За 27 дней. Он будет жить, если узнает, что кому-то не все равно - Элисон Жерве

на это. Но потеряла людей, которых начала считать своей семьей. Друзей. Родителей. Арчера. Всех.

Я через силу сделала вдох, сжав зубы, когда по телу прокатилась новая волна боли. Боли эмоциональной, не физической. Я не ожидала, что больнее всего мне будет от этого – от мысли: «А что бы могло быть…».

На мое решение подписать контракт прежде всего повлияло осознание того, сколько всего Арчер, сам того не понимая, выбросил из своей жизни. Он должен был понять значимость того, от чего отказывается, пусть даже и думал, что все это больше не стоит его усилий. То, что он сделал, было необратимым и бесповоротным решением временной проблемы. Его боль не длилась бы вечно. Ничто не длится вечно. Я хотела, чтобы Арчер это знал. Мне необходимо было, чтобы он это знал.

Я понятия не имела, что готовило для меня будущее, когда соглашалась на сделку со Смертью. И теперь никогда не получу возможности узнать это. Вопреки всем обстоятельствам, куда бы ни завела нас наша безумная, странная, нелепая дружба, часть меня знала, что мы с Арчером будем вместе – так просто должно было быть. А теперь у меня – у нас – это забрали. И от этого мне было больнее, чем от всех сломанных костей разом.

Рукавом разодранной кофты я вытерла слезы со щек. Я была на грани истерики, но мне нужны были ответы.

– Так… где я?

– Считай это место… в каком-то смысле залом ожидания, – сказал мне Смерть. – Не раем. Не адом. Просто… местом.

– И что я делаю в этом месте, если… если… – я сглотнула накатывающую волну слез. – Почему я здесь, если я умерла? Разве я не должна лежать в гробу под толстым слоем земли или типа того?

– Это тебе и предстоит узнать. – Смерть встал и наклонился, протягивая мне руку. – Прогуляемся немного?

Я схватила холодную руку Смерти, и он рывком поднял меня на ноги. Мне удалось сделать несколько осторожных шагов, но колени неожиданно дрогнули. Я бы рухнула на пол, если бы Смерть не поддержал меня за талию. Я все не могла избавиться от мысли, что он ведет себя намного учтивее теперь, когда я мертва.

– Первые несколько минут всегда самые тяжелые. Нам сюда, – сказал он, кивая в сторону двери, внезапно возникшей в дальнем углу комнаты. На ватных ногах, с поддержкой Смерти я подошла к двери, и он толкнул ее – массивную, деревянную, с изящно вырезанными на ней символами и цифрами, на которые я не могла не обратить внимания.

– Смерть, что мы… Ой.

Я была в комнате, полностью построенной из стекла.

За ним не было видно ничего, кроме белого тумана, жавшегося к стенам комнаты и даже к полу, отчего казалось, будто мы спрятаны внутри огромного облака. В центре комнаты стоял длинный стол, окруженный большими кожаными креслами, который гораздо лучше бы вписался в какой-нибудь конференц-зал.

– Почему бы тебе не присесть? – сказал Смерть, махнув рукой на одно из кресел. – Нам многое нужно обсудить, а времени у нас довольно мало.

– Почему? – спросила я. – Я же мертва, разве нет? У меня теперь должно быть полно времени.

– Сделай одолжение. Просто сядь.

Решив не проверять его терпение, я подошла ближе, к счастью, даже не шлепнувшись на пол. Рухнула в ближайшее ко мне кресло и откинулась на спинку, выжидающе глядя на Смерть.

Он откинулся в своем кресле и водрузил ноги на стол, закладывая руки за голову.

– Будем считать это… разбором полетов, – начал Смерть.

– Разбор полетов, – повторила я. – Касательно чего?

– Выполнения тобой условий контракта, конечно же. – Смерть сунул руку в карман пиджака и достал оттуда стопку мятых бумаг, тех самых, что я подписала, не читая, двадцать пять дней назад.

– Оу.

Звучало мало обнадеживающе. Теперь, когда я умерла, означает ли это, что контракт отныне разорван? Я не дожила до конца срока в двадцать семь дней. Вернется ли мир к прежней хронологии событий, той, в которой Арчер убивает себя?

– Не пугайся ты так, – сказал Смерть, его губы растянулись в кривой улыбке, он не сводил с меня взгляда. – Учитывая все обстоятельства, ты справилась неплохо.

Я тупо уставилась на него.

– Неплохо? Ты считаешь, что это было неплохо? Да я только что умерла! Я умерла до истечения двадцать седьмого дня, Хаос заявился, как ни в чем не бывало, и разрушил примерно все, Виктория в больнице, и кто знает, что сейчас с Арчером? Если он решит… – я не смогла закончить предложение. – Смерть, я провалила задание. Это максимально далекий от «неплохого» результат.

Смерть тихо присвистнул, откидываясь на спинку кресла.

– Да ладно, девочка, неужели ты правда думала, что будет легко? Сказочки да цветочки, и стоит тебе взмахнуть твоей чудесной маленькой ручкой, как все решится само собой?

– Естественно, я так не думала, – огрызнулась я. – Просто думала, что…

– Возможно, тебя это удивит, Хэдли, но в жизни мало что дается просто. Так было испокон веков, и, уверен, так будет всегда. Но знаешь что? – Смерть пододвинулся ближе в своем кресле и сжал мое колено, вынуждая посмотреть ему в глаза. – В жизни есть вещи, которые стоят того, чтобы пережить любое дерьмо. И ты хватаешься обеими руками за эти моменты, этих людей, и бежишь, и сражаешься во что бы то ни стало, чтобы их не потерять. А в конце жизни, оглянувшись на прожитые годы, ты будешь рада, что не сдалась без боя.

Это была самая длинная его речь за все время. Я не знаю ничего об этом… человеке, кроме того, что он зовет себя Смертью и, похоже, не прочь поиграть жизнями моей и Арчера, как будто мы все персонажи какой-то компьютерной игры. В нем нет абсолютно ничего человеческого – по крайней мере, я ничего такого не замечала, – но сказанные им слова были самыми человечными из всех, которые мне доводилось слышать.

– Ты сказала, что провалила задание, – продолжил Смерть. – Думаю, ты не права. Я выбрал тебя по множеству причин, но, надо сказать, мне сразу было ясно, что ты собой представляешь. Возможно, ты этого и не осознавала, но ты была так же одинока, как и Арчер. Так же потеряна. Так же боялась того, что готовит для тебя будущее. Просто выражала это по-другому. Я не ошибся, выбрав именно тебя. И ты справилась.

На несколько минут в комнате стало тихо. Я обдумывала слова Смерти.

– Может, ты и прав, – когда я заговорила, мой голос дрогнул. – Но есть столько всего, что я могла сделать лучше или воспринимала бы