Столичный доктор. Том IV - Алексей Викторович Вязовский

class="title1">

Глава 24

ПЕТЕРБУРГЪ. По всеподданѣйшему докладу министра внутреннихъ дѣлъ, Государь Императоръ Высочайше повелеть соизволилъ: объявить строгiй выговоръ помощнику московскаго оберъ-полицмейстера, числящемуся по полевой конной артиллерiи, полковнику Рудневу и состоящимъ по армейской кавалерiи: полицмейстеру московской городской полицiи полковнику барону Будбергу и чиновнику особыхъ порученiй при московскомъ оберъ-полицмейстерѣ подполковнику Померанцеву за упущѣнiя по службѣ, обнаруженныя слѣдствiемъ по дѣлу о несчастномъ событiи 18-го мая сего года въ Москвѣ, на Ходынскомъ полѣ.

ЛОНДОНЪ. Вотъ уже третiй разъ, что англiйское правительство откладываетъ билль объ охраненiи жизни углекоповъ. Съ 1851 года убито 49,261, а изувѣчено всего 4,500,000.

ПАРИЖЪ. Завѣдывающему институтомъ Пастера доктору Мечникову пожалованъ офицерскiй крест ордена “Почетнаго легiона”.

Наверное, чтобы увести в сторону от тяжелых дум, сотрудники «Русского медика» решили меня отвлечь. Как утверждал академик Павлов, если ты работал головой, то для отдыха достаточно покопать землю. И наоборот — носильщикам помогает решение сканвордов. Других причин вовлечения меня в бесконечный дурдом скоропомощного стационара я не вижу.

И кого послали вперед на амбразуры? Правильно, Викторию Августовну. Остальные испугались. Она вошла в мою квартиру по привычке без звукового сигнала. Замок я не менял, а ключ девица Талль решила не сдавать. Ладно, не будет же она воровать смену нательного белья и комплект чайных кружек. Пусть пользуется, если так надо. Но постельное на всякий случай велю сменить от греха подальше.

— Женя, здравствуй. Говорят, тебя можно поздравить?

— Можно. Поздравляй, — ответил я, не поднимая головы. Демонстративно зевнул, разглядывая Вику. Румяная, веселая, на туго натянутой блузке расстегнута одна лишняя пуговичка. Девушка пошла в атаку?

— Тебя просят, если сможешь, в операционную. Там ножевое ранение живота.

— А Моровский где?

— Так уехал на вторую подстанцию вместо Винокурова.

Вот совсем не веселый разговор. Внутри все опустилось, я тяжело вздохнул.

— Хорошо, сейчас подойду.

А правда, когда я оперировал в последний раз? Надо эти вояжи пресекать, почаще к столу становиться. Вот Склифосовский — сколько лет профессору, но хирургию не забрасывает. А то я скоро забуду как скальпель держать. Помню, один российский министр здравоохранения раз в неделю ездил в Питер, оперировать в военно-медицинской академии. Результат, говорят, неважнецкий был, но чиновник все равно старался.

В операционной уже все ждали. Доктор Лебедев, очевидно, предназначенный на роль ассистента, бил копытом у стола, помытый и одетый. Пациентку уже ввели в наркоз, операционное поле выделили и стерилизовали.

— Здравствуйте, Никита Егорович, что там, рассказывайте, чтобы время не терять.

— Ваше сиятельство, разрешите...

— Предупреждаю, — громко, чтобы вся бригада слышала, сказал я. — Еще раз услышу про сиятельство в операционной — не поленюсь размыться, пинками гнать буду до ворот. Продолжайте, коллега.

— Проникающее ножевое ранение живота, рана свежая, не больше часа. Женщина, вернее, девушка совсем, шестнадцать лет, шла мимо пивной, случайно попала в драку.

— Показатели?

— Давление девяносто пять на шестьдесят, пульс сто двадцать, температура тридцать семь и ноль, частота дыханий двадцать четыре.

— То есть организм держится из последних сил перед гиповолемическим шоком. Группа крови?

— Вторая. Кровь нужной группы имеется, на всякий случай греем литр.

— Грейте два. С запасом. Место ранения?

— Левая подвздошная область.

— Приступим, помолясь, — скомандовал я и пробормотал неизменное «Не дай, господи, накосячить», повернувшись к иконе святого Пантелеймона.

Ну вот, чего и стоило ожидать: полный живот крови. В будущем на плазму можно было бы собрать... Но нет пока, используется только цельная. На выброс, значит, как и ранее.

Вычерпали восемьсот миллилитров, добрались до места кровотечения. Блин, верхняя мезентериальная артерия...

— Перевязываем, Евгений Александрович? — спросил Лебедев.

Вообще-то тактика такая сейчас считается методом выбора, но меня вдруг понесло:

— А тонкий кишечник вы после этого куда? Служитель в госпитальный отвал вывезет? А как ей жить потом? И что это за жизнь будет? Уж не лучше ли дать ей истечь кровью и не мучиться? Снимайте зажим, Никита Егорович, мы отвернемся.

— Да как же, нельзя так...

— Может, сосудистый шов? Не слышали про такое? Говорят, в фантастических романах пишут, что есть.

— Извините. Я сейчас.

Блин, с третьей попытки у Лебедева получился состоятельный шов. Резать концы артерии уже некуда было, чуть не внатяжку. Но я не вмешивался. Взрослые ребята, книжек начитались, а руками стараются побыстрее и попроще. Пускай покорячится, в следующий раз подумает, хороши ли простые решения.

— Вытрите лицо Никите Егоровичу, — велел я, когда Никита поднял голову. — Колпак и маску сменить, а то прямо вурдалак натуральный. И продолжаем. Ревизию кишечника за нас, похоже, делать никто не собирается.

***

Речь я написал. Лучше, конечно, без бумажки, но хотя бы тезисы надо. Вспомнить корифеев, всех учителей поименно назвать, про нынешних не забыть. Позвал потом Вику, заставил слушать с секундомером. Не очень девица Талль этому порадовалась, но меня это как-то мало волновало. Хорошо хоть, про свою тяжелую долю не начала рассказывать. Поняла, что меня такими сказками разжалобить трудно. Я ведь могу и к зеркалу послать, чтобы увидела истинную виновницу своих бед.

В итоге лег спать спокойно. И увидел редкую птаху — свою студенческую молодость. Но не эпохальное что-нибудь, а так, поездку в троллейбусе, девчонку в синем платье, с которой хотел заговорить, но традиционно для сновидения не мог добраться. Кто-то мешал, не пускал, но потом девушка исчезла и я с огорчением проснулся. И это снилось мне, и это снится мне, и это мне ещё когда-нибудь приснится... А как там дальше было в этом стихотворении? И не спросишь ни у кого, автор родится не скоро. Вот так и проживешь с невспомненными строчками.

Зато другое пришло на память, после чего, порывшись в письменном столе, выудил рецептурный бланк. И соорудил рецепт, в котором требовал от аптекаря взять березового дегтя с ксероформом по три грамма, да добавить касторочки до сотни, смешать и выдать на руки с пометкой «Для наружного применения».

Спустился вниз, зашел в стационар. Вчерашняя больная жива. Температурит слегка, но после такого — это норма. А остальное — пристойно. Молодцы мы. Сам себя хвалю.

Мелькнул в коридоре хмурый Винокуров. Увидев меня, пропал. Да и хрен с ним. Не завяжет — попрощаемся. У нас тут коллектив алкашей на поруки не берет. Не додумался пока никто.

Моровский после утренней пятиминутки сидел в кабинете и пил чай. Естественно, и мне предложил. Но я отказался. Перед длительными мероприятиями лучше ограничить и еду, и жидкость. А то в