Облака перемен - Андрей Германович Волос

можно усмехнуться на равных по поводу всей этой суматохи. Маска у него была капитальная. Норковое кепи закрывало лоб, я видел одни глаза.

Он едва успел разделаться с лишней одеждой, когда женщина в бордовом, в цвет декора, громко возгласила:

— Белицкая! Никаноров!

Лена перехватила букет, взволнованно отвела фату, сняла маску и, смеясь, посмотрела на жениха.

Он тоже снял маску и широко и смущённо улыбнулся.

Это был Александр.

 

* * *

Я никак не ждал, что прошлое так неожиданно всколыхнётся. Всё-таки прошло семь лет. Семь лет — не шутка. Сколько воды утекло. Как всё поменялось.

Я этого никак не ждал, а потому был совершенно не готов к тому, что во мне появится это неукротимое желание.

Между тем оно возникло — и да, оказалось неотступным. Я не мог забыть о нём ни на миг. Оно жило и настоятельно требовало утоления — изо дня в день, из минуты в минуту. Лисёнок, грызущий брюхо.

Я и не подозревал, что способен на столь сильные чувства. Довольно мучительное ощущение.

Я должен был это сделать. И я хотел это сделать.

Правда, я хотел совсем не так, как хочется чего-нибудь приятного.

Вкус был совсем иной: достижение желаемого не сулило ничего хорошего, а, наоборот, обещало много неприятностей самого катастрофического толка.

Другими словами, в намеченном достижении желаемого не могло быть ничего радостного, кроме самого достижения.

Но не такая это и новость. Вот, например, посещение стоматолога.  Что приятного. Однако оно избавляет от не просто неприятного, а совсем невыносимого. Или рвота. Явка с повинной, в конце концов. Разные могут быть аналогии.

Что мне было делать?

 

* * *

Я сидел в машине.

Продумывая схему, я беспокоился о необходимости в нужный час запарковаться в подходящем месте: она выглядела проблематичной. Но нет, в любое время можно было найти свободное местечко, я несколько раз приезжал, чтобы удостовериться. Что и неудивительно, если учесть стоимость парковки. Но ведь не каждый день приходится, можно и заплатить.

Деньги не могли идти ни в какое сравнение с тем, чем предстояло мне расплачиваться.

Конечно, я надеялся на везение. Могло ведь вдобавок к тому, что я всё тщательно продумал и рассчитал, ещё и повезти. Так повезти, чтобы мои счета были погашены.

Но это, конечно, была совершенно пустая надежда.

Он должен был выйти из второго подъезда.

Всего их было четыре — два с одной, два с другой стороны. Всюду довольно оживлённо. Это и понятно, если шестьдесят этажей. Я ожидал худшего, но когда приехал впервые, чтобы осмотреться и прикинуть что к чему, всё оказалось не так плохо. То есть особой толкучки не было. Но и пауз не возникало — двери то и дело поблёскивали. Потом я ещё дважды прохаживался, присматриваясь и кое-что для себя отмечая.

От второго подъезда до того места, где я поставил машину, было метров двадцать, не больше.

Так что двери я отлично видел. И даже пространство холла за чистыми стёклами.

Ожидавшие пропуска переминались у турникетов или у подоконников.  Кто получал, проходил мимо охранников к лифтам. К некоторым визитёрам, наоборот, кто-нибудь спускался. Выйдя за турникеты, передавал папку или конверт. Получивший шагал к дверям, отдавший нырял обратно в турникет.

А иные прохаживались с визитёрами, что-то обсуждая, или болтали у кадок с пальмами, а то садились на подоконник. С подоконников их сгоняла охрана, тогда они снова прогуливались.

Вряд ли мне удастся разглядеть его из машины сразу, как он выйдет за турникеты. Лучше концентрироваться на дверях.

Позвонив утром, я сказал, что очень не хочется всей этой мороки — охрана, пропуск. Да и зачем, делать у него в офисе мне совершенно нечего. Не мог бы он сам спуститься, чтобы взять. Не мог бы оказать такую любезность. Нам ведь только на секунду увидеться. Подразумевалось, что как-нибудь потом мы можем встретиться  по-настоящему.

Я звонил и накануне вечером. Сказал, что завтра буду неподалёку примерно в такое-то время. И не могли бы мы пересечься. Ну да, он ответил, конечно. Давай созвонимся часов в одиннадцать. Отлично, сказал я, около одиннадцати позвоню.

Казалось бы, что стоит проговорить такие простые вещи. Но я дня три репетировал. Слова превратились в музыку. Фразы звучали в мажоре, были бодрыми, убедительными.

Утренний разговор я тоже заранее отладил. Я позвонил без четверти одиннадцать, ещё из дома. Давай в половине четвёртого, сказал он. Плюс-минус. Удобно?

Да конечно, сказал я. Очень удобно. Плюс-минус. Не спеши, я ведь на машине, могу и обождать.

Я боялся, что он скажет, что кого-нибудь пришлёт. Так и так, мол, подъезжай, я отправлю сотрудника забрать книжку. Чтобы никому из нас по лифтам не валандаться.

Это было бы разумно. Офис на двадцать седьмом. Если я не хочу ехать к нему через двадцать шесть этажей, с чего бы ему хотеть делать это самому.

Но я рассчитывал, что ему станет неловко. Всё-таки мы не вовсе чужие люди. Пусть мы совсем недолго знакомы, но всё-таки его друг уехал в Сингапур, а я не уехал. И с честью свидетельствовал.

При этом я был готов и проявить настойчивость. Деликатно проявить настойчивость. Если бы он сказал, что в половине четвёртого кто-то там выйдет и заберёт, я бы деликатно возразил. Я бы сказал, что мне ведь нужно будет подписать. Сделать дарственную надпись. Такому-то от такого-то, со всем уважением. И как-то неловко делать от всей души дарственную надпись, если будет совсем посторонний, который так просто по службе вышел. Надпись-то не постороннему. Хоть книжка и не такая уж свежая, ей не год, даже не два и не три. Но всё-таки. Мы перемолвились об этом ещё на свадьбе, и я обещал. Когда обещал, не знал, зачем это делаю, а через несколько дней понял.

Короче говоря, не мытьём так катаньем. Во всяком случае, я всё бы для этого сделал. У меня много чего было заготовлено. И ничто из заготовленного не могло вызвать никаких подозрений.

Это ведь тоже было очень важно.

Но он ничего такого не сказал. Это уже была большая удача. Когда я позвонил утром, он не стал спорить, не стал ничего предлагать, а просто согласился. Молчаливо признал, что мне нечего делать у него в офисе, так что ради такой мелочи не стоит и валандаться. Да, он сам спустится в половине четвёртого. Плюс-минус. Конечно, сказал я, плюс-минус. Ничего страшного, я ведь буду в машине.

Ещё удачно было, что не возник промежуточный вариант. Он ведь мог предложить промежуточный вариант: я спущусь, а вы ждите в холле.

Ждать в холле — это меня не устраивало. Меня устраивало, чтобы в половине четвёртого — плюс-минус — он прошёл двадцать метров от дверей и сел в машину.

Хотя бы на минуту. Вообще-то мне должно было хватить и гораздо