Залив ангелов - Боуэн Риз

Пока я так лежала, в голову пришла одна мысль: леди Мэри Крозье показалась мне доброй и здравомыслящей женщиной. Если пойти к ней и рассказать всю правду, она, возможно, посоветует, что мне делать. Попросить ее поручиться за свою добропорядочность я не посмею, потому что она меня практически не знает, но, возможно, мне удастся получить женский совет и открыться кому-то, на чье сочувствие можно рассчитывать.

Я умылась, подобрала волосы, надела новое платье и посмотрела на часы. Принимают ли аристократы гостей в такую рань? Скорее всего, нет, но, по крайней мере, леди Мэри должна быть дома. Придется пойти на риск.

Будто в насмешку, день был удивительно хорош. В высоких соснах щебетали птицы, на дорожке плясали солнечные блики. Легкий ветерок доносил сладкий запах весенних цветов. Это был день для пикника, для прогулки по парку, для поездки в коляске Джайлса. Я остановилась и задумалась. Был ли он тем человеком, к которому можно прийти со своей бедой? Но ведь я обманула его! Если правда выплывет наружу, он может оказаться посмешищем из-за поварихи, которая вела себя, словно придворная дама. Я глубоко вздохнула и зашагала к вилле леди Мэри.

Открывшая дверь горничная, казалось, очень удивилась, увидев посетительницу в столь ранний час.

— Маркиза еще не принимает гостей, — с французской чопорностью сообщила она. — Если вы оставите на подносе свою визитную карточку, я передам ее в надлежащее время.

— Мадемуазель, у меня очень срочное дело, — сказала я. — Я не стала бы беспокоить миледи в такую рань, но мне очень важно с ней поговорить. Не могли бы вы передать, что мисс Бартон умоляет уделить ей несколько минут?

— Я передам, — ответила горничная, всем своим видом намекая, что не надеется на положительный ответ. — Побудьте пока здесь.

Я ждала в мраморном холле, разглядывая статуи и пальмы в горшках. Все тут было таким безупречным, таким элегантным, но леди Мэри и подобные ей люди принимали все это как должное. Наконец я услышала доносящиеся из глубины дома звуки, а потом голос с балкона над лестницей произнес:

— Я не знаю, в чем дело, и горничная еще не закончила с моим туалетом, но мне не совладать с любопытством.

Это была леди Мэри. Она спустилась по лестнице в холл. На ней до сих пор был отделанный перьями шелковый персиковый пеньюар, а на ногах — шелковые домашние туфли, которые стучали по мраморному полу, когда она шла.

— Нам лучше пройти в музыкальную комнату. Думаю, утренняя гостиная сейчас занята: обычно мой муж читает там газеты. И принесите нам кофе, Иветт.

— Конечно, маркиза, — отозвалась горничная и поспешила прочь.

Я последовала за леди Мэри в комнату, большую часть которой занимал рояль. Ковер тут был темно-синий, обои — голубые, шелковые, а из окна открывался вид на сад и пруд с золотыми рыбками.

— Садитесь. — В ее голосе не было сердечности, а дружелюбная улыбка, которая играла у нее на губах в нашу последнюю встречу, исчезла. — А теперь, — сказала она, — что вы можете сказать в свое оправдание, мисс?

Это было сказано так воинственно, что я опешила. Неужели она уже прослышала об отравлении графа Вильгельма и во всем винит меня?

— Ну? — продолжила она. — Я согласилась встретиться с вами только потому, что до смерти хочу узнать, кто вы такая на самом деле и почему сочли возможным обмануть меня, сказав, что служите у ее величества.

Я снова не совсем поняла, что она имеет в виду, и ответила:

— Но я действительно приехала сюда, потому что служу у ее величества.

— Не думаю. Я разговаривала с леди Литтон и упомянула, какой успех вы имели во время нашей живой картины. А она сказала, что среди приближенных ее величества нет никого по имени Хелен. — Тут она подняла глаза на горничную, которая принесла поднос с кофе. Воцарилось молчание, которое продолжалось, пока кофе не был разлит по чашкам. — Так что за шутку вы себе позволили? И кто вы на самом деле?

— Уверяю вас, это не было шуткой, — сказала я. — Помните, леди Мэри, как вы со мной заговорили? Вы не спрашивали ни о каких подробностях, только сказали, что для живой картины нужна рыжеволосая девушка. У меня просто не было времени сказать, что я, конечно, служу во дворце у королевы, но вовсе не фрейлиной, а поварихой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глаза леди Мэри широко раскрылись, и она неожиданно разразилась смехом:

— Поварихой?

Я кивнула:

— Да. Я согласилась участвовать в вашей живой картине только потому, что не хотела вас подвести.

Она явно смутилась:

— Но ведь вы барышня из хорошей семьи. Даже, можно сказать, из аристократической. Это видно и по речи, и по манерам. Вы не можете быть просто поварихой.

— Тем не менее это так, — сказала я. — Вы правы: я из хорошей семьи, но нас постигло несколько несчастий, завершившихся смертью моих родителей. Я оказалась с младшей сестрой на руках и без средств к существованию. Пришлось пойти в услужение, и, поверьте, это было в высшей степени тяжело и неловко. А потом я открыла в себе склонность к кулинарии, можно даже сказать, страсть.

— Как необычно! — проговорила леди Мэри. — Совершенно уникальная история. А потом ваши кулинарные таланты были замечены при дворе?

— Не совсем так, — призналась я. — Во дворце не знают моей настоящей истории. До сих пор я ни с кем ею не делилась и именно поэтому пришла к вам. Мне нужно рассказать кому-то всю правду, а вы кажетесь умной и доброй.

— Моя дорогая, продолжайте. Я вся внимание. — Она подалась вперед в своем кресле.

Тогда я рассказала ей все как есть: про отказ миссис Тилли дать мне рекомендацию, гибель Хелен Бартон, ее письмо, которое я прочла, и тот риск, на который я решилась пойти, заняв ее место.

— Понимаете, это был мой единственный шанс. Тогда я не видела во всем этом никакого греха. Хелен погибла, во дворце нужен был повар, а я знала, что хорошо готовлю.

— Но зачем же вам сейчас понадобилось открыться? — удивленно спросила она. — Если вас принимают и уважают на кухне у королевы, что плохого в чужом имени?

— Просто совсем недавно кое-что случилось, — сообщила я и рассказала о смерти графа от отравления. — И теперь я не знаю, что мне делать, — закончила я. — Мне не хотелось вас тревожить, но я в отчаянии, а друзей, чтобы к ним обратиться, у меня нет.

— Дайте мне во всем разобраться, — сказала она, глядя мимо меня в окно. — Вы купили грибы на рынке. Один из грибов, вероятно, оказался ядовитым, и в результате немецкий граф скончался.

Я кивнула.

— Я согласна, это трагическое стечение обстоятельств, — проговорила леди Мэри. — Но я не понимаю, как вас можно в чем-то винить. Вы купили грибы у лоточника, который специализируется именно на них, то есть как раз в таком месте, куда идешь, если тебе захочется грибов. Я уверена, что и мои слуги покупают их там. Никаких преступных умыслов у вас не было.

— Вот в чем проблема, — сказала я. — Из Лондона приехал полицейский инспектор, и он пытается подать все дело так, что грибы якобы предназначались королеве, а я — участница какого-то анархистского заговора.

— Что за невозможная чушь! — воскликнула она. — Если ваши намерения были именно таковы, то где гарантия, что ядовитый гриб съест именно королева, а не кто-то еще за ее столом?

— В точности это я и сказала. А еще добавила, что после покушения королева оставалась у себя в спальне, я относила ей туда еду, и, конечно, тогда у меня были все шансы ее отравить.

— Разве что грибов у вас тогда не было, — заметила она.

— Это верно.

— Но что вообще может заставить предположить, что вы причастны к заговору анархистов?

— Инспектор потребовал, чтобы я написала ему всю свою биографию — где родилась, где работала, рекомендации… Вы же понимаете: как только выяснится, что настоящая Хелен Бартон мертва, станет ясно, что я самозванка. Тогда можно будет заявить, будто я хитростью проникла на королевскую кухню.

Леди Мэри по-прежнему смотрела в окно.

— Да, вижу, как все у вас запуталось…

— Даже если я пойду к сэру Артуру или доктору Риду и расскажу им всю правду, меня немедленно рассчитают — в этом я уверена. А еще этот инспектор просто жаждет состряпать дело и выставить меня главной виновницей. Я знаю, как он это подаст: якобы меня вырастил недовольный своей судьбой аристократ, и теперь я жажду мести.