Реальный социализм - Николай Старилов

Следовательно, уничтожение разрыва между городом и деревней не представляет собой утопию также и с той стороны, с которой условием его является возможно более равномерное распределение крупной промышленности по всей стране. Правда, в лице крупных городов цивилизация оставила нам такое наследие, избавиться от которого будет стоить много времени и усилий. Но они должны быть устранены — и будут устранены, хотя бы это был очень продолжительный процесс. Какая бы участь ни была суждена германской империи прусской нации, Бисмарк может лечь в могилу с гордым сознанием, что его заветное желание, гибель больших городов, непременно осуществится.

Теперь, после всего сказанного, можно оценить по достоинству ребяческое представление г-на Дюринга, будто общество может взять во владение всю совокупность средств производства, не производя коренного переворота в старом способе производства и не устраняя прежде всего старого разделения труда; будто задача может считаться решенной, раз только „будут приниматься во внимание природные условия и личные способности“. При этом, однако, целые массы человеческих существ останутся по-прежнему прикованными к производству одного вида продуктов, целые „населения“ будут заняты в одной какой-нибудь отрасли производства, и человечество будет, как и до сих пор, делиться на известное число различным образом искалеченных „экономических разновидностей“, каковыми являются „тачечники“ и „архитекторы“. Выходит, что общество в целом должно стать господином средств производства лишь для того, чтобы каждый отдельный член общества оставался рабом своих средств производства, получив только право выбрать, какое средство производство должно порабощать его“.

Средний срок службы домов, которые строятся в СССР с 50-х годов, составляет 50 лет (любопытная деталь: когда эти дома начинали строить, их срок службы был 25 лет, затем он „вырос“ до 50, сейчас нам сообщили, что срок их службы еще „вырос“ до… 100 лет!). Таким образом в конце XX века и начале XXI века начнется их массовое выбытие и возникнет необходимость восполнения этой естественной убыли жилья, а то, что через десять лет жилищная проблема не будет решена даже на нынешнем нищенском уровне — ясно всем, даже составителям „жилищной программы до 2000 года“. Иными словами, в условиях государственного капитализма жилищная проблема оказывается постоянной, она его спутник до конца. Госкапитализм не в состоянии снять ее даже на своем убогом уровне. „Жилищный вопрос может быть разрешен лишь тогда, когда общество будет преобразовано уже настолько, чтобы можно было приступить к уничтожению противоположности между городом и деревней, противоположности, доведенной до крайности в современном капиталистическом обществе“.

Для олигархии непосильная задача доказать людям, живущим до сих пор в подвалах и бараках или в квартирах, где на каждого человека приходится менее 5 метров на человека (о деревне, просто не знающей что такое цивилизация, я не говорю вообще) — а таких миллионы, что они живут при социализме. И это на восьмом десятилетии „Великой Социалистической Революции“!

К чему стремятся сейчас? К какому уничтожению противоположности между городом и деревней? Деревню времен царя Гороха хотят превратить в деревню „немецкую“ — со всеми удобствами, то есть пытаются „поднять деревню до уровня города“. Глупость и невыполнимость этой задачи очевидна. Этого не удалось бы сделать даже, если бы все деревни получили „удобства“, а будет это… ох, как нескоро это „будет“. Но, допустим, что лет этак через 50 произойдет это чудо. Ну и что? Город останется городом, а деревня… тоже станет городом, только ублюдочным городом, по существу той же старой деревней с ее „идиотизмом“ Вот так уничтожение противоположности между городом и деревней! Превратить деревню в город. Ай да, марксисты, ай да, ленинцы! „Стремится решить жилищный вопрос, сохраняя современные крупные города — бессмыслица“. Между прочим: в „Немецкой идеологии“ К. Маркс и Ф. Энгельс выразились еще точнее и решительней: „устранение города и деревни“, т. е. не просто уничтожение противоположности между городом и деревней, а создание на их основе совершенно нового типа человеческого поселения.

2. Труд

Различие и противоположность между умственным и физическим трудом — эти грехи классового общества полностью исчезнут только при коммунизме, при социализме эта противоположность будет ликвидирована только частично за счет использования свободного времени, и это же использование свободного времени для саморазвития будет постепенно подготавливать полное коммунистическое уничтожение противоположности между умственным и физическим трудом, точнее: будет постепенно происходить при социализме их слияние, взаимопроникновение.

Отработав 4 часа на заводе слесарь сможет заняться изучением звезд в „комплексе свободного времени“ или сажать цветы у своего дома, а инженер с того же завода — заняться скульптурой, если у него есть на это способности или играть в спектакле и т. д. и т. п. И если сейчас это может вызвать недоверчивый смех, то при социализме такое положение дел будет обычным само собой разумеющимся, и люди будут удивляться другому — тому, что такое естественное положение вещей существовало не всегда. И вполне возможно, что через несколько лет слесарь станет астрономом, инженер актером, а астроном и актер станут слесарем и инженером — и такая смена занятий будет происходить постоянно, и во всяком случае будет существовать возможность, вполне реальная, доступная возможность такой перемены занятий.

Не закрепление человека за функцией, а предоставление ему реальной возможности проявить свои способности — вот главная цель победившего социализма. „Способу мышления образованных классов, унаследованному г-ном Дюрингом, должно, конечно, казаться чудовищным, что настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!“

На первый взгляд кажется, что Энгельс шутит (а кое-кто сейчас даже открыто смеется над „глупостью“ Энгельса — но как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последним, а Энгельс даже мертвый посмеялся в конце концов над столькими глупцами!), а ведь все очень просто, достаточно вспомнить, что в низших формах сложной деятельности все именно так и обстоит — крестьянин, строя себе дом, не приглашает архитектора — он и „архитектор“ и „тачечник“; теперь обратимся к более современному примеру — в кооперативе, т. е. союзе свободных людей (я говорю именно о кооперативе, а не акционерных компаниях или прямо частных предприятиях, прячущихся сейчас у нас под вывеской „кооператив“), совместно владеющих средствами производства каждый как правило выполняет несколько функций, один человек может быть (и действительно является) и директором кафе и официантом и бухгалтером и т. д. „Но если перемена труда теперь прокладывает себе путь только как непреодолимый естественный закон и со слепой разрушительной силой естественного закона, который повсюду наталкивается на препятствия, то, с другой стороны, сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены отношения. Она, как вопрос жизни и смерти, ставит задачу: чудовищность несчастного резервного рабочего населения, которое держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации, заменить абсолютной пригодностью человека для изменяющихся потребностей в труде; частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнедеятельности“.

Социализм, имеет ввиду Ф. Энгельс, вообще не должен и не может увековечивать разделения труда — („Сапожник, знай свои колод!“ смеется К. Маркс в „Капитале“ над очевидной глупостью в применении к промышленности уже в его время этой поговорки) — для каждого отдельного человека, закреплять его на всю жизнь за одной профессией и уж тем более он не может увековечивать (и не будет) разделения труда на умственный и физический — задача социализма уничтожить и умственный и физический труд, ибо в своем взаимопроникновении и взаимообогащении эти два сорта труда станут при коммунизме совершенно другим качеством коммунистическим трудом, соединяющим и умственный и физический труд. Каким он будет, этот труд и как конкретно будет происходить это слияние, это взаимопроникновение умственного и физического труда — гадать бесполезно. Мы, опять-таки можем говорить и предполагать то, что скорее всего должно происходить непосредственно, сразу после социалистической революции. Ведь несомненно, что социализм еще довольно долго, во всяком случае в течение нескольких десятилетий после победы революции, будет нуждаться и в каменщиках, и в слесарях, и в архитекторах и в мусорщиках — никуда не денешься, мусор, тоже кто-то должен убирать даже при социализме, пока этот неприятный процесс не автоматизирован (другое дело, что труд уборщика мусора, да и любой другой, уже сейчас можно сделать если не приятней, то во всяком случае намного легче и чище) и т. д., словом будет необходимо разделение физического и умственного труда и разделение труда внутри них самих — думать иначе, значило бы впадать в беспочвенный утопизм: социалистическая революция не волшебная палочка, мгновенный взмах которой приносит обладателю ее все, что он пожелает. Где же выход? К. Маркс и Ф. Энгельс прямо указывают нам этот выход: