Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Прежде, чем Нумеон успел ответить, Леодракк обратился к нему в последний раз:

— Мы вернее всего умрем здесь. Но я не могу допустить, чтобы мы погибли, потому что из-за легковерия не стали устранять опасность в наших рядах.

— Не мне тут угрожает опасность, — сказал Грамматик на чистом ноктюрнском.

Легионеры попытались скрыть удивление, но им это плохо удалось.

— Откуда ты знаешь наш язык? — спросил Нумеон.

— Это дар.

— Как способность воскресать из мертвых?

— Способность, строго говоря, не моя, но да.

В комнату вошел Хриак. В его бледных глазах, скрытых за линзами шлема, метались молнии, уже образовывавшие мрачную бурю.

— Опустите оружие, — прохрипел он, входя в поле зрения Нумеона и становясь перед ним.

Никто не стал ему возражать. Они все убрали.

Сразу за ним появился Домад, занявший место у двери. Он не направлял болтер на человека, но держал его наготове.

— Опять попытаешься взломать мне сознание? — спросил Грамматик, настороженно смотря на приближающегося библиария.

Хриак секунду молча разглядывал его:

— Для человека ты… необычен. И не только из-за способности до последнего цепляться за жизнь.

— Интересная формулировка. Но ты не первый легионер, который это заметил, — ответил Грамматик.

Проигнорировав его попытку пошутить, Хриак добавил:

— Я слышал о биомантии, позволяющей исцелять плоть и сращивать кость, — он протянул руку и коснулся вылечившегося Грамматика, — но этого она не могла. С ее помощью нельзя было воскрешать умерших.

— Я ни при чем, — ответил Грамматик. — Я просто служу высшим силам, которые называют себя Кабалом.

— Высшим силам? — спросил К'госи. — Значит, ты веришь в богов?

Грамматик приподнял бровь:

— А вы не верите после всего, что видели? — он продолжил: — Они дали мне вечную жизнь. Им я и служу.

Нумеон уловил в его голосе горечь и, встав рядом с Хриаком, спросил:

— И для чего же, Джон Грамматик? Ты определенно не являешься порождением Древней Ночи, иначе бы мой брат немедленно призвал нас уничтожить тебя. И в том, что ты можешь быть ксеносом, я также сомневаюсь. Но если у тебя нет злого умысла, то какова твоя цель?

Грамматик посмотрел Саламандру в глаза.

— Спасти Вулкана.

Градус напряжения в мануфакторуме резко возрос.

— Вот как, — отозвался Нумеон. — Но я думал, что он бессмертен, как и ты? Разве наш примарх в таком случае нуждается в спасении?

— Я сказал, что мне нужно спасти его, а не спасти ему жизнь.

Леодракк усмехнулся, не скрывая, какое раздражение вызывает у него этот разговор.

— И почему ты решил, что способен справиться там, где мы, его легион, потерпели неудачу?

Нумеон подавил желание сказать брату, что они не «потерпели неудачу», и дал Грамматику продолжить.

— Из-за копья. Того артефакта, который ваши враги забрали у меня. Они и мои враги тоже. Оно нужно мне. С ним я смогу его спасти. — Грамматик повернулся к библиарию: — Можете заглянуть внутрь, если не верите. Вы увидите, что я говорю правду.

Хриак едва заметно кивнул Нумеону.

Но Грамматик тоже увидел кивок.

— Честное слово. У нас общий враг, а также общая цель.

— Союз?

— Я его предлагаю с тех пор, как вы меня схватили.

— Тогда где он? — спросил Нумеон. — Скажи, где наш примарх, чтобы мы смогли его спасти? И как может простой человек, пусть и бессмертный, надеяться это сделать? Ты говоришь, что для этого тебе нужно копье, но что оно дает? Какой силой обладает?

— Он далеко отсюда, это все, что я знаю. Остальное — тайна даже для меня.

— Скажи Хриаку, чтобы вскрыл ему череп, — зарычал Леодракк. — И мы узнаем все, что ему известно.

— Пожалуйста… Помогите мне вернуть копье и покинуть Ранос. Я сумею до него добраться.

Нумеон некоторое время размышлял над этим, но потом махнул Хриаку.

— Скажи нам, что он знает, — мрачно приказал он.

Библиарий шагнул вперед и прижал ладонь правой руки ко лбу человека.

— Не надо… — забормотал Грамматик. — Ты не понимаешь, что…

Он затрясся, когда его прошила боль от психического вторжения. Затем Хриак дернулся, и из-за решетки его шлема вырвался хриплый стон.

Нумеон потянулся к нему:

— Брат?

Но Гвардеец Ворона остановил его, выставив руку.

Хриак не мог говорить, только тяжело дышал, из-за напряжения своих способностей хрипя еще сильнее. Он упал на колено, но не отводил взгляда и держал руку поднятой, показывая остальным, что в порядке. Затем он потянулся к горжету, отсоединил замки шлема, отчего в воздух вырвалась небольшая струйка сжатого воздуха, и снял его.

У него была бледная, почти белая, как кость, кожа. Половина лица у Гвардейца Ворона была обезображена и искажена в вечной гримасе. Шею пересекал шрам от страшного пореза. Рана была глубокой, а затянувшись, оставила серый и уродливый рубец. Грамматик отшатнулся при виде этого мрачного зрелища; с того момента, как Хриак почувствовал недомогание, его собственная боль заметно ослабла.

Хриак отпустил его, определенно почувствовав себя легче, когда контакт прервался.

— Теперь ты понимаешь? — обратился Нумеон к Грамматику. — Мы многое пережили, и нам почти нечего терять, кроме нашей чести. Если ты лжешь нам или скрываешь правду, я без малейших угрызений совести тебя убью.

— Я не лгу. Вулкан жив, — просто ответил Грамматик.

— Он больше ничего не знает, — просипел Хриак, опираясь на предложенную Нумеоном руку, чтобы подняться. Он пока не надевал шлем, хотя показывать товарищам изуродованное лицо ему явно не хотелось. Без шлема ему, судя по всему, было легче дышать. — Во всяком случае, сейчас. Инструкции помещены в него психическим образом. Некоторые заблокированы. Я не могу их раскрыть.

— Он тебе мешает?

— Или кто-то другой.

— Этот «Кабал», его хозяева?

Грамматик перебил их:

— Они хорошо охраняют свои секреты. Вы можете сколько угодно копаться в моем черепе, но до нужной вам информации не доберетесь.

— Вынужден согласиться, — признался Хриак, беря шлем.

— Или помогите мне, или отпустите, — сказал Грамматик. — Эта патовая ситуация нам обоим ничего не дает. Позвольте мне спасти его.

— Как? — с неожиданной злостью спросил Нумеон. — Мне надо знать. Я должен знать.

Грамматик с побежденным видом опустил плечи.

— Я не знаю. Сколько еще раз мне повторять? Я только знаю, что с этим связано копье.

Нумеон успокоился, но раздражение еще горело глубоко внутри. Он повернулся к остальным:

— Копье, скорее всего, сейчас находится у клирика, — сказал он. — Мы заберем его.

— Из его мертвых рук, — вставил Леодракк, углядев возможность для личной мести.

— Так или иначе, — ответил Нумеон. Он покосился на Грамматика. — Свяжите его. Не хочу, чтобы он пытался сбежать.

Домад кивнул и начал разматывать висевший на поясе моток спусковой веревки.

— Это излишне, — сказал Грамматик.

— Может быть. В любом случае ты пока остаешься с нами. Я хочу посмотреть, что будет, когда копье вновь окажется в твоих руках, какие новые тайны всплывут в твоем сознании. И тогда я попрошу Хриака вскрыть тебе голову и вытащить оттуда все, что там спрятано.

Грамматик повесил голову, уронил руки вдоль тела и проклял судьбу, которая привела его к Саламандрам.

Нарек сидел за полуразрушенной стеной в восьмидесяти метрах от мануфакторума и пораженно смотрел в бинокль.

— Невозможно… — выдохнул он, настраивая фокус и приближая изображение за разбитым окном.

Как он и рассчитывал, он увидел шесть легионеров — партизан, с которыми столкнулся раньше. Что его удивило, так это присутствие человека, которого он убил, который никак не мог выжить после того ранения и который тем не менее стоял, совершенно невредимый, в центре цеха. Стоял. Дышал. Был жив.

Нарек открыл вокс-канал с Элиасом, не забывая о присутствии товарищей вокруг и зная, что остальные уже сходились к мануфакторуму с нескольких сторон.

— Апостол… — начал он.

Скоро все изменится.

Несмотря на помощь, оказанную апотекарием, Элиаса терзала мучительная боль. С некоторыми усилиями двоим легионерам удалось надеть на него силовой доспех, но сожженная рука оставалась голой. Она почернела и стала практически бесполезной. С травмами от божественного огня не могли справиться, кажется, ни регенеративные способности его улучшенного организма, ни лечебное искусство легиона. Лишь покровитель с соперничающей стороны мог его восстановить, и Элиасу, скорчившемуся от боли в своем шатре, оставалось лишь горько размышлять о неудавшемся ритуале.

Копье лежало на столе, на расстоянии вытянутой руки. Оно больше не светилось и не жгло. Оно выглядело как обычный наконечник из камня и минерала. Но за этой простой оболочкой скрывалось нечто куда более могущественное.