ФЭНТЕЗИ-2004 - Владимир Ареньев

Анисья Гордеевна была права — на полка имелась целая коллекция Молчков, один другого краше.

Наконец сошлись на самом простеньком и невзрачном, всего за тридцатку. И Тришка объяснил, что вообще-то его послали разведать, что да как. Значит, теперь нужно возвращаться в город за деньгами. никто же не знал, что за Молчка платить нужно.

— Экие вы! — буркнула бабка Ждановна.

Тришка только вздохнул — даже если он благополучно вернется, где домовым деньги взять? Воровать у хозяев всегда считалось недопустимым, даже ради такого доброго дела, как избавление от ночного клуба «Марокко». А вот сельские домовые, похоже, воровать уже привыкли — что там Никишка рассказывал про срамные картинки?..

Решили так — Анисья Гордеевна и Тришка переночуют у бабки Ждановны, а потом Тришку выведут на дорогу, туда, где бабы продают шоферне пирожки, соленые огурцы и картошку. Там окликнут знакомого автомобильного, и Тришка будет доставлен в город. По дороге же он сговорится с автомобильным, и тот научит, как из города опять к бабке Ждановне попасть. Вот таким сложным делом оказалось приобретение Молчка.

Договариваясь, Тришка словно бы раздвоился: один Тришка торговался, как умел, а другой слушал его вранье и ужасался. Тридцать рублей — за хорошего Молчка деньги небольшие, так сказала Анисья Гордеевна, вскладчину городские домовые это потянут, однако сходка может встать на дыбы. Всегда в обществе найдется бешеный домовой, готовый костьми лечь за нравственность.

А потом Тришку уложили спать в противоположном углу подполья, на стопках старых журналов. Выдали драную брезентовую рукавицу — хоть ею накрывайся, хоть в нее заползай. А вот покормить забыли…

* * *

На голодный желудок не сразу засыпаешь. Даже если убегаешься, уходишься и умотаешься до того, что конечности гудят. В этом домовые совершенно не отличаются от людей.

Лежа в рукавице, Тришка ворочался и барахтался. Возможно, ему и удалось бы заснуть, но сквозь дырку он увидел буквы.

Это было его горе и сладкое проклятье — не мог спокойно смотреть на черные значки. Знакомые домовые, видя, как он решительно хватается за каждый газетный клочок, уже наладились дразниться: «Буквы! Буквы!» И если бы значки перед его носом сложились во что-то непонятное, в какой-нибудь ультрасингулярный креациоморфизм, — еще куды ни шло. Однако они образовали слово «брауни»!

Тришка тут же выполз из рукавицы и стал развязывать бечевку. Тут он несколько погорячился — стопка журналов, прихваченная этой бечевкой, накренилась, и, стоило узлу разойтись, все поехало, Тришка полетел на пол. Уже на полу он, почесываясь, стал разбираться. Любопытное слово было напечатано на журнальной обложке, и не просто так, а обещало целое расследование: «Английские брауни — легенды, факты, гипотезы». Тришка тут же вспомнил обитателя желтой иномарки, которого ему пытались выдать за Молчка.

Но недолго наслаждался он историей английских домовых. Послышались голоса и невесомые, похожие на прикосновения кошачьих лап, шаги.

— Спит? — еле слышно спросила бабка Ждановна.

— Спит, поди… — отвечала Анисья Гордеевна. — Ну, не может же быть, чтоб совсем безденежный…

— А коли в рукавице?

— Тогда хуже…

Тришка в этот миг добрался до самого захватывающего места, и странное появление домових вытряхнуло его из блаженного состояния чтения, как из мешка в ледяную воду. Он замер.

— Гляди ты, нашкодил…

— Что ж это у тебя бечевки сами развязываются?

— Недоглядела…

— Спит вроде… Давай-ка мне, а то сослепу порежешься…

Тришка так никогда и не узнал, хотели домовихи вытащить у него несуществующие деньги, и только, или же замыслили кое-что пострашнее. Книжные премудрости в его лохматой башке не были еще разложены по ровненьким полочкам, валялись внатруску, но иногда вспоминались очень вовремя. Вот и сейчас нарисовалась красными буковками неведомо чья мысль: лучший способ защиты — это нападение.

Взвизгнув, Тришка вскочил на ноги и, оттолкнув домових, понесся через весь погреб наугад. Он помнил, что неподалеку от закутка бабки Ждановны должен быть кошачий лаз.

Где-то вдали вопили и ругались домовихи. Тришка вертелся, принюхиваясь, пытаясь уловить движение воздуха, и вдруг обнаружил, что стоит у самой полки с пузырьками. В азарте он схватил самый главный, валокординовый, со сторублевым Молчком, и тут же догадался, где лаз.

Опомнился он даже не на дворе, а на дороге, совершенно не понимая, как удалось проскочить сквозь забор. Вслед лаял дворовый пес.

Тришка ударился бежать…

За поворотом шоссейки он перешел на шаг. Даже если домовихи и погнались за ним, то наверняка безнадежно отстали — куда старым дурам гоняться за молодым! Обозвав их совершенно незаслуженно старыми дурами, Тришка сел и поставил промеж колен железный патрончик.

Он знал, что Молчка следует выпускать в нужное время и с определенным наговором. Но стало страшно любопытно — каков этот, сторублевый? Тришка чуть отвернул крышечку, понюхал — тоненько пахло лекарством и ничем более. Он потряс патрончик — никакого шума. Тогда он отвернул крышку до конца, так что образовалась щель, и подул туда. Молчок должен был хоть как-то обнаружить свое присутствие, но не обнаружил. С нехорошим предчувствием Тришка перевернул патрончик вверх дном. Ничего не вывалилось, ни телесное, ни эфемерное.

Патрончик был совершенно пуст.

Тришка в ужасе еще постучал по металлическим бокам — и звонкий стук стал единственной его добычей.

Мир был исполнен вранья, наглого вранья, бесстыжего вранья!

Сидя в пожухлой траве, на обочине ночной неведомой дороги, Тришка ревел в три ручья, как маленький, хуже маленького, как девка-домовиха, которую свахи обходят, и вот она жалуется на горькую свою долю, забравшись в печную трубу и отказываясь вылезать ныне, и присно, и во веки веков. И от ее тихих тоскливых стонов и причитаний люди крестятся, всуе поминая нечистую силу.

Отстрадав и отжаловавшись незримой во мраке ночной живности, Тришка встал и утер сопли.

Да, мир за пределами квартиры оказался гнусен и скверен, мерзок и гадок. Но иного мира у Тришки попросту не было.

Следовало как-то устраиваться в этом…

* * *

Нюх у домовых не такой острый, как у собак, но все же внушает уважение. Тришка несколько попортил свой книжной пылью, однако вернуться назад по собственному следу вполне мог — что он и сделал.

Он даже до такой степени успокоился, что не зашвырнул со зла железный патрончик в канаву, а по-хозяйски прихватил с собой.

Шел Тришка долго, хотя и быстрее, чем с упитанной Анисьей Гордеевной. А по дороге думал, вспоминал, сопоставлял и увязывал новые сведения об английских брауни с теми, которые уже имелись в голове.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});