Перстень Тамерлана - Андрей Посняков

Красивая… – окатывая урусутку водой, думала Зейнаб… И, наверное, вкусная… Интересно, хозяйка отдаст ее печень? И сердце, сердце тоже бы неплохо… правда, нужно суметь приготовить, ну уж она, Зейнаб – Мббванга, как ее звали в родном племени – сможет, учена… Только б хозяйка разрешила, только б… Уж так хочется попробовать свежего мяса. Зейнаб погладила девушку по спине, чувствуя под ладонями нежные косточки позвоночника. Тощевата, жаль… Она вытерла урусутку мохнатым куском толстой ткани. Кивнула на ложе:

– Ложись, хозяйка велела умастить тебя благовониями…

Евдокся послушно легла на живот, чувствуя, как растекается по спине приятная теплая жидкость. Сильные руки негритянки массировали ее плечи и поясницу, и Евдокся неожиданно поймала себя на мысли, что ей это нравится. Лежать вот так, не шевелясь и не думая ни о чем, наслаждаясь своим чистым, только что вымытым телом… а то, что делала с ее спиной служанка… о, это было очень даже неплохо!

Отдаст или не отдаст хозяйка ее печень? Этот вопрос сильно занимал сейчас Зейнаб, впрочем, она и сама знала ответ. Это зависело от того, что решила Зульман. Если захочет умертвить урусутку болью – тогда отдаст, а если решит отравить? Рабыня вздохнула. Уж конечно, отравленное мясо есть вряд ли будешь. Ух, какая белая нежная кожа у урусутки… И мясо, должно быть, вкусное! Вязкая ниточка набежавшей слюны стекала из приоткрытого рта служанки прямо на обнаженную спину девушки. Вкусна… Зейнаб шумно втянула носом запах девичьего тела. Вкусна… А что, если? Она воровато оглянулась на занавешенные шторами полки, знала, именно там хозяйка Зульман держала заранее приготовленный яд. В маленьком серебристом кувшинце. Интересно, наполнен ли он? Если да, то хозяйка решила расправиться с девкой по-тихому, лишь чуть постегав кнутом для собственной радости, если же нет… тогда есть надежда на кусок теплого вкусного мяса.

– Лежи… – прошептала Зейнаб. – Лежи, я сейчас.

Прислушавшись, она быстро подбежала к полкам и отдернула занавесь… Вот кувшинец… Полон!

Ммм!!!

Застонав, Зейнаб вдруг одним движением руки опрокинула кувшин, следя, как, пузырясь, стекает на пол ядовитое варево. Улыбнувшись, задернула штору и вновь принялась за массаж. Как раз к возвращению хозяйки.

Вернувшись, та сразу шагнула к полке… И застыла, заперев в горле готовые сорваться ругательства. Хотела ведь по-тихому, а вышло… Старуха вдруг усмехнулась, бросив пристальный взгляд на служанку. Похоже, без этой твари… Что ж… Придется поступить по-другому…

– Вставай, девица, – приказала она урусутке. Обрадованная Зейнаб, сверкнув белками глаз, быстро подала одежду.

Урусутка поблагодарила, вышла…

– Приведешь ее в подвал, как всегда, – снимая со стены плеть, усмехнулась старуха. В глазах ее вспыхнули вдруг желтые волчьи огоньки. – Как всегда, – повторила она, спускаясь по узким темным ступенькам. – Как всегда…

Евдокся заподозрила неладное слишком поздно. Попыталась было вырваться, да куда там – две пары сильных рук втолкнули ее в черный зев подвала, привязав к столбу, сорвали одежду, и свист бича из кожи гиппопотама прорезал затхлый застоявшийся воздух…

– Ну где же этот Тайгай? – Волнуясь, Раничев ходил из угла в угол. – Где ж его носит?

Судя по тому, что сквозь щели в ставнях не просачивалось ни капельки света, на улице стояла уже глубокая ночь или, по крайней мере, поздний вечер. Скорей же! Скорей… Быть может, уже поздно? Скорей…

Тайгай все-таки появился. Мягко прокрался по коридору, отодвинул засов, возник на пороге таинственным ночным незнакомцем – в черном глухом плаще и полумаске. Иван даже его и не узнал сперва, воззрился на гостя в замешательстве. Ордынец, не снимая маски, просто сказал:

– Идем! – И протянул Раничеву небольшой сверток. – Одевайся.

Иван быстро накинул на плечи балахон, замотав лицо черной шелковой тряпкой.

– Задержался, извини, – на ходу прошептал князь. – Пришлось повозиться со сторожами, ты ж сказал – без лишней крови, вот я и…

– Все правильно сделал, – кивнул Иван. – Куда вот теперь? В гарем?

Тайгай приглушенно хохотнул:

– А куда же?

Быстро пройдя по коридору, они вышли во двор, огляделись. Было темно, так что не видно ни зги, лишь иногда сквозь разрывы бегущих по небу туч проглядывали желтые звезды.

– Туда! – Раничев указал на правую половину дома, именно там, по рассказам фарраша Халида, и находился гарем.

– Слуги? Охранники? – на ходу интересовался Тайгай.

– Никого не должно быть, если Халид исполнил свое дело и позвал их на праздник.

– А что, сегодня какой-то праздник? – тут же оживился ордынец и пошутил: – Так надо уже давно выпить!

– Да нет, тут у него личное… – Раничев усмехнулся. – Хотя ты-то, конечно, сегодня выпьешь; надеюсь, будет повод.

Он вдруг подумал о грехах, четко очерченных шариатом. Прелюбодеяние, гомосексуализм и прочее. За каждый полагалось наказание – сначала сто ударов хлыстом, а потом – и забитие камнями до смерти. Страшненькая казнь. Впрочем, любвеобильного домоправителя она, похоже, не останавливала… как и многих. Взять вот хоть того же Тайгая. Употребление алкоголя – по шариату страшный грех, ровно в семьдесят раз страшнее, чем прелюбодеяние. И ни черта этому Тайгаю не страшно, хоть и считает себя правоверным мусульманином. Днями напролет ходит, глаза залив, говорит – фетва, разрешение по болезни. Судя по нему, тут все болезни вином лечить принято, от душевных до венерических. И таких, как Тайгай, тут множество, хоть тот же Тимур-Кутлуг, один из лучших воинов Тимура, ордынский хан… вернее, будущий хан. Раничева всегда умиляла сноска в монографии напротив имени Тимура-Кутлуга: «В 1400 г. умер от пьянства»! Ни фига себе, смерть для мусульманина! Хотя Тимур-Кутлуг, может, и мусульманином-то не был, лишь таковым казался. Как вот и Тайгай, к примеру.

– Тсс! – Юркнув в дом, ордынец обернулся. – Кажется, здесь кто-то не спит.

Раничев прислушался. Нет, вроде бы все тихо.

– Но я же слышал крик! Тихий такой, приглушенный…

Иван махнул рукой:

– Идем. Здесь где-то должна быть лестница в покои старухи… Черт! Вот она! – Он чуть не упал, споткнувшись о крутые ступеньки.

– Врываемся сразу, – взяв за локоть Тайгая, предупредил. Тот усмехнулся, мол, не учи ученого…

Быстро поднявшись по лестнице, они разом учуяли терпкий запах благовоний. На него и пошли, вскоре оказавшись перед плотной, закрывающей вход в помещение шторой. Прислушались – вокруг по-прежнему стояла глубокая тишина – и быстро вошли в покои, слабо освещенные призрачным зеленоватым светом. Толстый ворсистый ковер приглушал шаги, Раничев разглядел трехногий светильник, какие-то чуть задернутые плотной занавесью шторы, таз с водой, пустое ложе. Пустое… Интересно, где же бабуля? И кто за нее?

– Ну вот. – Иван задумчиво почесал затылок. – Не у кого даже спросить, как пройти в библиотеку.

– Тихо! – Тайгай предостерегающе поднял палец. – Давай-ка по-быстрому перевернем тут все, коли уж зашли, – мы же все-таки воры!

Так и сделали. Осторожно раскидали по полу стоявшие на полках склянки, перевернули софу, разбросав по углам покрывала и подушки, затушив, повалили на пол светильник. Никаких драгоценностей не нашли, а ведь они, несомненно, были! То ли старуха хорошо прятала, то ли они плохо искали. Были б настоящими ворами – рассердились бы жутко, а так… Нужно было искать другое сокровище. А где?

– Нет, ну я же хорошо слышал крик… Далекий такой, тихий, словно из-под земли.

– Из-под земли? – переспросил Раничев. – Подвал или погреб!

Они быстро спустились вниз и начали шариться по первому этажу. Если б не опытный в таких делах Тайгай, Раничев никогда б не обнаружил вход в подполье. Ордынец остановил его, отдернув плотную шторку, – здесь! Протянув руку, Иван нащупал обитые холодным металлом доски. Дверь! И – накрепко запертая изнутри. А за нею… за нею раздался вдруг крик – теперь его хорошо расслышал и Раничев.

– А старуха неплохо развлекается по ночам, – с ухмылкой заметил Тайгай. – Как думаешь, она там одна?

– Должна быть еще служанка, зинджка.

– Ах, зинджка… Ну-ка отойди…

Иван придержал ордынца рукою:

– Не стоит ломать дверь, которую могут открыть. – Он припал губами к щели и загундосил:

– Матушка Зульман, открой… Это я, Фируза.

За дверью притихли, потом раздался ритмичный скрип, словно бы кто-то поднимался по лестнице, дверь чуть-чуть приоткрылась, и сквозь нее прорвался во тьму дрожащий луч света. На черном, словно намазанном гуталином лице сверкнули белки глаз.

– Фируза?

Раничев распахнул дверь и тигром ворвался внутрь, кубарем полетев с лестницы вместе с чернокожей служанкой. За ним в желтоватый полумрак подвала влетел Тайгай.

Представшая их глазам картина напоминала кадр из фильма ужасов. Вкопанный в землю столб с привязанным к нему обнаженным девичьим телом, чадящий светильник, разложенные на небольшом столике орудия пыток. И окровавленный кнут в руках потной, до пояса обнаженной старухи. Она оказалась крепка и жилиста, даже Тайгаю не сразу удалось ее скрутить, да и Раничев не меньше его возился с чернокожей служанкой – та кусалась, царапалась, верещала – хорошо, ордынец догадался плотно прикрыть за собой дверь. Накрепко связав старуху и негритянку, приятели наконец смогли заняться той, ради которой, собственно, и затеяли всю эту игру. Бледная от ужаса девчонка смотрела на них широко распахнутыми глазами. Грудь ее, крест-накрест, пересекали следы от ударов. Видно, старуха только что начала развлечение.