера и