Мичман Изи - Фредерик Марриет

Минут пятнадцать-двадцать наши мичманы молча ехали вслед за своим проводником. Джек не хотел, чтобы его отвлекали от грустных мыслей, а Гаскойн чувствовал это.

— Эх, Тихоня, — сказал он наконец, — будь я на твоём месте, я не стал бы расставаться с такой очаровательной девушкой, как Агнесса, ведь она любит тебя без ума.

— Любит меня, Нед? Что это взбрело тебе в голову?

— Потому что я уверен — она только и жила тобой. Разве ты не заметил: стоило тебе выйти из комнаты, так от неё слова нельзя было добиться — она сидела тихая и печальная, как больная обезьянка, а лишь только ты возвращался, она сияла вся, как солнышко, и была воодушевлена и весела.

— Мне казалось, что влюблённые всегда грустны, — возразил Джек.

— Только тогда, когда они в разлуке с тем, кого любят.

— Что ж, если судить по твоим словам, я действительно влюблён, потому что сейчас, когда Агнессы нет рядом, я тоскую по ней. А можно ли любить, не зная об этом?

— Тут, Джек, трудно что-нибудь сказать определённо. Сам я никогда не влюблялся, но не раз видел, как теряют голову от любви другие. Я полагаю, моё время ещё придёт. Как говорится, для каждого мужчины есть своя суженая, только нужно найти её. На мой взгляд, ты свою уже нашёл. Бьюсь об заклад, что она сейчас заливается слезами.

— Ты так на самом деле думаешь, Нед? Поехали назад! Бедняжка Агнесса! Поворачивай мулов, Нед! Я чувствую, что я тоже люблю её и хочу сказать ей об этом.

— Чепуха, Джек, теперь поздно. Нужно было говорить ей о своей любви раньше, когда ты гулял с ней по саду.

— Тогда я не знал, Нед, но если ты говоришь, что возвращаться назад глупо, так я лучше напишу ей о своей любви из Палермо.

Затем последовал спор о любви, который мы не будем здесь приводить — он не отличался глубиной высказываемых мыслей, поскольку обе спорящие стороны не очень-то разбирались в предмете своего спора. Однако спор помог Джеку утвердиться в мысли, что он отчаянно влюблён и должен бросить службу, как только вернётся на Мальту, чтобы жениться на Агнессе. Просто удивительно, на какие жертвы готов идти мичман ради предмета своего обожания!

Наши искатели приключений прибыли в Палермо поздно вечером. Как только они устроились в гостинице, Гаскойн написал письмо дону Рибьере от них двоих, благодаря его за доброту. Он известил его, что они прибыли в Палермо благополучно, и выразил надежду, что им доведётся встретиться ещё раз. Джек тоже взял в руки перо и набросал по-испански письмо Агнессе, в котором он поклялся, что непременно вернётся к ней и ничто не сможет помешать его возвращению — ни буря, ни прибой, ни время, ни небо, ни земля, ни первый лейтенант, ни его отец! Ибо его решение твёрдое — он вернётся и женится на ней, хотя неизвестно когда. Это было превосходное любовное письмо, полное глупостей, которые и делали его превосходным, ибо чем сильнее любовь, тем больше безрассудства.

Письма были вручены проводнику, который должен был вернуться домой с мулами. Получив щедрое вознаграждение, итальянец отправился в путь, а поскольку Джек предупредил его, чтобы он был осторожнее с его письмом, он сделал вывод, что письмо должно быть вручено тайком, что он и сделал, улучив минутку, когда Агнесса в одиночестве гуляла по саду, думая о нашем герое. Никогда ещё прибытие письма не было столь своевременным! Агнесса побежала в беседку, где перечитала его двадцать раз, поцеловала его двадцать раз и спрятала на груди. Посидев некоторое время в задумчивости, она вытащила письмо из своего тайника и перечитала заново. Оно было написано на плохом испанском языке и было достаточно глупым по содержанию, но в глазах Агнессы оно было восхитительным, классическим, поэтичным, чувствительным, убедительным, неопровержимым и даже грамотным! Ибо весь испанский язык и наполовину не был так хорош, как испанский язык Джека. Увы, надо же быть настолько простодушной, чтобы прийти в восторг от любовного послания нашего мичмана! Опять она убежала в свою комнату поплакать, но на этот раз от избытка радости и восторга. Читатель, пожалуй, сочтёт Агнессу глупенькой девушкой, но нужно принять во внимание средиземноморский климат и что ей не исполнилось ещё пятнадцати лет.

Но вернёмся в Палермо. Наши герои послали за портным и заказали себе новые костюмы. Затем они отправились в банк, рекомендованный им доном Рибьерой, и предъявили там его поручительства.

— Я сниму со счёта десять фунтов, Джек, под предлогом кораблекрушения, — сказал Гаскойн. — Я расскажу всю правду, кроме того, что мы забыли взять отпуск: этот момент я постараюсь опустить. Уверен, что такой рассказ заслуживает десяти фунтов. А сколько ты возьмёшь, Джек?

— Двести фунтов, — ответил Джек. — Я намерен хорошенько кутнуть, если уж представилась такая возможность.

— А твой старик выдержит такой расход?

— Да уж будь уверен!

— Вот что значит быть философом! Хотел бы я, чтобы мой родитель брал с него пример: мой терпеть не может, когда снимают деньги с его банковского счёта.

— Так и не надо снимать, Нед. Моих денег хватит на двоих. Если бы все люди на земле обладали равными правами, ты мог бы брать в банке столько же денег, сколько я, но пока этого нет, ты можешь пользоваться половиной моих денег.

— Я, наверно, скоро стану поклонником твоей философии, Джек. Она, пожалуй, не так глупа, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, благодаря ей, мой предок сэкономит десять фунтов, что его здорово обрадует, ведь он всего-навсего полковник в отставке на половинном жаловании.

Вернувшись в гостиницу, они застали у себя дона Филиппа и дона Мартина, братьев Агнессы, которых дон Рибьера предуведомил об их приезде, и молодые люди встретили наших мичманов с распростёртыми объятиями. Это были отличные ребята восемнадцати и девятнадцати лет, заканчивавшие своё образование в армии. Джек пригласил их отобедать, после чего они стали неразлучными друзьями. Они вместе ездили по театрам, аристократическим салонам и балам, и поскольку Джек легко сорил деньгами направо и налево, к тому же был красивым юношей, его повсюду охотно принимали и превозносили до небес; девушки влюблялись в него и кокетничали с ним, но Джек отделывался любезностями, так как думал только об Агнессе и с каждым днём всё больше тосковал по ней. Три недели промчались как одно мгновение, а Джек и Гаскойн не помышляли о возвращении на «Гарпию».

В один прекрасный день в Палермо прибыл фрегат «Аврора». Джек и Гаскойн познакомились с капитаном «Авроры» на балу у герцогини Пентаро. Капитан Хамлоу, видя наших мичманов в штатском платье, принял их за богатых англичан, разъезжающих по свету ради собственного удовольствия, поэтому был с ними обходителен и любезен. Джек, очарованный его учтивостью, пригласил его к себе на обед на завтра. Капитан принял приглашение, и они расстались, обменявшись рукопожатием и выражениями удовольствия от столь приятного знакомства. Обед Джека был довольно многолюдным, а стол — роскошным. Сицилийские аристократы выпили вина много, но в меру, потому что им ещё предстояло идти после обеда на бал в дом маркизы Новары. Почти все гости уже разошлись, а капитан Хамлоу никак не мог оторваться от своей бутылки, которую он нашёл превосходной, и Джек как хороший хозяин составил ему компанию. Гаскойн, опасаясь, как бы Джек, находясь в подпитии, не выболтал их секрета, придвинул свой стул и сел рядом.