В тени престола. Компиляция 1-12 книга (СИ) - Бушмин Виктор

В охранении принца остались лишь сотни синьоров Франджипани и Кавальканти, приведших своих рыцарей под знамена мятежного принца буквально перед самым началом вторжения в пределы Неаполитанского королевства. Конрадин с плохо скрываемым недоверием, которое граничило с откровенным презрением, относился к этим знатным итальянцам-гибеллинам, искавшим в своих действиях только прямую и откровенную выгоду. Ему не нравилось, что они почти полгода таились и увиливали от открытого вступления в ряды его армии, ссылаясь на пустячные отговорки и выжидая, взвешивая все «за» и «против». Когда же стало ясно, что силы мятежников значительно превосходят численность армии короля Неаполя, двести рыцарей, подошедших к нему возле границы, вызвали у принца лишь усмешку. Но он не отказался от их услуг, разумно полагая, что представители этих двух древних и знатных родов смогут сослужить ему неплохую службу и принести огромную выгоду после победы.

Этому были свои причины. Во-первых, Франджипани были одними из главных и могущественных гибеллинских родов, живших в Риме и владевших в его окрестностях множеством замков, городков и вилл. Неспокойное и мятущееся население Рима и его окрестностей, напоминавшее Конрадину адский кипящий котел, могло быть успокоено и сдержано именно этим семейством, имевшим большой вес и влияние на горожан Вечного города. Во-вторых, Кавальканти, подошедшие вместе с римскими рыцарями, могли поддержать принца на севере Италии, особенно, в Тоскане и Ломбардии, где были до сих пор сильны гвельфы, противившиеся возрождению мощи германских императоров.

Эти две причины нельзя было сбрасывать со щитов. Конрадин, рассыпавшись в любезностях и комплиментах, завалил тщеславных хитрецов лестью по самое не могу и, для верности, оставил возле себя, наградив их почетным, но мало значащими титулами «личных телохранителей».

Старый Козимо де Кавальканти все утро пребывал в хмуром настроении, был ворчлив и сердит буквально на всех и все, бранился и раздавал оплеухи слугам и нерасторопным оруженосцам, оглашая лагерь потоками ужасных ругательств. Два его сына Горацио и Лоренцо постоянно находились возле него, принимая на себя часть его резких выпадов, но терпели и лишь кланялись в ответ, бормоча: «Хорошо, батюшка, будет исполнено, батюшка…», чем вызывали у свирепого и скорого на расправу Козимо-старшего все новые и еще более свирепые потоки ругательств и еще большее раздражение.

Сыновья не догадывались о причинах столь резкой смены настроения у своего отца и молчали, стараясь не провоцировать его на новые приступы ярости. Все их мужские поступки, вернее сказать, полнейше отсутствие таковых просто бесили Козимо-старшего. Он с раздражением смотрел на них, понимая, что они его дети и ничего с этим уже не поделаешь, но отец всякий раз пытался пробудить в Горацио и Лоренцо чувства протеста или, по крайней мере, хотя бы заставить их спорить с собой, доказывая собственную правоту или точку зрения. Вместо этого они лишь молча кивали головами и покорно соглашались со своим отцом, проглатывая его жестокие и резкие выпады, адресованные в их адрес.

Так вот, вчера Козимо-старший узнал от одного из итальянцев-перебежчиков, что его младший сын – непокорный, своевольный, протестный и, поэтому в тайне, самый любимый – Козимо находится в рядах армии Шарля де Анжу. Отец даже не удивился, узнав, что его младший отпрыск умудрился-таки сколотить небольшой отряд рыцарей (и это практически без денег, ведь их попросту не было у него). Он всегда в тайне следил за успехами младшего сына, радуясь тому, как тот продвигался по карьерной лестнице в папской гвардии, как проявлял незаурядные таланты командира и полководца, как смело и отважно бросался на врагов, даже если численное превосходство было на их стороне. Козимо-старший узнавал с нем самого себя в юности – такого же смутьяна, хулигана, вечно спорившего со своим отцом и не желавшего следовать общим курсом, а выбиравшего какой-то свой собственный и никому непонятный ход жизни.

С самого начала сражения отец до боли в глазах всматривался в ряды армии противника, пытаясь разглядеть и отыскать среди кучи шлемов и щитов своего родного и любимого сына. Он с болью в сердце принимал каждый удар германских рыцарей, каждый выстрел арбалетчиков, нанесенный в сторону армии противника, ибо в душе опасался, что они придутся именно в грудь его несчастного, но отважного и такого родного ему создания. Вот уже и центр армии противника смят – арбалетчики и пикинеры откатываются с левого фланга, открывая пространство для кавалерийской атаки. Вот, граф Конрад фон Ландау выводит нетерпеливых германцев, давит своих же пехотинцев и врубается в бегущих, а сына еще не видно. Вот, третья баталия сминает робкие попытки французов и их союзников организовать контратаку, а сына все нет и нет. Вот, почти вся армия Конрадина в каком-то исступленном порыве снимается с места и бросается в бешеную и безумную атаку на разбитых врагов, бегущих по полю Тальякоццо или прижимающихся к верхушкам холмов, загоняя себя в природную ловушку, а Козимо все нет и нет.

«Может быть, он покинул слабого короля Неаполя? – Эта мысль, промелькнувшая в голове Козимо-старшего, разозлила и в тоже время обрадовала отца. – Хотя…»

Козимо-старший даже привстал на стременах от неожиданности. Круто огибая по дуге их правый фланг, вернее сказать – его полное отсутствие, ведь вся армия кинулась добивать разбитого противника, на холм, где располагалась ставка принца Конрадина, неслась небольшая группа – чуть более сотни – рыцарей, ведомая всадником, за спиной которого развивался алый стяг рода ди Кавальканти: взвившийся на дыбы жеребец и рыцарь, держащий в руках большой крест с двумя поперечинами – память о первом крестовом походе и о том, что их предок прикасался в Честному Древу и был его носителем.

– Господи… – прошептал отец, узнав в переднем всаднике своего младшего сына Козимо, – он решил умереть… – Козимо-старший протер глаза, надеясь, что это ему только привиделось, снова посмотрел на несущихся в бешеном галопе рыцарей и побледнел, сделавшись беле горного снега. – Почему?..

Конрадин даже рот раскрыл от удивления. Этот безумный и отчаянный рывок небольшой группы рыцарей противника не вызвал в нем н капли подозрения, лишь изумил и несколько ошеломил его. Он резким жестом подозвал к себе одного из оруженосцев и с нескрываемым раздражением в голосе приказал:

– Прикажи синьорам ди Кавальканти и ди Франджипани атаковать и уничтожить наглецов!..

– Отец! Отец! Это же наш пропащий Козимо! – Почти дуэтом прокричали Горацио и Лоренцо. – Он с ума сошел!!!..

Отец снова поморщился и натянул повод своего декстриера, намереваясь отдать команду о выходе из боя. Он уже почти развернул своего коня, когда подбежавший к нему оруженосец принца Конрадина громко передал приказ об атаке и уничтожении отряда рыцарей.

– Господи… – снова прошептал он, – за что ты меня так караешь?..

Сыновья, ненавидевшие своего младшего брата и втайне завидовавшие его свободе и смелости, обступили отца. Старый Козимо тяжело вздохнул и, перехватив их возбужденные и немного растерянные взгляды, произнес:

– Повинуйтесь, олухи! Мы атакуем следом за отрядом синьоров Франджипани…

Сыновья разъехались к своим группам рыцарей и передали приказ отца. Сотня ди Кавальканти, выждав начало движения отряда Франджипани, медленно тронулась следом, намереваясь либо отсидеться за их спинами, либо, если ситуация станет критической, вклиниться между противниками и попытаться спасти жизнь младшего сына. Так, по крайней мере, в своей душе решил отец, но его сыновья не знали об этом и горели желанием покарать своевольного и непослушного братца.

В это время от отряда Франджипани отделился один из рыцарей, который подскакал к Козимо-старшему и крикнул сквозь прорези своего шлема:

– Синьор Козимо! Меня послал к вам мой хозяин, дабы уточнить у вас, не вашего ли сына он изволит видеть в голове атакующего отряда противника?!..

Козимо до боли стиснул зубы, так что они даже хрустнули, а скулы свела судорога, кашлянул и ответил: