Опричнина - Александр Зимин

Уже П.А. Садиков показал неправильность мнения С.Ф. Платонова, полагавшего, что сразу же после казни Владимира Андреевича в опричнину был взят Дмитров[1648]. Действительно, компенсация В.Ф. Воронцова и И.Ю. Грязного (опричником он не был) около 1571/72 г. землями в Дмитровском уезде вместо отобранных у них владений противоречит утверждению о том, что этот уезд в года опричнины попал в государев удел.

О высылке вотчинников из Переславля на следующий год после введения опричнины писали Таубе и Крузе[1649]. Это сообщение Л.М. Сухотин[1650] принимает за сведение о переходе Переславского уезда в опричнину. Но и в данном случае речь идет об опалах, а не об опричных переселениях (переславцев мы находим в Казани). На основании актов князей Засекиных С.Ф. Платонов датирует переход Переславля в опричнину 70-ми годами XVI в.[1651] С.Б. Веселовский относит взятие этого уезда в государев удел к 1568 г.[1652] П.А. Садиков дает более широкую дату — 1565–1571 гг.[1653] В подтверждение своего вывода он приводит два факта. В 1573/74 г. князь Д.И. Засекин дал в Троицкий монастырь земли, которыми царь его «пожаловал против переславские вотчины селца Козлова»[1654]. Но Засекины были выселены в Казань в 1565 г., и потеря ими переславских земель не может быть объяснена взятием Переславля Залесского в опричнину. Не более убедителен и второй пример, приводимый П.А. Садиковым, — потеря И.Ю. Грязным переславского села Шубина до 1571 г.[1655] «По Кирилло-Белозерской тарханной грамоте 1577 г., - пишет П.А. Садиков, — Переяславль значится «дворовым», следовательно, благодаря поступлению города во «двор» и потерял свою старую вотчину Грязной»[1656]. Выше мы уже говорили, что состав дворовых городов 1577 г. не может служить надежной опорой для выяснения опричной территории в 1565–1572 гг. Поэтому приведенное рассуждение П.А. Садикова не убеждает исследователя в правильности зачисления Переславля-Залесского в опричные города.

Р.Г. Скрынников, принимая гипотезу Л.М. Сухотина, обращает внимание на то, что центр опричнины — Александрова слобода-находился на территории Переяславского уезда, а также и на то, что из этого уезда вышло много опричников[1657]. Но ни один из этих доводов не имеет доказательной силы, ибо непосредственно не свидетельствует о принадлежности Переславля к опричнине.

С мнением П.А. Садикова о переходе в опричнину какой-то части Московского уезда также нельзя согласиться, ибо он ссылается лишь на то, что у трех московских детей боярских Паховых еще до февраля 1567 г. была «отписана на… царя» деревенька Дедернина этого уезда[1658]. Но владение Паховых могло быть просто конфисковано у них «в опалу» точно так же, как лишился деревни Дедерниной ее предшествующий владелец конюх Герасим Быкасов. Герасим, вероятно, пострадал за антиопричные выступления своего родича члена Земского собора 1566 г. крестьянина Бундова (отцом последнего был Бунда Быкасов).

Уже С.Б. Веселовский обратил внимание на казавшийся ему парадоксальным факт «полного несоответствия» упоминания духовной грамоты Ивана Грозного (1572 г.) об отобранных царем вотчинах стародубских князей с фактами продажи и дачи по душе этих же земель их бывшими владельцами[1659]. В самом деле, Спасо-Ефимьев монастырь приобрел следующие земли, числящиеся по духовной 1572 г. за Иваном IV: по духовному завещанию 1562 г. Тимофея Федоровича Пожарского В монастырь перешло село Фалеево[1660]; еще в 1568–1569 гг. Иван Васильевич Черный Пожарский передал в монастырь село Троицкое в Стародубе Владимирского уезда[1661]; вдова Петра Борисовича Пожарского Феодосья с двоюродным братом Петром Тимофеевичем в 1571–1572 гг. дали в монастырь село Дмитреевское по духовной сына Феодосьи Ивана (того же года)[1662]; в том же году та же княгиня вместе со своей, сестрой Марьей — дочерью Семена Михайловича Мезецкого (вдовой Василия Ивановича Коврова) передала в тот же монастырь село Лучкино в Стародубе[1663]. Ковровы также сделали значительные вклады землей в Спасо-Ефимьев монастырь. В духовной Ивана Грозного помещен следующий текст: «село Рожественское да деревня Каменное да три села Васильева, что было князь Иван князь Семенова сына Пожарского». Речь идет, конечно, об Иване Семеновиче Коврове[1664]. В 1566–1567 гг. он передал спасо-ефимьевским старцам село Рождественское[1665]. Уже к концу 1566 г. И.С. Ковров получил обратно конфискованную у него вотчину: в ноябре он продал половину сельца Васильева, деревню Каменку и другие Петру Ивановичу Ромодановскому[1666].

В 1571/72 г. упомянутая нами княгиня Марья Коврова передала в монастырь сельцо Андреевское Суздальского уезда[1667]. В 1572/73 г. Иван Васильевич Гундоров пожертвовал на помин души половину села Воскресенского[1668]. Вторая половина попала в монастырь только в 1579/80 г. от Андрея Ивановича Гундорова[1669]. Село Антиохово перешло в Спасо-Ефимьев монастырь от Ульяны Гундоровой в 1572/73 г.[1670] Кривоборским было возвращено и село Нестеровское, упомянутое в духовной Ивана IV, как «князь Ивана Меньшова князя Ивана сына Кривозерского». В 1586/87 г. его отдал в Спасо-Ефимьев монастырь князь Федор Иванович Кривоборский[1671]. Пополнил свои владения за счет стародубских княжат и Троицкий монастырь. В 1569/70 г. вдова Андрея Ивановича Стародубского Марья дала вкладом основную часть сельца Пантелеева[1672], Ефимья, вдова Афанасия Андреевича Нечаева-Ромодановского, в 1570-71 г. передала туда село Татарово[1673]. В духовной Ивана IV упоминается «село Амелево, что было князь Никиты Стародубского». Еще С.В. Рождественский предположил, что речь здесь идет о селе Хмелево (Хмелеватое)[1674]. Это село в 1569/70 г. передали в Троицкий монастырь жена князя Никиты Аграфена и ее сын Иван[1675].

Причины кажущегося несоответствия духовной Ивана IV с владельческой практикой 60-70-х годов XVI в. можно объяснить следующим образом. В мае 1565 г. многие из стародубских княжат были выселены в Казань и Свияжск, а их земли отписаны на царя. Среди «казанских жильцов» находятся упомянутые в духовной Грозного Иван Васильевич и Роман Иванович Гундоровы, Афанасий Андреевич Нагаев, Никита Михайлович Стародубский, Михаил Борисович, Петр и Семен Пожарские, Семен Иванович Мезецкий, Иван Ромодановский, Андрей Кривоборский.

В завещании Ивана IV встречается также село Залесье Никиты и Силы (в духовной описка — Амы) Григорьевичей Гундоровых и село Палех Дмитриевых детей Палецкого. Гундоровы, вероятно, попали в опалу из-за несчастного разгрома русских войск под Оршей, в которых они сражались. В этой же битве участвовали Федор и Семен Дмитриевичи Палецкие[1676].

В июле 1567 г. во время сражения с литовскими войсками был взят в плен князь Василий Дмитриевич Палецкий, который вскоре после этого умер от ран[1677]. В 1566/67 г. по распоряжению царя вотчина Дмитрия Федоровича Палецкого (умер около 1556 г.) и его детей Василия, Семена и Андрея, находившаяся в Бежецком Верхе и Костроме, была роздана в поместья. Конфискация земель Палецких вызывалась не только пленением Василия, но и давнишней близостью этих князей к старицкому дому[1678]. Позднее эта опальная раздача была признана недействительной, и Андрей Палецкий получил свою вотчину обратно[1679].

Когда весной 1566 г. из белозерской ссылки вернулся князь Михаил Воротынский, он получил то ли в удел, то ли в вотчинное владение земли всех стародубских княжат, упомянутых в духовной Ивана IV. Это было кратковременное пожалование, ибо уже почти в то же время значительную часть княжат из числа «казанских жильцов» амнистировали и начали постепенно возвращать на свои места[1680]. Конфискованные ранее у них владения были отписаны у князя Михаила на Ивана IV («Остались за мною у князя Михаила Воротынского»[1681]. Процесс возврата земель их прежним стародубским владельцам или их наследникам шел очень медленно. Его можно проследить по случайно сохранившимся грамотам. О том, что еще до 29 марта 1567 г. временную компенсацию за село Меховицы («доколе его… опишут и измеряют») получил князь Роман Иванович Гундоров, уже приходилось упоминать. 25 мая 1568 г. по царской грамоте владимирский городовой приказчик отделил бывшему казанскому жильцу Ивану Васильевичу Гундорову к полуселу Воскресенскому ряд деревень (из бывшей вотчины Федора Гундорова)[1682]. Эту половину села И.В. Гундоров через несколько лет передал в Спасо-Ефимьев монастырь.