Соколов. Дилогия (СИ) - Хай Алекс

– Пойдем к дубу, – распорядилась она.

Я с сомнением взглянул на ее трость.

– Идти далековато. Не устанешь?

– Так нужно, мон шери. Идем к дубу. Рассказывай.

От нее можно было не утаивать – в конце концов именно она затащила меня в этот мир. Поэтому я рассказал ей обо всех злоключениях, связанных с применением силы из родового источника. И о случае с Ирэн, и о вчерашнем попадании под прицел Тайного отделения.

– Словом, я начинаю сам себя опасаться, Ба, – закончил я, когда мы почти подошли к дубу. – Может, Род ошибся и я не самый сильный дух?

– Род никогда не ошибается, Мишенька, – покачала головой Ба. – Мы лишь воззвали к нему, а он сам выбрал тебя. Из всех духов, связанных с нашим родом во всех мирах, он выбрал именно тебя.

– Но почему?

– Потому что Род посчитал, что ты справишься лучше всех.

Я почесал пятерней макушку.

– И все равно верится с трудом. Я ведь у себя был… Никем.

– У тебя доброе сердце и смелая душа, Мишенька. Род посчитал, что ты заслужил второй шанс. Но у всякой награды есть цена. Поэтому тебе надлежит вынести весь тот груз, что на тебя падет.

– Это я понимаю. Но почему не получается удержать силу под контролем?

– Потому что тебе что‑то мешает. И мы должны понять, что именно. Или кто.

Мы подошли к корням дуба. Бабушка отпустила руку, шагнула вперед и поклонилась до земли.

– Приветствую тебя, могучее древо, – нараспев проговорила она. – Выслушай своих потомков, Род, и помоги.

Она обернулась, вскинула седые брови и едва заметным жестом поманила меня вперед. Я тоже вышел и поклонился, повторив ее слова. Бабушка удовлетворенно улыбнулась.

– Не жалей почтения для родового древа, Михаил. Никогда не жалей. Род сильнее и крепче, когда его чтут, помнят и возносят хвалу. Дела – хорошо, но и слово доброе лишним не будет. Понял?

– Да, бабуль.

Она отступила на шаг и плотнее замотала пуховый платок.

– А теперь прикоснись к древу и задай ему вопрос. Пусть Род ответит и покажет тебе то, что должно.

– А ты?

– Я помогу тебе. Провести по самому древу и лабиринтам Рода не смогу – это ты должен сам. Я останусь здесь, поддерживая твою силу. Прикоснись к коре – войди в поток, Мишенька. И не бойся. Ничего не бойся, что бы ты там ни увидел.

Я кивнул и медленно приблизился к дубу. Сейчас его сила обрушилась на меня еще даже до того, как я дотронулся до старой коры. Меня окатила волна необузданной мощи – но волна родная, знакомая.

Закрыв глаза, я обнял ствол обеими руками и прижался к дереву так тесно, как только смог. Не знаю, почему, но мне захотелось сделать это именно так – словно силу, что была внутри меня, притягивало магнитом к той, что текла в дубе.

Сначала в глазах все потемнело, но секундой позже я увидел знакомый белый свет. Он охватил меня, поглотил всего – и я словно провалился в океан концентрированной силы, растворился в нем, теряя телесную оболочку. Так высвобождался дух – мой чистый дух, свободный от воспоминаний. Но теперь я себя ощущал. Осознавал, помнил, кем я являлся и зачем пришел.

– Род, помоги мне, – обратился я, и мой голос звучал странным эхом. – Помоги мне совладать с той силой, что дарована.

Я поплыл вперед сквозь молочно‑белый туман, а сверху сверкала звезда, которую я уже когда‑то видел. Я искал белое дерево, по ветвям которого мог забраться наверх, приблизиться к пылающему шару…

Но что‑то перегородило мне дорогу. Силуэт, фигура, подобная тем полупрозрачным духам, которых я видел в прошлый раз. Но он был здесь единственным, больше никого я не увидел. Ни других духов, ни даже древа.

Силуэт поплыл мне навстречу и завис передо мной. А затем начал изменяться, становиться плотнее, терять прозрачность. Голова обрела форму, начали проступать черты лица…

И на меня уставился горящими ненавистью глазами прежний Михаил.

– Самозванец, – прошипел дух.

Глава 5

Дух окончательно обрел плотность. Казалось, можно протянуть руку, дотронуться – и почувствовать его. Но я не стал. Судя по всему, мне сейчас здесь были не рады.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Чего обзываешься? – ответил я, глядя на лицо духа прежнего Миши.

Шизофрения какая‑то, словно говоришь с зеркалом, только зеркало не копирует твои жесты, а живет собственной жизнью.

– Ты украл у меня… все!

Я пожал несуществующими плечами.

– Не то чтобы я сильно этого хотел. И если уж говорить начистоту, то все, что с нами произошло – дело рук твоих отца и бабушки. Это их решение. Они провели ритуал, воззвали к Роду… И, к слову, теперь у меня оказалось до чертиков проблем после этой их инициативы.

Дух отступил на шаг – если в этом молочно‑белом пространстве вообще можно было оперировать понятием расстояния. Изменился в лице – лик прежнего Миши стал скорбным, но в то же время в нем отчетливо считывалась даже не злость – ярость.

– Я знаю, что они это со мной сделали! – дрожа от обиды, крикнул он. – Но они не понимали, на что меня обрекли! Я… Я не могу их за это простить. Ни их, ни тебя.

Ну начинается…

– А я‑то здесь при чем? – ответил я. – Меня Род выбрал. Так себе лотерейный билетик, скажу тебе. Ибо проблем у твоей семьи порядочно. Но раз уж меня насильно воткнули в твое тело, надо барахтаться. К слову, старшим родичам досталось за тот ритуал так, что я теперь должен горбатиться на Тайное отделение и рисковать собственной задницей ради призрачного шанса исправить то, что натворил твой прадедушка, – я сам не заметил, как начал распаляться, выплескивая все то раздражение, что копилось во мне с момента пробуждения в чужом мире. – Тьфу ты, блин. Не уважаемый графский род, а букет проблем!

Но дух словно меня не слышал. Он смотрел куда‑то сквозь меня, и было видно, что у него с трудом получалось оставаться собранным, плотным, непрозрачным.

– Они… Они убили меня, – с горечью прошептал он. – Убили собственного сына. А я ничего не сделал, чтобы заслужить такое наказание!

– Уверен, они думали, что все будет не так. И технически – тебя не убили. Иначе Род бы этого не одобрил.

– А как? – Дух наконец‑то смог на мне сфокусироваться и посмотрел прямо в глаза. Вместо зрачков у него горели две светящиеся точки. – Они запороли ритуал, и теперь из‑за них я здесь! Болтаюсь между старым телом и… не знаю, чем‑то, не имея возможности ни вернуться, ни отправиться дальше! Один, в этой бесконечной пустоте… Что я им сделал? Я ведь никогда серьезно не грешил. Вел себя тише воды ниже травы, старался выполнять все, чего от меня требовали. Ведь все надежды были на Петра – он с девятым рангом, он самый сильный, он – надежда всей семьи. Всегда только и разговоров было, что о Петре‑наследнике да об Оле – девице на выданье. А я… Я бы и хотел себя проявить, да кто мне дал?

Он рассказывал это с такой болью, с таким сожалением, что я действительно начал сочувствовать своему предшественнику. Только была в его рассказе одна деталь, которая наверняка и обосновала решение старших членов семьи.

Прежний Миша не проявлял инициативы. Ждал, когда ему велят, предложат или попросят. Провел годы в ожидании шанса и к своим почти восемнадцати годам так и остался ждуном. Быть может, выживи старший брат, на это бы никто не обратил внимания. Миша получил бы высшее образование, затем какую‑нибудь скромную, но стабильную должность…

Но смерть старшего брата превратила этого слабовольного Мишу в наследника. А с учетом положения, в котором оказалась семья, это было равносильно медленному самоубийству всего рода.

Как странно, что я и сам сейчас мыслил совершенно иными категориями. Как наследник, хотя, казалось, до конца не был внутренне к этому готов. Но голова уже работала иначе. Видимо, Род все же знал обо мне что‑то такое, чего я и сам о себе не представлял…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И все же помочь парню хотелось. Да, он был слаб. Да, явно не подходил для той участи, что внезапно оказалась ему уготована. Но он не сделал ничего, чтобы заслужить такое беспокойное и мерзкое существование.