Информация - Роман Сенчин

Но приручить Полину не удавалось. То есть иногда казалось, что я имею на нее влияние, она соглашалась с моими словами, случалось, становилась тихой и покорной. В сексе была просто идеальна, даже как-то слишком – могла заниматься им часами, кончая по несколько раз (но, может, конечно, и притворялась).

Она делала все, что я просил или хотя бы хотел мысленно. Это угадывание моих желаний и было, наверное, главной причиной того, что я… ну, скажем, испытывал к ней влечение, несмотря ни на что. Да и необходимость, скорее всего. Найти партнера, который бы тебя сексуально удовлетворял, – дело сложное.

Секс, впрочем, занимает в жизни совсем немного времени, а вот все (или почти все) остальное, что было между ним, отравлялось ее навязчивостью, истериками и отходняками от этих истерик.

Полина звонила мне через каждые полчаса, говорила, что любит, спрашивала, люблю ли я ее, предлагала встретиться «через двадцать минут», утверждала, что не доживет до вечера. И так далее. Это очень меня утомляло, мешало делать дела…

Запомнился эпизод. Точнее – мое ощущение. Острый такой момент.

Мы отметили Восьмое марта в «Пекинской утке». Я подарил Полине золотой браслет. Потом поехали ко мне… Расстались утром десятого. Я довез ее до ее офиса, отъехал метров сто и остановился. Заглушил мотор, лег головой на руль… Продолжать жить в таком темпе было невозможно. Нужно отдохнуть. Хотя бы на неделю исчезнуть для Полины. Побыть одному или с другими людьми.

И я сделал вид, что уехал в командировку. Сказал, что на пять дней улетаю в Тюмень.

Полина встретила эту новость мужественно, даже стала меня успокаивать:

– Ничего, это недолго. Работа есть работа. Не скучай сильно.

Я вздыхал расстроенно, а в душе ликовал, что все так гладко устраивается. И эти несколько дней, когда общался с Полиной лишь по телефону, да и то коротко – «связь ужасная», – очень меня оздоровили, и только оказавшись, хоть и призрачно, в стороне от подруги, я почувствовал, в каком напряжении жил последние месяцы и как устал. И встреча с ней вызвала у меня не радость, а досаду. Досаду на то, что эта пауза в нашем общении так быстро закончилась.

Полина долго расспрашивала, а скорее допрашивала, чем я занимался в командировке, что интересного есть в Тюмени. Я рассказывал. Помогал опыт многочисленных реальных командировок и то, что в Тюмени я действительно бывал.

И только жизнь снова вошла в сумасшедше-сладко-невыносимый режим, меня отправили во вполне реальную командировку.

Прелюдия объявления о ней, признаюсь, всерьез напрягла.

Дело в том, что в агентстве дела шли хуже и хуже. С января стали закрываться региональные отделения и издания, заказов было все меньше; в феврале задержали зарплату на неделю, в марте уже на две. Среди сотрудников, особенно тех, кто не имел возможности прилично подрабатывать, возник ропот. Некоторые были в отчаянии – главной причиной, как я понял, являлась невозможность вовремя выплачивать проценты по кредитам. А кредиты имелись почти у всех.

Снова, как и в день публикации приказа о снижении зарплат, случилось несколько явных вспышек недовольства. И Настоящий Полковник отреагировал на них так: заявил, что недовольные могут написать заявление об увольнении по собственному желанию. Его совету, правда, никто не последовал. Ждали.

Меня эти задержки зарплаты тревожили не очень (неприятно, конечно, когда деньги вовремя не выдают, но все-таки несмертельно), хотя, больше в шутку, чем серьезно, я возмущался, причем довольно открыто, и несколько раз ловил на себе недовольные взгляды Полковника.

И когда числа десятого апреля меня вызвали к гендиректору, я испугался. Пока ехал из офиса на Девятьсот пятого до Триумфальной, где сидел генеральный, успел передумать массу мыслей. И как оправдываться буду, почему возмущался громче многих (может, и прощения попрошу), и куда, если все же уволят, податься, и что вообще неприятная история; раскаивался, что вякал, находясь, в общем-то, в куда более выгодных условиях, чем большинство других сотрудников чахнущего агентства.

В том, что генеральный вызывает для разборки, не сомневался. Для других вещей он мог вполне обойтись телефонным звонком…

К кабинету подходил я уже на трясущихся ногах, вспотевший и готовый к полному разносу.

Хотел было спросить секретаршу, не знает ли она, по какому вопросу меня вызвали, но это было бы совсем как-то по-детски… Внешне спокойно дождался, пока она обо мне доложит, и произнесет бесцветно:

– Проходите.

За те месяца три, что не видел его, генеральный заметно осунулся, постарел. Его вид красноречивее всяких приказов и задержек показывал, что дела идут хреновато.

– Здравствуйте, Андрей Юрьевич, – нервно хрипнул я, остановившись в дверях.

– А, привет, – он коротко улыбнулся, – проходи, присаживайся.

Присел за длинный стол для совещаний.

– Как дела-то? – без особого желания выслушивать ответ спросил генеральный.

Я снова похолодел – вопрос вполне мог оказаться подготовкой к объявлению, что я уволен.

– Нормально все, Андрей Юрьевич. Конечно, некоторые нервничают, что с зарплатой так…

– Я знаю… Что ж делать, сложности. Надеюсь, выкрутимся… – Генеральный покачал головой. – У меня вот какая просьба к тебе… Ты в Дагестане был?

– Нет пока.

– Нужно съездить туда, в одном вопросе разобраться.

У меня отлегло от сердца, и я почувствовал небывалый прилив энергии, чуть не подскочил на стуле:

– Я с удовольствием!

– Хорошо. Так вот – там есть район на севере: Тарумовский. Там русские живут, и у них возник конфликт из-за церкви. На церковной земле магазин строится, в общем. Посмотри, возьми интервью у того-другого… Это, конечно, не совсем наша тема, но попросили, и глава района – мой знакомый… Как, поедешь?

– Конечно.

Генеральный снова вздохнул:

– Хорошо… Объективно там все посмотри, сделай такой живой материал… Но вообще… – Он, чего я за ним до этого не замечал, замялся, застеснялся вроде. – Я ведь сам родом оттуда. Из Кочубея. Городок там такой… Тогда это Грозненский район был, а еще раньше – Ставропольский край. Потом передали Дагестану. При Хрущеве. Русских теперь мало осталось, а в детстве, помню… Ладно, – пресек личные переживания генеральный, – надеюсь, ты меня понимаешь. Когда сможешь вылететь?

– Могу завтра, – бодро ответил я.

– Деньги есть? Хочешь, сейчас выдам, или по приезде…

– Лучше тогда по приезде. – Эта фраза, как я понимал, пойдет мне в зачет.

– Запиши контактные телефоны…

Вышел от генерального в прекрасном настроении и тут же купил в ближайшей кассе билеты туда и обратно. На пребывание в Дагестане отвел себе три полных дня. Достаточно, чтобы вникнуть в проблему; может, куда-нибудь и свозят. Всяких интересных мест, слышал, полно. Впрочем, может, и не стоит особо разъезжать – там неспокойно. Стреляют, взрывают…

Позвонил Полине и, изо всех сил выражая расстроенность, сообщил, что снова отправляют в командировку. Прямо завтра. Вернусь в субботу утром…

И тут она выдала такой поток! Что, мол, давно знает, что мне надоела, но зачем хитрить – это подло. Что давно заметила, что я ее не люблю… Долго кричала в трубку в таком роде, не давая мне вставить ни слова. А я хотел выразить изумление – объяснить, что у меня работа такая и уезжаю всего на три дня… Не сделав даже самой короткой паузы, Полина перешла с истерики на жалобное упрашивание:

– Возьми меня с собой. Пожалуйста! Я не буду мешать. Я тихо буду, в сторонке… За самолет, за гостиницу сама заплачу… Пожалуйста, возьми!..

Я растерялся. С одной стороны, именно в эту поездку мне ничто не мешало поехать вместе с Полиной, а с другой… Ее присутствие грозило массой неудобств, напрягов, сложностей… Нет, без нее. Одному.

– Полин, ты пойми, – сквозь ее уже почти плач стал говорить, – это очень важная командировка. Я буду полностью зависеть от принимающих. К тому же – Дагестан. Там ведь война почти. И я себе не прощу, если с тобой что-то случится. Сам бы я никогда по своей воле не поехал, но мне практически приказали. А тобой я очень дорожу.

– Правда? – На секунду-другую Полина, кажется, разомлела от этого признания, но обида оказалась сильнее: – Но если мы любим друг друга, мы должны быть вместе. Тем более там, где опасно! Возьми меня. Я буду в гостинице сидеть тихо и ждать, когда ты освободишься.

– Там, куда я еду, вряд ли есть гостиницы, – ляпнул я.

– Что?

– Там вряд ли есть гостиницы. Это маленький городишко. Село вообще. Тарумовка какая-то… райцентр.

– И где ты будешь жить?

– Ну, не знаю. В кабинете, может, у главы района. Или дома у него.

Я говорил это и сам слышал, что вру. Действительно, большей глупости сложно было придумать. (Впрочем, глупость эта оказалась не такой уж фантастической.) И как должное в тот момент я принял визг в трубке:

– Хватит мне лапшу навешивать! Я все поняла! – И еще десяток малоразборчивых, почти бессмысленных фраз, но крайне эмоциональных.