Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы - Вячеслав Коротин

"Такачихо" и "Акаси" сделали то же самое для экипажа своего погибшего броненосца.

Ещё хлопнуло по несколько выстрелов с каждой стороны, но очень быстро противники перестрелку прекратили. Обе стороны понимали, что продолжать бой уже бессмысленно: ни одна из сторон не добьётся больше каких то решительных результатов в обозримое время, японцы не отдадут на "съедение" "Идзумо" и "Сикисиму", которые просто уйдут из зоны поражения, а "Токива" и "Ивате" почти целые и чтобы их серьёзно повредить у русских просто не хватит ни времени, ни снарядов. А с японской стороны было бы уж слишком большим оптимизмом надеятся утопить ещё один русский броненосец из оставшейся армады.

В общем и те, и другие в первую очередь занялись спасением экипажей только что утопленных кораблей. После многочасовой канонады над морем царила практически полная тишина.

Разбросанные предыдущим боем русские корабли потихоньку стали стягиваться к месту спасательных работ и нужно было снова распределиться по боевым отрядам, чтобы следовать к заветной цели – Владивостоку.

"Буйный" уже который час носился между кораблями и отрядами, Рожественский руководил сражением с его борта и, чтобы не потерять темп при управлении эскадрой, категорически отказывался перейти на более "солидный" корабль. Да и трудно было выбрать на какой – практически все были намертво завязаны на бой с противником. Выбирать было в общем то не из чего.

Но дань восхищения со своего флота Зиновий Петрович снимал полную: флаг командующего не на крейсере даже, а на миноносце. Здесь он переплюнул даже Макарова, вышедшего в бой на "Новике". Ведь тот был хоть лёгким, однако крейсером. А здесь…

Команды всех не ведущих бой кораблей выскакивали на палубу и иссуплённо орали "Ура!!!" своему адмиралу. Теперь он с полным правом мог называть эскадру "своей".

Несмотря на свой тяжёлый характер, он завоевал душу каждого матроса, не говоря уже об офицерах.

Весь свой штаб Зиновий Петрович на "Буйный", конечно не взял – слишком мало места на мостике крохотного миноносца. Только Клапье де Колонг (флаг-капитан) и Филлиповский (флагманский штурман) составили компанию своему командующему. А вот четверых опытных сигнальщиков с "Суворова" взять с собой на борт адмирал не преминул.

Проблема была даже не в том, что "Буйный" был небольшим и плохо защищённым (вернее – вообще не защищённым) кораблём – мостик его был, естественно, слишком низким и наблюдать за картиной боя было крайне затруднительно. А на миноносце ведь даже на мачту наблюдателя не пошлёшь…

Сначала Рожественский планировал "перескочить" хотя бы на "Изумруд", но это потребовало бы не менее получаса. А события стремительно неслись вскачь и терять управление боем нельзя было ни на минуту. Принимать решения приходилось мгновенно, приказы отдавать максимально лаконично, но чётко, анализировать обрывки поступающей информации тоже было сверхсложно…

Но приходилось исходить из того, что имелось. Худо-бедно руководящие указания исходили с борта русского истребителя и флот действовал достаточно слаженно.

Бывали и накладки, конечно, терялось время, которое было драгоценно. Зачастую приходилось расчитывать на инициативу и здравый смысл подчинённых и они, как правило, не подводили.

Однако, когда началась погоня за подбитыми японскими кораблями, уходящими на восток, всё едва не рухнуло: Азарт преследования так захватил командиров русских броненосцев, что им почти уже удалось построиться строем "куча". Что давало все шансы японцам уйти практически безнаказанно, а русским получить очень неприятный фланговый удар.

Просто руганью и конкретным матом Рожественскому всё-таки удалось изобразить из атакующих кораблей ту самую "кочергу", которая позволила и, сначала подбить, а потом и утопить "Кассугу", и прикрыться при этом от атакующих с юга "Сикисимы" и "Асахи".

Когда "Кассуга" скрылся под водой, а потом ещё и поступил доклад о потопленном "Ниссине", командующий почувствовал нешуточную гордость и настроение его значительно улучшилось.

– А ведь не всё так плохо как я ожидал, господа, – обратился Рожественский к стоящим рядом офицерам, – уже три броненосных корабля противника на дне. Мы потеряли только один. Можно всё-таки бить японцев, можно!

– Ну "бить", это пожалуй пока громко сказано, – флаг-капитан был, как обычно, осторожен в оценке событий, – Вон на зюйде нашим здорово достаётся. Почти все горят, а на "Ретвизане" уже только одна труба осталась.

– Ничего, – адмирал неласково посмотрел на Клапье де Колонга, – Поддержим. Не всё сразу. И до них доберёмся.

Но позже, отрядив "пересветы" к основным силам, сам Зиновий Петрович увлёкся вместе с крейсерами и миноносцами "охотой на "Микасу". Ну очень хотелось наконец то отправить на дно японского флагмана. И ведь уже в который раз казалось, что до заветной цели осталось совсем чуть-чуть. И бросались в атаку на пистолетную дистанцию крейсера и миноносцы, получая тяжёлые "раны", но упорно стараясь добить японский корабль.

И сколько же ликования выплеснулось на мостике "Буйного", когда у борта "Микасы" всё-таки вырос султан минного взрыва и броненосец стал переворачиваться…

Сам Рожественский не постеснялся грохнуть биноклем о палубу и орать "Ура!" вместе со всеми офицерами и матросами.

А когда, на кураже, пошли атаки на оставшиеся лёгкие крейсера японцев, то командующий, словно вспомнив свою офицерскую юность, когда ходил в атаки на минных катерах на Дунае, приказал присоединиться к своим миноносцам. Напрасно офицеры штаба пытались его отговорить и командир "Буйного", весело глянув на адмирала повёл свой корабль к атакующей группе. Всё едва не кончилось печально. Японцы хладнокровно открыли массированный огонь по русским и пришлось атаку прекратить. "Громкий" и "Грозный" получили серьёзные повреждения. "Буйный" попаданий не получил, но несколько снарядов с "Икадзучи" взорвались в опасной близости от его борта.

Когда бой прекратился, когда замолкла перестрелка и на севере, и на юге, пора было думать о "переселении" командующего на другой корабль: сколько можно вице-адмиралу лихачить на миноносце.

Разговор об этом первым начал Клапье де Колонг:

– Ваше превосходительство, пока есть возможность нужно перейти на более солидный корабль. И руководить удобнее, и врач вам нужен посерьёзнее местного фельдшера, да и стол будет получше…

– Да плевать на стол! – сердито отозвался адмирал, – Командовать отсюда – как из гальюна. (Коломейцев исподлобья покосился на Рожественского, но промолчал). Нам приходится работать как овчарке при стаде баранов – то разбредаются, то в кучу сбиваются. В бою ещё туда-сюда было, а сейчас построиться надо и уйти до темноты как можно дальше от пролива.

– Ну так я и говорю…

– Что вы говорите? Вы корабли видите? Сборище инвалидов. Где мне флаг поднимать?

Ну на одном из броненосцев третьего отряда.

– Нет уж, увольте. Это отряд адмирала Фелькерзама – ему и командовать… Знаете… А прикажите-ка Левицкому подвинтить своего "Жемчуга" к нам поближе… Вроде выглядит он неплохо. Если там всё в порядке – на него и перейдём.

С "Жемчугом" было всё нормально, пробоину в носу он уже залатал, мог дать ход в семнадцать узлов и через полчаса командующий вместе с офицерами штаба перешли на крейсер.

Практически сразу на мачте взвился флажный приказ Рожественского, который он отдал ещё не поднявшись на мостик: "Построиться по боевым отрядам. Иметь прежний ордер. Курс Норд-Вест двенадцать градусов." Эскадра стала постепенно превращаться из боевой кучи в подобие строя. Эскадра шла домой…

Удивительная вещь человеческий организм. Нежный и хрупкий: его можно убить ничтожным количеством разной химической дряни, можно убить лёгким ударом в определённую точку, да мало ли ещё как… Но он и удивительно прочен и стоек. Он может выдержать совершенно невероятные травмы и нагрузки, в экстремальных обстоятельствах он может творить такие чудеса, в которые отказывается верить самая буйная фантазия…

Непреклонная воля Вирена держала его на ногах несмотря на большую кровопотерю, контузию, боль… Держала, пока шёл бой, пока он понимал, что не может позволить себе расслабиться и уйти из боевой рубки "Ретвизана". И даже теперь, когда перестали грохотать пушки, он не собирался покидать свой пост. Он понимал, что ещё ничего не кончилось, что ещё предстоит напряжённая ночь в ожидании минных атак, что расслабляться нельзя…

Но его подсознание решило по другому. Оно "решительно потребовало" прекратить издевательство над измученным организмом: в глазах адмирала всё стало расплываться, в ушах зазвенело, колени подогнулись и Вирен стал медленно сползать на палубу по стенке боевой рубки. Благо это вовремя заметил находящийся рядом матрос и успел подхватить падающего адмирала.

– Так что, ваше благородие, – обратился он к Развозову, – их превосходительство сомлели. Прикажете отнести в салон или к дохтуру?