Бунтарка и Хозяин Стужи - Марина Эльденберт

секунд, минута… Родуэлл молчал, глядя правителю в глаза, пока наконец не выдавил:

– Я не понимаю, о чем вы, ваше величество. Я…

И тут меня накрыло. Едва ощутимое тепло, которое я не то чувствовала, не то просто себе напридумывала, вдруг накатило жаркой волной, словно в меня плеснули кипятком. Я сорвалась с места, толком не понимая, что делаю, и бросилась к лестнице.

– Ливия!

Хьяртан не успел меня остановить. Никто не успел. Никогда я еще так не бегала. По ступеням взлетела как порыв ветра и еще быстрее понеслась по галерее. Двери, двери, двери… Мы здесь уже были, мы все это обходили, но…

– Ливия! – позади звучал встревоженный голос Снежного.

Добежав до конца коридора, я уперлась в стену, украшенную портретом. С него на меня с жестким прищуром смотрел эрцгерцог в окружении сыновей. От его изображения веяло холодом и тьмой, в то время как из-за стены, как бы безумно это ни звучало, до меня доносилось тепло.

– Что на тебя нашло?! – Хьяртан нагнал меня первым.

– Там… – Я бросилась к стене, заскользила ладонями по щербатой кладке. – Там что-то есть!

– Родуэлл! – прорычал Снежный, и будущего герцога в одно мгновение подтащили к нам. – Открывай!

Рискуя слиться цветом лица со снежинками на витражах, Мелихар промычал:

– Ваше величество, я уже ничего не понимаю. Я показал вам замок, сделал все, что вы пожелали!

– Открывай, – схватив лжеца за грудки, глухо приказал Хьяртан.

– Открывать что? Вы же видите, здесь стена! – голос герцогского наследника взметнулся до жалобного фальцета.

Но жалости к нему я не испытывала. Наоборот, хотелось оказаться на месте Эртхарда, схватить мерзавца и трясти, пока не перестанет ломать комедию.

– Открывай или больше никогда не увидишь ни свою жену, ни детей, – тихо пригрозил Снежный, нетерпеливо добавив: – Не будь идиотом и не взваливай на себя преступления отца, за которые одному из вас, так или иначе, придется отвечать!

Что-то прикинув в уме, Мелихар решил, что ни за чьи преступления отвечать он не собирается. Кивнул, сдаваясь, а когда Хьяртан отпустил его, скользнул пальцами по картинной раме. Раздался щелчок, едва уловимый, чуть слышный, и стена с недовольным скрежетом подалась назад. Жар, который я теперь явственно ощущала, ударил в лицо, опалил и сердце, и плоть.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, бросилась во тьму. Первой спустилась, скорее скатилась по ступеням, слыша за спиной окрики Снежного, а впереди чувствуя, ощущая каждой клеткой своего естества солнечную магию.

Она была там.

Она. Там. Была!

Тихий женский вскрик, приглушенный и слабый, смешался с глухим рычанием не то человека, не то животного. Рванув на себя дверь, к которой подлетела за два удара сердца, я увидела женщину и склонившегося над ней Снежного.

Сжатые в кулак пальцы… Острый клинок изо льда…

Нацеленный прямо в грудь Оллины Селланд.

Моей мамы.

Его пленницы.

Сила прокатилась по венам, и яростный свет, вырвавшись на волю огнем, ударил в Снежного.

– Вот так, осторожно. Еще немного. Умница. – Каэтан удовлетворенно кивнул, глядя на то, как мама маленькими глотками пьет лекарство.

Моя мама…

Я сидела в изножье кровати и смотрела на нее, не в силах поверить своим глазам. Прошло несколько часов, мы уже успели вернуться в Эрнхейм, а мне до сих пор казалось, что я сплю или брежу. И если это все-таки сон, то…

Богиня-матерь, не дай мне проснуться!

– И еще несколько капель отсюда, – мягко проговорил целитель, капая в серебряную ложечку жидкость из очередного сосуда и подавая ее маме.

Бутылочек и скляночек на прикроватном столике собралось немало, и мама послушно «дегустировала» каждую. Иногда морщилась, иногда прикрывала глаза, но не отказывалась от лекарств и послушно, хоть и вяло выполняла все распоряжения Каэтана.

Она была очень слаба. Настолько, что там, в том проклятом подземелье, поначалу никак на нас не отреагировала. Когда Хьяртан оттащил от нее изрыгающего проклятия и стряхивающего с себя языки пламени эрцгерцога, а я, подбежав к ней, упала на колени, мама лишь скользнула по мне безжизненным взглядом и прикрыла глаза.

Не узнала.

Не поняла.

Отстранив меня, Хьяртан подхватил ее на руки и понес наверх. Я шла следом, слыша за спиной стоны ублюдка эрцгерцога, чувствуя зловоние, которое источала его обожженная плоть. Впереди же звучали твердые, уверенные шаги короля. В них я и вслушивалась, как и в лихорадочные удары своего сердца. Казалось, оно стучит где-то в горле, перекрывая доступ воздуха. Даже когда поднялись наверх, я продолжала задыхаться, и только когда мама тихо позвала: «Ливия?» – сумела наконец вздохнуть и бросилась к ней.

– Я, мамочка… Это я… – По щекам бежали слезы, я не могла их остановить, да и не хотела, ведь это были слезы радости и облегчения.

Так и вернулась в Эрнхейм, ревя. Вернулась вместе с мамой, которая больше ничего не сказала. Хьяртан остался в замке разбираться с эрцгерцогом и его лжецом-сыном, к маме сразу же примчался Каэтан и с тех пор не отходил от нее ни на шаг.

– Голова все еще кружится? – Целитель пристально вглядывался в ее лицо, не сводил взгляда.

– Немного, но мне уже намного лучше. – Она тепло улыбнулась.

Я хорошо помнила эту улыбку. Точно такие же, ясные, заразительные, мама дарила нашим соседям, всему Боргу. Ее все любили. Просто не могли не любить – столько в ней было света, тепла и доброты.

– У вас сильное истощение, норра Селланд, – машинально огладив бороду, проговорил лекарь. – Потребуется время, чтобы восстановиться, но, обещаю, со своей стороны сделаю все возможное, чтобы к вам как можно скорее вернулись силы.

– Они уже ко мне возвращаются. – Мама перевела взгляд на меня, и от ее улыбки в груди словно маленькое солнце зажглось. – Видеть мою дочь, мою девочку… Нет лучшего лекарства. – Она протянула ко мне руку, и я, пересев поближе, сжала тонкую, почти невесомую кисть, а потом прижалась к ней губами. – Ливи, а где Иштван? – спросила мама тихо. – Фабиан?

Зеленые глаза заблестели от подступающих слез, и я поспешила сказать:

– Фабиан еще не знает, что мы нашли тебя. Но с ним все хорошо! Все… хорошо, – повторила тише и увидела, как мама облегченно выдохнула. – А папа…

Как бы ни тяжело было рассказывать о его смерти, пришлось. Мама слушала, не перебивая. Держалась. Только несколько слезинок скользнули по бледным щекам, но она все равно постаралась улыбнуться и, когда я замолчала, прошептала:

– Я уже не ждала и не надеялась, что когда-нибудь снова вас увижу. Это чудо, Ливи. Чудо, что мы снова вместе.

– Теперь только так и будет, – с жаром заверила