Черный хрусталь - Алексей Бессонов

– А? – я не сразу понял, о чем он говорит. – Четверых.

– Всего-то? Я, кажется, семь штук сделал. Шустро они бегают!

Меня трясло. Я дотянулся до фляги, оставленной Эйно, кое-как отвернул ее пробку и начал пить – жадно, почти захлебывась, я пил до тех пор, пока спазм не сдавил мне горло. Тогда я лег на мешки и закрыл глаза.

– Устал, что ли? – удивился Шейл.

– Да так, – ответил я. – Не выспался немного.

Мне не хотелось рассказывать ему о том, что я пережил парой минут раньше. Рассказ получился бы слишком долгим, а говорить мне сейчас вообще не хотелось. Интересно, кого я все-таки уложил? Какого-нибудь великого местного воина? Ведь он один из всей этой оравы не стал метаться под пулями, он один попытался ответить нам – остановить нас!

В нашей комнатке появился Эйно.

– Ну как? – поинтересовался он. – Какой у нас счет?

– Четыре и семь, – вяло ответил я, продолжая лежать.

– Ого, неплохо для начала! И кто семь?

– Шейл. Я четыре. Не выспался…

– В вас кто-то стрелял – слышали?

– Да? – удивился Шейл. – А я не заметил…

Я сел и снова протянул руку за вином.

– Стреляли, – согласился я, отрываясь от горлышка, – вот стрелка-то я и уложил. Можете поглядеть на бойницу – там, снаружи, след от пули.

– Так он что – попал? – Эйно чуть не посерел. – Из чего?

– Из мушкета, ваша светлость, из самого обычного старого мушкета с дрянным дымным порохом. Кажется, у него был хороший прицел. Я не сразу смог достать этого лысого мерзавца: он прятался, как червяк. В конце концов, правда, я его опередил. Прицел-то его, в сущности, и подвел.

* * *

Кажется, мало кто из нас спал в эту ночь. Незадолго до заката кхуманы предприняли еще одну попытку взобраться на стены, такую же бестолковую, как и прежде, но, потеряв не менее двух десятков человек убитыми и ранеными, удрали в лес. После нашей с Шейлом «охоты» лагерь, очевидно, переместился глубже, и теперь мы могли видеть лишь далекие огоньки костров, просвечивающие сквозь заросли.

С наступлением темноты мы с Эйно покинули наш пост наверху и засели в зале. Компанию нам составляли Визель с Даласси, Ута и доктор Доул, оказавшийся большим охотником до вина и костей. Единственный раненый – молодой парень, получивший царапину на голове и легкое сотрясение, – был обработан бальзамами и отправлен в казарму спать.

К полуночи неожиданно потеплело, но небо оставалось ясным. Я сидел неподалеку от камина, глядя, как Доул с Эйно увлеченно бросают кости, и потягивал отличное винцо из запасов хозяина. Если бы не фигуры на стене, отчетливо выделяющиеся на фоне почти светлого неба, можно было бы подумать, что небогатый землевладелец просто коротает время в замке со своими гостями.

– Итак, – произнес вдруг Эйно, которому выпало три, – дорогой барон, вы наконец определились с нашей сделкой?

Визель вздрогнул. С неудовольствием поглядев на Доула, который был поглощен подсчитыванием мелких серебряных монет, перешедших на его сторону стола, он уперся взглядом в Эйно, но тот смотрел с привычной невозмутимостью, и Визель сдался.

– Я долго думал об этом, – вздохнул он, – и теперь вижу, что другого выхода у меня действительно нет. Я принимаю ваши условия.

– И что же, вас устроит Бургас?

– Мы говорили об этом с Далли, – Визель немного замялся и потянулся за вином, – по его мнению, в этой стране хорошие возможности для человека с деньгами…

– Для цивилизованного человека, – кивнул Эйно, – там действительно рай. Если вы вложите свой капитал в торговлю с Пеллией и Ханонго, то через несколько лет сможете завести себе настоящий замок, гарем и даже личную гвардию. Что ж, я одобряю ваш выбор. Завтра мы обменяем товар на золото и побрякушки. Что вам лучше – металл, камни или изделия?

– Лучше и то и другое, – смущенно отозвался Визель, – ведь я не очень знаком с этой страной.

– Прекрасно. Побрякушки и камни у меня с собой, а большую часть металла вы получите на корабле.

С этими словами он повернулся к Доулу и сделал ему знак бросать. Игра шла по маленькой, так, ради забавы: на столе не было ни одной золотой монеты, но раздражительного доктора и такой интерес захватывал с головой. Кости с сухим треском упали на столешницу.

– Ну вот, теперь вы в проигрыше, – удовлетворенно заметил Эйно и взял в руку карандаш, которым он записывал на клочке бумаги результаты игры. – В банке было пятьдесят при ставке в пятнадцать – значит, с вас семь серебрушек и одна медяшка. Поехали дальше… увеличим ставку?

– Банк?

– Тяну до сотни.

– Поддерживаю, – Доул полез в карман и выбросил на стол горсть медных и серебряных монеток.

– Если так пойдет и дальше, вы проиграете мне свою клизму.

– Никогда, ваша светлость. Ротный клистир – это святое. Скорее я поставлю собственные штаны.

– Не нравятся мне ваши штаны. Мне они велики. Вброс…

Кости вновь упали на стол, но игроки не успели даже взглянуть на них: снаружи раздался взрыв, сразу за которым последовали крики и несколько винтовочных выстрелов – а потом, будто проснувшись, загрохотала «перечница».

– Потайной выход! – рявкнул Эйно, срываясь с места.

Похватав оружие, мы все выбежали на воздух. Эттила светила ярко, и ее света было вполне достаточно для того, чтобы разглядеть все происходящее. Очевидно, кхуманы, отчаявшись взять нас в лоб, отыскали-таки скрытую в кустах дверь и, взорвав ее порохом, ворвались во двор, чтобы нарваться прямиком на разбуженного грохотом Бэрда. Он встретил их достойно: «перечница» гремела не переставая, ей вторили частые выстрелы карабинов.

– Лежать! – неожиданно рявкнул Эйно, сбивая с ног оказавшегося рядом с ним Визеля.

Над нами пролетели несколько пуль, выпущенных теми, кто успел прорваться во двор. Я свалился на землю, быстро откатился в сторону, под прикрытие тени стены и ужаснулся: из каморки, в которой повар держал свои сети и прочие рыболовные снасти, валила целая толпа! Бэрд укладывал их кучами, каморка, по-видимому, уже превратилась в набитую фаршем мясорубку, но они лезли, как заведенные, едва успевая сделать в нашу сторону один бестолковый выстрел – и сразу умирая, разорванные на куски страшными пулями, летящими на них из-за «мешочного» бруствера.

Атака прекратилась так же неожиданно, как и началась, и я с изумлением обнаружил, что успел расстрелять весь магазин своего карабина.

– Внимательно на стенах! – гаркнул Эйно, не спеша почему-то вставать на ноги. – Это мог быть отвлекающий маневр!

– Боюсь, вы переоцениваете нашего неприятеля, князь, – услышал я совершенно спокойный голос Даласси. – Таких стратегических гениев у кхуманов просто нет: они нагнали сюда огромную толпу молодых фанатичных монахов, которые готовы лезть под пули, вот и все.

– Снаружи спокойно! – крикнул кто-то со стены.

Эйно наконец поднялся и двинулся к самодельному редуту, который возвел по моему совету Бэрд. Подготовился он основательно: стены сооружения были сложены из двух рядов мешков, сверху лежали толстые, хотя и немного подгнившие доски, вполне еще способные защитить от не слишком крупных осколков.

– Доктора! Доктора сюда! – вдруг крикнул кто-то внутри укрепления, и я поспешно бросился вперед.

Навстречу мне уже выволакивали рослого солдата с окровавленным плечом. Его левая рука висела плетью, и я сразу подумал, что дело тут, пожалуй, плохо. Не обращая внимания на остальных, я помог довести его до башни и тут же кинулся к своей сумке, в которой лежали хирургические инструменты и лекарства.

Прибежавшая следом Ута умчалась на кухню за кипятком, который по распоряжению Доула должен был наличествовать в любое время.

– О, проклятье! – возопил доктор, увидев раненого. – Мооле! Как же это тебя?

– В щель влетела, – простонал наемник, укладываясь на топчан. – Что там… руку-то хоть не отнимете?

– Сустав не задет, – сухо определил Доул, когда я срезал с раненого рукав его куртки и разодрал фуфайку. – Так… спирт. Кипяток. Вина ему, да побольше. Держись, Мооле, сейчас будем в тебе ковыряться…

С круглой мушкетной пулей мы провозились два часа. В конце концов, зашив рану и наложив лубки – оказалась задета кость, – мы вернулись к столу. Мооле, накачанный вином по самую макушку, спал в складной походной кровати, придвинутой поближе к теплу очага. Посмотрев на свой хронометр, я выпил стакан вина и свалился прямо там, на второй койке, принесенной слугами. Засыпая, я слышал, как Эйно и Доул невозмутимо рассуждают об изменении ставок.

А утром к нам явился парламентер.

Я как раз заканчивал перевязывать стонущего – не столько от боли, сколько с похмелья – Мооле и подумывал о скором завтраке, как в ворота сильно грохнули и чей-то сиплый голос завыл на западном диалекте:

– Эй, в крепости! Эй, отвечайте! Спите там, что ли?

Через некоторое время ему ответил голос Даласси:

– Что надо?

Я завязал на Мооле последний узелок, еще раз предупредил его, что вино – только после завтрака, и поспешно выбежал из башни. Посреди двора стояли Даласси, Визель и Эйно с лукаво-задумчивой, совершенно плутовской миной на лице.