Взгляд со дна - Юлия Александровна Лавряшина

его еще попробуй найди!

А наутро Лилия увидела рану на нежной коже дочери, ужаснулась, стала вымаливать прощение… И Катя, конечно же, простила ее – как жить в ссоре с единственным человеком, который составляет твою семью? Но головные боли донимали ее еще несколько месяцев, а ночами не давали спать душные кошмары.

Совсем как сейчас…

В камере ворчали, что новенькая храпит как медведь: почему-то о ней говорили в мужском роде. Они напоминали Кате трусливых шавок, у которых не хватает мозгов понять, что шаткий забор, за которым они прячутся от хищника, их не спасет. Стоит только разозлить посильнее…

– Заткнитесь на хер! – орала Катя, не поворачиваясь, и ненадолго они умолкали.

Чего вообще нарывались? Тоже искали смерти? Это вряд ли… Наверное, как в детстве, выпендривались друг перед другом, а сами готовы были обмочиться от страха. Знали же, с кем имеют дело – голыми руками задушит!

Только Сашку не смогла… На ней и погорела. Правда, мучило Катю совсем не это… Почему Сашка не ударила ее, как Логов? Даже не плюнула ей в лицо… Не произнесла ни слова.

«Черт! Черт!» – Она крутилась на шконке, не находя ответа.

Что это было? Презрение вселенского размаха? Уверенность, что Катя не стоит даже движения губ? Сгустка слюны? Или…

А если и Сашка ощущала то же самое внутреннее родство, возникшее в виртуальной переписке? Так же ждала ее сообщений… Улыбалась, получив их. Пусть не знала, с кем беседует на самом деле, но слова-то были ее, Катины. И часто неподдельные – она писала именно то, что думала, и мысли их оказывались похожи, звучали в унисон… Вдруг Сашка не смогла отрешиться от этой близости, даже узнав, кто скрывается за ником Умника?

Катя рывком перевернулась на живот: «Она привязалась ко мне! А я ее как собаку… Герасим хренов. Она не простит. Теперь уже никогда».

Сомнений в этом не было. И все же Катя попросила следователя Чепурина организовать свидание с Сашей Кавериной. Прикинулась, будто хочет попросить у сестры прощения.

Кажется, он не очень-то поверил в ее раскаяние, ведь подследственная временами, когда забывала войти в роль, смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Но просьбу обещал передать.

Неделя прошла в ожидании, но на свидание Екатерину Колесникову так и не пригласили. Чепурин подвел или Саша сама отказалась наотрез? Доведется ли Кате хоть когда-нибудь узнать об этом?

Но что она сказала бы Сашке, если б они встретились? Этого Катя тоже до конца не понимала. Начала бы плакаться? Попыталась бы разжалобить рассказами о несчастном детстве? Только не это! Да ей и плевать… К тому же наверняка Артур Логов уже разнюхал все это, значит, и Саша была в курсе. Тогда о чем говорить сестрам, которые по-настоящему впервые увидели бы друг друга?

Катя уповала на ту самую неподдающуюся осмыслению духовную близость, которая возникла между ними. Потом одергивала себя: «Да какого черта? Она ненавидит меня. Я разрушила всю ее жизнь. Не надо было трогать Оксану… Тогда Сашка могла бы простить меня. Убийство отца с Машкой она пережила бы… Не говоря уж о Владе. Она хоть знала его?»

Резкий голос надзирательницы прервал ее мучительные размышления:

– Колесникова, на допрос!

Спешить было некуда, по роже следователя она ничуть не соскучилась. Катя медленно сползла на пол, обулась, стараясь ни с кем не встречаться взглядами. При надзирательнице и не двинешь никому, если вякнет… Но голоса никто не подал.

– Прямо! Лицом к стене.

Автоматически выполняя уже знакомые команды, Катя подумала: «Я сама теперь как собака… На невидимой цепи. До конца жизни на ней сидеть? Вот уж радость».

На этом свете ее удерживала только надежда поговорить с Сашей. И с каждым днем мысль попросить у нее прощения казалась все менее невероятной. Теперь не было нужды заставлять себя не думать о смысле всего содеянного и бояться проявить слабость. Больше Катя ничего не могла сделать. Судья ее оправданий не услышит, да они и не прозвучат – еще не хватало! На вопросы следователя она отвечала односложно, назначенный адвокат особо ее делом не горел, а Катя не собиралась произносить на суде последнее слово. Если только Сашка придет…

Ночами, закрывая глаза, Катя представляла ее в зале суда. Как называются люди, которые являются поглазеть, как проходят заседания? Зрители? Сашка не могла считаться зрителем, она была втянута в это дело по самую шею… Интересно, носит ли она платочек, чтобы скрыть след от петли, чуть не задушившей ее?

– Лицом к стене! Входи.

Чепурин уже поджидал ее в камере для допросов. Никаких тебе зеркальных стен, обычная убогая каморка. В жизни все куда проще и непригляднее, чем в кино. И журналюги не интересуются историей новой серийной убийцы, которую можно было бы окрестить «Мстительницей», не предлагают миллионы… Никто про нее и не вспомнит, если ей все же удастся вспороть себе вены.

Не поздоровавшись, Чепурин сухо произнес:

– Садитесь. Сегодня у нас на очереди убийство Оксаны Викторовны Кавериной. Рассказывайте, Колесникова.

– Я расскажу…

В горле внезапно пересохло. Катя попыталась сглотнуть, но гортань только судорожно дернулась, и язык застрял, точно кляп. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы снова суметь заговорить:

– Только если вы дадите мне позвонить.

В его взгляде откровенно прочитывалась фраза: «Ага! Разбежалась». Но вслух Петр Валерьевич спросил:

– Кому?

– Саше Кавериной.

От удивления его ноздри на мгновение раздулись, как у оторопевшего коня. «Ага! Не ожидал!» – теперь Катя взглянула на следователя со злорадством.

– Каверина же отказалась от свидания с вами.

– Ну да. Я в курсе… Но, может, по телефону? Хотя бы выслушает меня. Почему нет?

Он не спешил с ответом, щурился на нее, не позволяя рассмотреть, что там во взгляде, поджимал губы.

Кате полегчало от того, каким невзрачным оказался ее следователь… Качать права было бы труднее, если б на его месте сидел Логов с его ясными серыми глазами и немного детской улыбкой. Такую Катя увидела у него только раз, когда Сашка задышала, освободившись от петли. Сама она в тот момент захлебывалась кровью: «Спасибо, Артур Александрович!»

Он ни разу не оглянулся, плевать, что там с ней… Весь сосредоточился на Сашке, но видно было, что ничего грязного нет в его заботе о девочке: осторожно приобнял, как дочь, повел к машине, другой рукой раздвигая набежавших полицейских. Странно, но даже это не откликнулось обидой на Сашку, хотя можно было бы возмутиться…

И говорить Катя хотела совсем о другом.

– О чем вы, Колесникова, собираетесь беседовать с Кавериной?

– Я уже говорила… Хочу,