На свои круги (СИ) - Турлякова Александра Николаевна

Кто-то из оруженосцев барона, походя, участливо коснулся плеча. Ну хоть здесь, слава Богу... Кто-то понял, что рискуя, он, вероятно, спас жизни всех, кто не поехал догонять отступающих.

А потом, после завершения боя, Эрвин видел, как возвращались к месту лагеря все, кто мог вернуться сам или с помощью товарищей и слуг. Как привозили раненых, и как врачи по мере сил оказывали помощь. Видел, как собирали убитых и складывали их в небольшой овражек неподалёку. Перед глазами стояли ряды тел в кольчугах и латах, уложенные плечом к плечу в братскую могилу.

Он смотрел на это всё и думал. Думал о войне, о своём отце, о своём учителе – графе Крейве Либернском, о тех годах, когда был оруженосцем. За всё то время он так ни разу и не побывал в настоящем походе. Пару раз в отряде с графом громили небольшие крепости вассалов недружелюбного соседа. Но всё это теперь казалось несерьёзным приключением далёкой юности. Хотя лет-то прошло от этих событий сколько всего? Три года, наверное...

Потом граф мирился со своими недругами, выпивались кубки с вином, давались новые заверения, и всё под музыкальное сопровождение менестрелей и танцы. До следующего раза...

А в настоящем, серьёзном бою, где можно было погибнуть или оказаться смертельно раненым, Эрвин до этого дня не был никогда.

Даже какими-то глупыми вспоминаются сейчас желания и слова прошлого, те мечты оказаться в походе, в бою, перед лицом смертельной опасности, лицом к лицу с врагом. Стыдно за написанные стихи, где воспевал войну и битвы, походы и сражения.

Зачем? Зачем это всё? Для кого? Во имя чего?

Чтобы лежать потом вот так же вот, пробитым арбалетной стрелой, истёкшему кровью, с перерубленными руками и ногами? Зачем?

А вечером после всего этого граф Гавардский устроил пир прямо в лагере. Все бароны графа и их рыцари были там, в большом графском шатре.

Узнав о пире, Эрвин поморщился, как от зубной боли. Это ещё зачем? Перевязали раненых, похоронили убитых, а теперь напьёмся, и будем веселиться до утра? Так, что ли? Ну уж нет...

Он остался в палатке с другими оруженосцами и слугами. Кто-то из сквайров ушёл с бароном, кто-то бродил по лагерю, кто-то был ранен и отдыхал, Эрвин же собирался просто выспаться, чтобы побыстрее забыть сегодняшний день.

Уже в сумерках пришёл барон Элвуд. Вот уж чему Эрвин удивился не на шутку.

- Я хотел бы видеть тебя на пиру.

- Извините, милорд, я не могу принять вашего предложения. Я устал. Я ещё не был у врача... И, если честно, я никого не хочу видеть сегодня. Хватит...

Барон долго смотрел ему в лицо. Рядом стоял мальчишка паж с небольшим факелом. Разговаривали они на улице у коновязи, слышно было, как шумно вздыхают лошади.

Барон согласно кивнул и спросил вдруг:

- Это твой первый бой?- Эрвин без слов ответил кивком на вопрос сеньора.- Я понимаю...

Эрвин опустил голову, глядя исподлобья в полумрак мимо барона. Что это с ним? Он никогда таким не был! Пришёл сам лично, чтобы позвать на пир? Может ли быть такое?

- Сегодня ты удивил меня,- заговорил барон Элвуд через время молчания. Эрвин глянул через бровь, чувствуя, как присутствие сеньора рядом держит весь разум и тело в напряжении.- Сколько я тебя знаю, ты никогда так много не говорил. Такое рвение. Похвально. И зачем? Не дать мне совершить глупость?- Барон усмехнулся.- Ты знаешь, сколько человек радовалось бы моей смерти? Особенно моя жена...

Тут и Эрвин усмехнулся на слова сеньора. Это он понимал, как никто другой. А барон продолжил:

- Я долго думал всё это время, никогда никому не говорил, не признавал – ты был прав. Я просто желал ему смерти, хотел убить его!- Скрипнул зубами и стукнул о землю своей тростью.- Никого в этой жизни я ненавижу больше, чем его... Я проклинаю тот день, когда он родился, когда я женился на его матери...

Эрвин боялся даже дышать. Он понимал, что барон, возможно, выпив крепкого вина, заговорил о том, о чём никогда бы не заговорил, и странно, что он нашёл в собеседники именно Эрвина – оруженосца. Почему?

- Я понял, сегодня не тот день. Будет другое место, другая битва, другое время, когда я встречу его... Встречу и убью.- Он перевёл дыхание, сверкнув глазами. Отблески горящего факела отбрасывали алые всполохи на лицо говорящего, на белую ткань рубашки оруженосца. Эрвин молчал, слушая всё, что говорил барон, тот признавал правоту своего слуги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Это день откровений, может быть, в следующий раз подобного не будет, никогда не будет.

- Сегодня, после боя, барон Иард и его люди бросились в погоню за отступающими. Из пятнадцати человек вернулись только семеро. Они попали в хорошо подготовленную засаду... Ты понимаешь, о чём я?

Эрвин кивнул, шепнув господину:

- Да, милорд...

- Я так сильно хотел догнать его, что всё вылетело у меня из головы. Я ведь знал, я всегда знал это, я же не новичок, но...- Усмехнулся, ткнув Эрвина в грудь пальцами раскрытой ладони.- Я мог погибнуть там, погибнуть в этой погоне... Ты! Ты остановил меня!

Эрвин криво улыбнулся опухшей половиной лица. О, да, он это помнил, хорошо помнил.

Барон помолчал.

- Я хочу, чтобы ты был рядом со мной на этом пиру. Это пир победителей. Это праздник победы.

Эрвин поджал губы. Там, конечно же, будет граф Гавардский. Это пир его победы. Это он – победитель. Это он разгромил в бою сильного соперника и заставил его отступить.

- Простите, милорд, выпейте чашу победы за меня. Я не могу пойти с вами. Не заставляйте меня, пожалуйста.

Барон долго молчал, глядя ему в лицо, кивал головой согласно, обдумывал что-то. Свет факела дрожал в уставших руках мальчишки. Эрвин почувствовал озноб наступающей летней ночи.

Наконец, барон шепнул чуть слышно:

- И почему ты не мой сын?

Эрвин усмехнулся, качнувшись на ногах, скрипнула кожа высоких сапог, от усмешки боль растеклась по опухшему лицу. И Эрвин коснулся щеки кончиками пальцев, отвечая барону:

- Слава Богу, что вы не мой отец...

Барон вдруг рассмеялся и шагнул в темноту из круга факельного света. Пошёл, прихрамывая и опираясь на трость. Эрвин смотрел в его спину долгим взглядом, и только сейчас осознал, что барон умеет чувствовать. Только делает это редко и не по отношению ко всем.

часть 17

Уже несколько дней, как они вернулись, и Ания не находила себе покоя. Она знала только про то, что войска графа Мард потерпели поражение и отступили, но ничего не знала о судьбе Орвила – барона Арвинского. Жив ли он? Не ранен ли? Где он и что с ним? Барон Элвуд обещался убить его, а сам молчал и не хвастался. Почему? Что там случилось?

И все молчали. Как сговорились. А спрашивать кого-то прямо Ания не смела, не хотелось проявлять откровенного интереса, чтобы не выдать своих настоящих чувств. Так и мучилась в незнании.

Она, конечно, была рада, что все вернулись, ранеными, но живыми. Слава Богу. И ещё она заметила, как переменилось отношение барона к этому Эрвину. Нет, он, конечно, и раньше держал его у себя близко, но после прошедшего сражения слишком уж приблизил. Именно Эрвин этот стал ухаживать за бароном за столом, наливал вино, резал мясо. Обычно этим до него занимался Орвил – родной сын, а теперь этот...

Кто-то из оруженосцев сказал, что барон принял его в сквайры официально. Вот как, оказывается...

Ания помнила, как эти новости её неприятно удивили. Да что б тебя! Любимая игрушка стала ещё более любимой. Но ничего, пройдёт время – все игрушки рано или поздно надоедают, и их забрасывают в дальний угол. А барон – человек непостоянный. Это будет скоро.

Единственное, что порадовало её, когда она увидела его, так это его опухшее лицо. Что это? На рану было не похоже, и мальчишка-паж, единственный, кто смог что-то вразумительное сказать ей, ответил на вопросы, что новоявленный оруженосец получил по лицу за то, что осмелился спорить с милордом.

С самим бароном! И получил от самого барона!

О, Ания хорошо знала, как умеет бить барон Элвуд, хотя её-то он, наверное, бил не во всю силу, она-то никогда вот так, как он, не получала, по крайней мере, сама она так не опухала лицом от побоев. Значит, выпросил и выпросил хорошо.