Соблазн для Щелкунчика - Наталья Борохова

– Можно подумать, Виктор Павлович, что вы меня стараетесь убедить в том, что Петренко и Перевалов виновны! – вкрадчиво заметил Грановский.

– Нет, я не то хотел сказать! – поспешил выкрутиться Виктор Павлович. – Они, конечно, виновны, но…

Полич запутался. Если они виновны, то чего ради он протестует против срока, запрошенного прокурором. Если же ребята невиновны, то почему он не радуется успехам Дубровской, даже если они на настоящий момент кажутся весьма призрачными.

«Рыльце-то у тебя в пуху. В этом нет никаких сомнений!» – Грановский был удовлетворен.

Виктор Павлович возвращался домой. Было уже поздно. Он зябко поежился и быстрыми шагами направился к знакомому переулку. Приятный хмель успел уже выветриться из головы, его мысли были кристально ясны. Зачем он ходил к Грановскому? Вопрос без ответа. Хотя это не так… Полич хотел удостовериться в том, что доводы Дубровской яйца выеденного не стоят. Он рассчитывал, что блестящий адвокат, каким он считал Грановского, камня на камне не оставит от ее складно рассказанной истории. Он хотел быть уверен, что тревога, прочно обосновавшаяся в последнее время в его душе, есть не что иное, как расшалившиеся нервишки, последствия многомесячного стресса. Но Семен Иосифович ничего успокаивающего не сказал. Более того, у Полича создалось впечатление, что Грановский играет с ним как кот с мышкой: то напускает на себя дружеское участие, то не к месту задает хитрый вопрос-ловушку. Беспокоило Полича и то обстоятельство, что они оба, не сговариваясь, опять перешли на «вы», будто бы каждый из них хотел откреститься от близкого знакомства, которое им когда-то было в радость.

Вечер был теплым, но Поличу внезапно стало зябко. Захотелось засунуть руки под мышки и припустить что было мочи к дому. Виктор Павлович почувствовал себя неуютно. Здесь, на скупо освещенной фонарями улице, всего в нескольких минутах ходьбы от его двора, ему почудилось присутствие кого-то постороннего, какой-то неясной опасности, и, как на грех, на улице было на удивление малолюдно. Женский силуэт скрылся в арке. Пьяная компания, вопившая удалые песни, свернула в переулок, и все – Виктора Павловича окутала тишина. Это не было то благостное безмолвие, которым Полич так любил наслаждаться на даче, в лесу. Его почти душила мрачная тишина. Он ускорил шаг.

Кому скажи – не поверят. Он, директор крупного охранного агентства, боится! Ведь чего проще – попросить своих подчиненных сопровождать его до дома. Думается, двоих человек было бы достаточно. Проводили бы до квартиры, отогнали автомобиль на стоянку. Впредь так оно и будет. Более того, он не обязан заявлять им о своих подозрениях. Босс приказал – и точка! Мало, что ли, случаев показывают в криминальной хронике? Так какого же лешего он вообразил себя сказочным Кощеем? «Человек смертен, и это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!» – говорил его любимый Булгаков.

Коря себя за непредусмотрительность, Полич короткими перебежками добрался наконец до родимой арки. Несколько метров, и он во дворе. Там дверь с кодовым замком, тихий подъезд, спокойная квартира… Он почувствовал себя намного лучше. Войдя в арку, оглянулся, чтобы убедиться, что за ним нет преследования. Полич перевел дух, и вдруг темная громада автомобиля с потушенными фарами, заслонив собой большую часть свободного пространства, появилась со стороны двора. Виктор Павлович застыл на месте, а адская машина неслась прямо на него. Бежать вперед или назад бессмысленно. Он шарахнулся к стене. Вжавшись в кирпичную кладку спиной, он выпростал в стороны руки и, казалось, слился с холодной поверхностью. Машина промчалась от него в нескольких сантиметрах. Виктору Павловичу почудилось, что волосы на его голове встали дыбом. Он кинулся бегом по двору, ожидая, что в любую минуту услышит у себя за спиной визг тормозов и удар. Руки его дрожали, сердце гнало кровь бешеными неровными толчками. В несколько прыжков он преодолел расстояние до своего подъезда. Все – жив! Но все ли? Что это была за машина? Не заодно ли с теми подозрительными «Жигулями», которые уже несколько дней вели возле его дома непонятную разведку? Значит, преследователей несколько! Они оснащены средствами передвижения и терпеливы. Сегодня они попытались сделать его жертвой наезда автомобиля, завтра могут придумать кое-что и получше! Господи, он на крючке!

Полич зашел в подъезд и собирался было нажать на кнопку вызова лифта, но тот оказался занят. Подниматься пешком или ждать лифт? А что, если в кабинке окажутся его недруги? Ему было отчетливо слышно, что лифт спускается вниз, и через несколько секунд раздумывать будет поздно. Тогда бегом наверх! Но он живет на десятом этаже! Догнать его будет проще простого. Может, спасение на улице? Но нет, там автомобиль с преследователями. Что же делать?

Дверцы лифта раздвинулись. Полич стремглав взлетел на пол-этажа.

– Виктор? – услышал он знакомый голос. – Виктор, это ты?

Виктор Павлович оглянулся. На первом этаже стоял его сосед по подъезду, в тапочках и спортивном трико. Полич постарался изобразить радушие, но, видимо, ему это удалось плохо. Сосед смотрел на него удивленно.

– Виктор, у тебя все нормально? Вид у тебя какой-то не такой…

– Да все хорошо. Просто я немного припозднился, – оправдывался Полич. – Вот спешу домой. Сын поди заждался… А ты сам куда?

– Да не поверишь! – махнул рукой сосед. – Опять со своей благоверной поцапался. Вот ведь стерва, схватила мои ключи от автомобиля и была такова. Как пить дать к матери полетела жаловаться!

– Ничего, вернется, – утешил Полич. – Они, бабы, всегда возвращаются. Остынет немного, поплачет и вернется. Не расстраивайся!

– Да стал бы я из-за нее расстраиваться! – закипятился сосед. – Машину ведь разбить может. Поехала, зараза, даже фары забыла включить! Ты что смеешься?

Полич беззвучно трясся. Он сел на ступеньку, плечи его ходили ходуном. Недавно пережитый страх возвращался нервным, почти истерическим смехом. Надо же! Это его соседка Тамара, в очередной раз устроив своему мужу сцену, угнала семейный «Ниссан Максиму». А он-то думал!

– Ничего тут нет смешного! – насупился сосед.

Полич почувствовал облегчение. Нет никаких преследователей! Ему все почудилось. Ложная тревога!

– Да что ты! – оправдался он перед соседом. – Какой уж тут смех! Поднимемся ко мне. Может, чего выпьем перед сном.

Сосед с радостью согласился.

Когда в окне на десятом этаже зажегся свет, неприметные «Жигули» под старым раскидистым тополем сдвинулись с места. Мужчина на переднем пассажирском сиденье взял телефонную трубку:

– Наш знакомый вернулся домой, – сообщил он негромко. – Все, понял… На сегодня отбой!

Накануне оглашения приговора по делу Петренко и Перевалова Елизавета почти не спала. Беспокойные мысли копошились в голове, мешали расслабиться. Только на рассвете, когда измученный ночным бдением рассудок потребовал покоя, она забылась коротким тяжелым сном. Ей снился зал судебного заседания, участники процесса, среди которых белым пятном выделялась высокая нескладная фигура ее подзащитного. Лицо Петренко казалось напряженным. Он беззвучно шевелил губами, словно произносил молитву. Выцветшие блекло-голубые глаза наполнились ужасом, когда прозвучала короткая фраза, хлесткая и меткая, как выстрел: «Приговаривается к расстрелу!» Все взгляды обратились к Елизавете. «Вы не можете так поступить! – закричала она. – Он же невиновен!» Ей ответил издевательский смех Савицкой: «На что вы надеялись, милочка?»

Она проснулась. На часах было около восьми. Она поплелась в ванную. Времени было более чем достаточно, чтобы привести себя в порядок, но на Лизу накатила странная апатия. Ей до ужаса хотелось, чтобы пытка, через которую ей сегодня предстояло пройти, оказалась уже позади, чтобы она так же чистила зубы и принимала душ, но уже готовясь ко сну. Она вяло выбрала себе одежду. Вспомнив, что наверняка приговор будет транслироваться по телевидению, она замерла перед зеркалом. «В конце концов, какая разница, как я выгляжу! Предстоит недолгий судебный спектакль, в котором мы с Петренко выступим в главных ролях. Я – в качестве малоопытной адвокатессы, неудачно выполнившей свой долг. Он – как злодей, получивший по заслугам».

Лиза почувствовала прилив злости. Хотите спектакль? Вы его получите. Злорадно улыбнувшись, она открыла шкаф и, полюбовавшись пару минут на пестрый ворох шейных платков, газовых шарфиков, галстуков, выбрала самый неподходящий к случаю – детский платок с озорными далматинцами на ярко-зеленом поле. «Жаль, что я не могу повязать его себе на голову в качестве праздничного банта. То-то была бы потеха!»

Когда она подъехала к зданию суда, толпа журналистов с камерами уже просачивалась через гостеприимно открытые двери. У Лизы схватило живот, что было ее обычной реакцией на стресс. Поборов искушение, она не стала снимать с шеи платок. Вызывающе задрав голову, прошла мимо Савицкой, окруженной тугим кольцом представителей прессы и телевизионщиков. Являя собой образчик достижений ювелирно-портняжьего мастерства, окутанная стойким ароматом модных духов, Вера Мироновна снисходительно взирала на голодную до сенсаций журналистскую братию. Она отвечала на вопросы, позировала перед камерой, выбирая удачный ракурс.