Татуиро (Serpentes) - Елена Блонди

Берита в хижине задышала ровнее, разошлись нахмуренные брови, и рука отпустила нагретую рукоять ножа.

— Терика…

Маленькая жена вождя приподняла голову и повернулась к мужу. Прикрытый узорчатым покрывалом щит у стены светился сквозь ткань, и в слабом свете профиль Мененеса был будто вырублен из комля каменного дерева.

— Ладда-ха, — подсказала она, прикоснувшись губами к толстой мочке его уха. И постаралась улыбнуться. Вождь имеет право дарить любовь многим женщинам, но всё-таки ей стало грустно. Дождалась, когда он задышит ровнее, и легла на спину, глядя в потолок, где на широких балках бродили медленные отсветы щита. Перебирала в голове женщин деревни. Ни одной с таким именем не вспомнила. Ни среди замужних, полных женской силы, ни среди девочек, ещё носящих тайки по-мальчишески, вокруг бёдер. И, прижимаясь к широкой спине, догадалась — вождь придумал имя для их дочери! Положила руку на круглый живот и заснула с улыбкой.

Тику не спал. Отставив в сторону пустой кувшин из-под отты, уже залитый приготовленным отваром, он достал из тайника коробку, слаженную из коры. Вынул крыло сумеречной бабочки и положил на колени плоскую раковину. Крыло надо было долго растирать сухими пальцами, терпя острую щекотку от мелких игольчатых осколков. Должен получиться тонкий порошок, без крупиц. И дышать надо в сторону, чтоб не развеять его по затхлому воздуху. Работа была долгой, Тику сначала бормотал заклинания, потом пел длинные песни, а потом просто молчал, думая о своём. Пока не чихнул от того, что порошок стал подниматься в воздух сам по себе. Он взял с пола приготовленную половинку скорлупы чёрного ореха и бережно ссыпал в неё мерцающий порошок. Долго возился, стряхивая остатки со светящихся пальцев, а когда уже ничего не стряхивалось, облизал каждый, вытер пальцы насухо. И, ухватив щепотку порошка, насыпал её горкой на молодой лист песчаницы. Скорлупу прикрыл вощеной тряпицей, замотал и отнёс в тайничок, в котором валялись такие же, но пустые скорлупки.

Капнул на серый порошок отты и стал ждать.

Отта, принесенная Мененесом, была сделана хорошо, свежая и сильная, полная юрких и крепких болотников. Тику дважды прочёл заклинание роста, и лужица серой грязи на листке засветилась, стала подниматься, как поднимается из лесной подстилки гриб под тёплым дождем. Еле слышно хлюпая, горка ширилась, подрастала, вытягивая вверх щупальца серого плотного дымка. Тику замолчал и наклонился над ветвящимися струями, широко раскрывая рот и единственный глаз. Серые дымные веточки, покачиваясь, нащупали острыми кончиками дорогу и пошли — в рот, в ноздри, в глаз и во впадину на месте выжженного второго, в уши и в рваную дыру на щеке.

«Забыл, — мелькнуло в хмельной голове Тику, — забыл сказать, что хочу видеть, старый дурень». Но сумрак уже заполнил его мозг, и Тику застыл, сидя на потертой циновке, уронив руки с вяло раскрытыми ладонями и уставив в стену широко раскрытый глаз. Он видел то, что сами сумерки захотели показать ему сегодня.

Глава 35

Зелье Коры

— Ты куда?

Оннали остановилась на пороге, держась за притолоку, браслет, сплетённый из цветной травы, съехал ближе к локтю. Повернулась к отцу удивленным лицом. Но ответить не успела.

— Оставь её, — сказала мать, сидящая у дальней стены над разложенной шкурой. Руки Онны мерно скребли рыхлую после вымачивания мездру, и, сдвинув на край горку белёсой слизи, женщина поворачивала и стряхивала скребок в старую миску. Иногда ребром ладони отодвигала мышелова, который фыркал и пытался сунуть в миску нос, но тряс головой, отпугнутый резким запахом шкуры.

— Я — отец. Пусть она…

— Оннали идёт к сестрам, ночевать. Твоя дочь выросла, Меру, — Онна улыбнулась девочке и кивнула, показывая, что идти можно, — у них теперь свои заботы.

Оннали шагнула за порог.

— Стой! — Меру поднялся с ложа, придерживая неподвижную руку. Пошёл к дочери, запахивая на бёдрах длинную тайку. — Я пойду тоже.

— Мама…

Онна отложила скребок и встала.

— Меру, ты заботливый отец, но хочешь, чтоб парни смеялись над нашей дочерью? Ей на следующий год выбирать!

Меру молча схватил дочь за локоть и ступил на мостки.

— Мама!..

— Да будут тёплыми дожди на вашей крыше, и пусть не переводится в доме еда!

Меру вздрогнул, отпуская руку дочери. Из-за угла хижины под навесик ступила Кора, потряхивая головой, облепленной мокрыми прядями волос. Улыбаясь, цепко оглядела всех троих: надутую Оннали, хмурого Меру, поклонилась стоящей в глубине дома хозяйке:

— А я вот мимо шла, дай, думаю, загляну к Онне, пожелаю ей добра. И тебе, Меру, смелый охотник, пусть рука твоя заживёт поскорее.

Меру буркнул ответное пожелание. Онна промолчала, вытирая покрасневшие руки. Кора внимательно глянула на девочку.

— Оннали собралась к сёстрам, рождённым вместе? Красавица Оннали, будешь там самая лучшая.

— Чего тебе, соседка? — спросила Онна.

— А ничего, Онна, ничего. Я шла домой спать, вот к Сании зайду. У них уродило лесное дерево, мне обещали отсыпать ягод. Пойдём вместе, дочка? Ты к сёстрам, а я за ягодами.

Оннали кивнула и посмотрела на мать, тихонько отступая от отца. Онна стояла, думая. Она не любила Кору, но уж лучше пусть соседка доведёт Оннали до девичьей хижины, чем появится там отец-охотник. Засмеют дочь, задразнят, а ей выбирать себе мальчика-мужа. И сказала мягко:

— Меру, поди в дом, пусть рука твоя отдохнёт. Кора проводит нашу дочь.

— Провожу, милая, провожу.

Меру вернулся и лёг, не спуская глаз с жены, которая, подойдя к двери, посмотрела вслед двум фигурам в сетке дождя и снова занялась шкурой.

— Что с тобой, Меру? Лесной кот сломал тебе не только руку, но и разум? Ты стал как заяц из дальней степи. Что случилось, скажи?

— Ничего.

Руки Онны мерно двигались, и шкура светлела, становясь всё мягче и ровнее.

— Ты выросла красавицей, Оннали, да полюбит тебя Большая Матерь и даст в мужья лучшего.

Идя вслед за девочкой по узким мосткам, Кора разглядывала еле видную в сумраке фигуру, стянутую подмышками красной тайкой. При каждом шаге шелестел на щиколотке браслет с деревянными бубенцами.

— Ты уже выбрала себе первого мужа, дочка?

Девочка, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой. Дождь выгладил тёмные волосы, и они блестели в далёком свете из окон домов, стекая по плечам, как водоросли.

— Может, тебе нравится мой старший, Корути? Он ловок и силён, у него красивые бёдра и много мужской силы.

Оннали фыркнула и закрыла рот мокрой ладошкой. Кора со злостью посмотрела на узкие плечи девочки. Огляделась вокруг. Мостки вились блестящей полоской, ветками от них отходили другие — поуже, к хижинам семей. Они уже прошли половину пути, и впереди за струями дождя мелькал рыжий огонёк, зажжённый в хижине, принимавшей сегодня ночью девочек-невест.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});