Вероника (СИ) - Софи Майерс

где мне довелось пожить какое-то время. Стильная, строгая, была его продолжением. Что с ней теперь стало?

Михаил быстро снял пальто и обувь, принялся расстегивать мою куртку, но я вцепилась в его руки, со страхом посмотрела на него:

— М-миш, я сама, — совсем скоро он узнает, что я беременна. Тревоги, что спали внутри меня, обострились, я шагнула назад, все еще сжимая края куртки.

— Хорошо, — Миша поднял ладони, отступил, но на его лицо словно набежала тень.

Пытаясь оттянуть неизбежное, я села на кушетку и стала стаскивать сапоги, получилось неуклюже, хотя живот еще не мешал.

Краем глаза я видела как Миша дернулся, как забегали глаза. Медленно расстегивая куртку, я не смотрела на него.

Тяжело вздохнув я развернулась, сняв куртку повесила на вешалку. Вот и все прятаться было негде, а обтягивающее платье выдавало мою тайну. Повернувшись я положила руки на живот, во все глаза смотря на мужчину.

Михаил смотрел на мой живот и молчал. Его лицо окаменевшее, строгое, заставило меня испугаться. Взгляд заметался по пространству коридора. Сколько я готовилась к этому моменту? Придумывала слова, а сейчас стояла как рыба в рот воды набрав.

— Это и есть моя новость, — с трудом разлепив губы начала я, — я беременна, уже пятый месяц скоро, кхм, Миш — это твой ребенок! — как же трудно было это сказать. Я чувствовала себя пойманной на преступлении, может сознательно готовила к тому, что Миша мне не поверит? Прогонит прочь…

Миша снова дернулся. Он сделал неторопливый шаг вперед ко мне, закрыл рот ладонью, провел по затылку, взлохмачивая волосы, а потом сделал то, что я никак не ожидала — упал на колени передо мной, обхватывая руками и припадая лицом к животу. Его плечи задрожали и он начал плакать, а вместе с ним и я.

Потом Миша встрепенулся, подскочил на ноги, я взвизгнула, когда он подхватил меня на руки:

— Миша, что ты….делаешь? — рассмеялась я.

— Вероника, ты себе представить не можешь насколько я счастлив! Я ехал за тобой, но обрел еще и ребенка!

Из его груди раздался победный клич и я снова рассмеялась. Тугой комок страха, что сидел во мне окончательно растаял.

Широко шагая, любимый отнес меня на диван, а сам сел рядом.

— Ты должна мне все рассказать? Ты уже знаешь кто у нас родиться? — его глаза светились счастьем, а сам он не переставая улыбаться целовал мои руки.

— Нет, не знаю, мне не делали УЗИ, — пожала плечами, мне столько всего хотелось рассказать, поделиться эмоциями и переживаниями, но вдруг мой желудок издал протяжный звук.

— О! Малыш проголодался, — Миша рассмеялся, дотянувшись до телефона он заказал обед в номер.

— Я правда не сплю? Ты правда приехал за мной? — задала я глупый вопрос.

— Правда, я ведь так виноват перед тобой, уехал на один месяц, а прошло четыре. Иногда меня охватывало такое отчаяние, что ты считаешь меня обманщиком, а когда ты вдруг пропала то я предпринял все возможное, чтобы разыскать тебя. Почему ты ушла из дома?

— Меня хотела выдать замуж, — поежившись сказала, отвернувшись к окну.

— И ты ушла из дома, потому что верила мне?

— Да, по другому и быть не могло, правда были моменты отчаяния, но мне всегда везло на подруг, — тихо захихикала, а Миша притянув меня к себе поцеловал в висок.

— Я буду благодарен им всю жизнь, — прошептал он мне на ушко. — Вероника, ты обследовалась у врача, с малышом все в порядке? Что-нибудь нужно?

— Все в порядке, скоро делать УЗИ, как раз бы узнала кто там Александр Михайлович или Анна Михайловна, — лукаво сказала я, Миша задумался на мгновение.

— Мне нравится, но обследоваться ты будешь не здесь, сегодня ночью мы улетаем.

— Куда?

— Вероника, мы не будем жить в этой стране, для меня это больше не доступно. Эти дни в Москве можно сказать последнее прости этому городу, но я обязан спросить тебя, поедешь ли ты со мной?

— Ты еще спрашиваешь? — грозно сказала я, уперев кулаки в бока. — Я столько тут пережила, любила, верила, чтобы остаться здесь?!

— Ну-ну тише, однажды ты поругала меня, что я решаю все за тебя, поэтому и спрашиваю.

— Сравнил, — пробурчала я. — Расскажи лучше, что там с тобой происходило?

В дверь номера участливо постучали, это принесли еду. Пока я не съела все до последней крошки Миша не начал говорить.

Глава 29

Михаил Астахов (от первого лица)

Человек может пережить много горя — я знал это не понаслышке.

Автомобиль увозил меня из Москвы, но там осталось мое сердце — любимая Вероника!

Что я испытывал в тот момент?

Весь спектр гадких эмоций. Самой яркой была ненависть к себе. Снова я предавал ее, утаивал, недоговаривал.

События последний недель менялись столь стремительно, что я и сам не успевал за ними. Меня морально вымотала эта ситуация. Вспоминая наш разговор в вагоне Сапсана, думал ли я тогда, что все вот так обернется?

Нет, конечно!

Ведь тогда самой важной проблемой для меня была сделка с китайцами, а оказалось, что кому-то понадобилась моя жизнь и мой бизнес.

Я не был хорошим человеком. Вся моя жизнь была похожа на череду событий, что сменялась передо мной как в диафильме.

И в ней всегда было слишком много НИКОГДА.

Я никогда не был хорошим сыном!

Точнее я стал главным разочарованием в изящной жизни моих родителей. Я должен был гордостью, тем, кого не стыдно показать "высокородным" друзьям. Как элитный скакун, что выдрессирован, быть лучшим.

Все, что я делал, было, протестом. "Закусывая удила" я вытворял дикие вещи, лишь бы родители, наконец, увидели во мне личность. Для них я оставался маленьким мальчиком, который должен был сделать, как скажут мама и папа.

Увлечение азартными играми, стало апогеем моих отношений с отцом. Только он в свойственной ему упертой манере, решил все по своему, а именно подыскал мне жену, что должна была зажать поводья сильнее.

Я никогда не был хорошим мужем!

Но, после их смерти, именно с Мариной я так часто разговаривал. Скромная, воспитанная девочка из Тюмени, поняла меня, потому что сама росла в такой семье. Она не стала противиться моему увлечению, доверившись мне, что я скорее откушу себе руку, чем позволю проиграть хоть рубль собственных денег. Мои родители давили на нее, но она была на моей стороне, и как ожидалось, стала непутевой невесткой.

Я полюбил ее, но моя любовь была уродлива. Утром я мог завалить ее цветами, а всю ночь просидеть за покерным