Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд

Провена до Арси-сюр-Об к северу от Сены. От Ожеро и Эжена на юге и ведущего упорные бои Сульта на юго-западе ожидать было нечего. И в этот момент пришли новые, и более срочные, дурные вести. Реймс, находившийся не более чем в тридцати милях к востоку от Суассона, открыл свои ворота французскому эмигранту Сен-При, став связующим звеном между двумя основными армиями союзников.

Чтобы предотвратить соединение Блюхера и Шварценберга, необходимо было что-то срочно предпринять. Из Суассона были разосланы приказы идти на соединение и общими силами отбить Реймс, и Мармон, ближайший из командиров, сразу двинулся на город, возможно надеясь реабилитироваться после позорной неудачи под Ланом. Основная часть армии последовала за ним форсированным маршем, но артиллерия отставала, и Наполеон, прибывший с авангардом, обнаружил, что отчаянная борьба за город уже началась. Французы, которых доблестно вел в бой Мармон, ворвались в город с запада. Сен-При был убит — говорят, тем же самым канониром, который убил Моро под Дрезденом, — и население бурно приветствовало императора. Он в последний раз слышал приветствия народа до своего возвращения с Эльбы годом позже, а Реймс стал последним взятым им городом в цепи побед, начавшихся в 1793 году в Тулоне и включавших взятие в разные годы Милана, Вены, Берлина, Варшавы, Мадрида и Москвы. Как говорит У. М. Слоан в своей впечатляющей биографии Наполеона, «штурм Реймса был конвульсивным движением умирающего гладиатора».

Два друга встретились на следующее утро. Мармон был героем сражения, но взятие Реймса не заслужило ему прощения Наполеона. Наоборот, император резко потребовал ответить, почему маршал позволил застать себя врасплох и быть отброшенным к Лану, и Мармон, потративший неимоверно много сил и в эту кампанию, и в предыдущую, вполне мог посчитать, что с ним обошлись несправедливо, и вспылить. Как и все солдаты удачи, собственными усилиями завоевавшие славу и богатство и не имеющие других средств достижения жизненного успеха, кроме храбрости, Мармон с трудом переносил критику, которая ставила под сомнение его честь и профессиональные навыки. В былые дни, когда один успех следовал за другим и личные неудачи быстро прощались и забывались в возбуждении триумфа, размолвки между людьми, долго сражавшимися бок о бок, залечивались в течение нескольких дней. Но сейчас, видя со всех сторон предательство и некомпетентность (часто там, где их не существовало), Наполеон так же болезненно переживал неудачи, как самый неопытный офицер в его армии. Слова, сказанные им Мармону в Реймсе, далеко превосходили по своим последствиям потерю позиции и нескольких пушек. Через семнадцать дней император заплатил за свой упрек дорогой ценой.

Глава 13

«Обнимите моего мальчика!..»

I

Перейдя Рейн в первый день нового года, Блюхер открыл кампанию. Через два с половиной месяца, 14 марта, конца ей еще не было видно. В течение семидесяти трех дней по землям от Голландии до Рейна маршировали, сражались и погибали армии. Унылые пейзажи были усеяны телами французов, немцев, русских и австрийцев — и далеко не все мертвые французы были солдатами. Согласно пропаганде союзников, война велась за то, чтобы вырвать Францию из тисков тирании, но сейчас уланы и казаки самодержцев творили умышленные зверства против гражданского населения, сравнительно редкие в то время, когда в Европе властвовала Франция.

Отклик на декабрьский призыв французской нации к оружию был разочаровывающим. В центре и на юге страны он вообще не произвел никакого впечатления: лишь немногие гражданские лица, даже не будучи приверженцами Бурбонов, собирались проливать кровь в защиту пошатнувшейся императорской династии. Но здесь, на северо-востоке, где каждая деревушка испытала на себе прелести оккупационного режима пруссаков и полудиких азиатов царя Александра, французы сопротивлялись с фанатизмом испанских крестьян: убивали одиноких союзных солдат, нападали на небольшие конвои, толпами вели пленных. На зверства, подобные тем, что совершали пруссаки Блюхера в Шато-Тьерри, отвечали подобными зверствами, и колесо кошмара вертелось все быстрее и быстрее, пока таял снег и под восточным ветром подсыхали болотистые поля между Эной, Марной и Обом.

Наполеона уже некоторое время занимала проблема, как использовать этот народный гнев, и во время трехдневной остановки в Реймсе, сопровождавшейся бурными проявлениями гражданского энтузиазма, план начал обретать контуры. Наполеон мог разбить любого врага, невзирая на численный перевес последнего, всякий раз, как встречался с ним один на один. Врожденная неполноценность Шварценберга, Блюхера, Бюлова и Винценгероде проявлялась в их коллективных и личных промахах и в роковой нерешительности, с какой они командовали своими колоссальными силами. Но недостаточно было лишь тратить силы, доблесть и смелость французских новобранцев, марширующих туда-сюда между Марной и Сеной, парируя неуклюжие удары по столице. Следовало претворить в жизнь некий более амбициозный план, который отстранит или нейтрализует непрерывные угрозы союзных войск Парижу. Наполеон обдумывал возможности, стараясь основывать свои решения на известных фактах, касающихся нынешней позиции его врагов и боевого духа их солдат, а это, конечно, было нелегко. Донесения опровергали одно другое, а общих данных разведки в районах, кишащих вражескими отрядами, было недостаточно для принятия четких решений. Станет ли Блюхер снова рваться к Парижу? Хватит ли ему сил для третьего наступления по долине Марны? Обязана ли нерешительность Шварценберга сдерживающим усилиям австрийской дипломатии или же это доказательство некомпетентности и трусости генерала? Можно ли доверять, хотя бы временно, Талейрану и прочим политикам в Париже? Действительно ли Ожеро в Лионе столкнулся с реальными трудностями или он такой же предатель, как и Мюрат? Сколько времени Сульт продержится на юго-западе? Каковы перспективы того, что державы поссорятся из-за целей войны и союз распадется? Что на уме у Бернадота, бездействующего в Льеже? Вопросы были многочисленными и сложными. Все время приходилось предполагать, а одно неверное предположение могло стоить Наполеону будущего.

В Реймсе ситуация отчасти прояснилась. При условии, что взятие этого города сразу же после недавней неудачи Блюхера заставит главные силы Шварценберга отступать, намечались три курса. Первый, самый очевидный и самый осторожный, — отступить к Мо и прикрывать восточные подходы к Парижу. Второй — пойти более южным путем и через Сезанн выйти к Провену, где можно будет остановить новое наступление главной армии союзников по Сене. Третий, наступательный, в то время как предыдущие были оборонительными, — направиться точно на юг в Арси-сюр-Об и ударить во фланг Шварценбергу, движущемуся к Витри и Сен-Дизье; а Шварценберг, стремящийся соединить силы со своим прусским союзником, наверняка делает именно это.

Это заключение, как мы видим сегодня, было проницательным. Неудача отвлекающего маневра Блюхера и легкость, с какой французы отбили Реймс, испугали союзников вне всякой пропорции со значением этих событий. Царь Александр,