Кунгош — птица бессмертия - Михаил Юхма

Было уже далеко за полночь, когда Мулланур наконец добрался до своей комнаты. В изнеможении сел он на кровать; хотелось прямо вот так, не раздеваясь, лечь и провалиться в сон, как в глубокий, темный омут. Однако усилием воли он заставил себя стянуть сапоги, откинуть одеяло.

Внезапно раздался робкий, осторожный стук в дверь.

«Кто бы это мог быть в такой поздний час?» — удивленно подумал Мулланур и спросил:

— Кто там?

— Это я, комиссар! Я, Абдулла! — послышалось из-за двери.

— Абдулла?! — Мулланур радостно кинулся навстречу другу.

На пороге и впрямь стоял Абдулла — целый и невредимый, в старенькой своей, видавшей виды солдатской шинели, с котомкой за плечами, с суковатой палкой в руке.

Мулланур стиснул руку Абдуллы обеими руками. Но тот, как медведь, схватил в охапку своего друга комиссара и с снлой прижал к груди.

Чуть не до самого рассвета рассказывал Абдулла Муллануру обо всем, что случилось с ним в Казани. Мулланур слушал, почти не перебивая. Лишь изредка задавал какой-нибудь короткий наводящий вопрос — ему важна была каждая подробность, даже если она казалась рассказчику пустяковой, не стоящей внимания.

Абдулла развязал свою котомку и достал оттуда смятую газету.

— Вот, — смущенно протянул он ее Муллануру. — Это мне подбросили. Хотел выкинуть эту гадость, но потом подумал: может, тебе, комиссар, интересно будет поглядеть, что про тебя пишут твои враги. Ты ведь учил меня, что врагов надо хорошо знать.

Эту довольно длинную речь Абдулла произнес, словно бы оправдываясь. Похоже было, что он чувствует себя виноватым.

— Ты молодчина, Абдулла! Правильно сделал, что не выкинул. Выкинуть ее мы всегда успеем…

Он торопливо развернул и разгладил смятый газетный лист.

Это была контрреволюционная газета «Алтай», заступившая место запрещенного «Курултая». Муллануру сразу же кинулась в глаза размашистая карандашная надпись на полях: «Читай, лакей красных комиссаров! Прочтешь — узнаешь, что твои дни сочтены. Передай это своим собакам-хозяевам!»

— Прямо задыхаются от злобы, бедняги, — усмехнулся Мулланур. — Клянусь, это меня радует. Такая бессильная злоба точнее любого барометра говорит, что дела их плохи.

Абдулла ткнул пальцем в абзац, жирно отчеркнутый, как видно, тою же рукой.

— Вот, комиссар. Тут они про тебя пишут. Прочти!

Мулланур прочел вслух:

— «Мулланур Вахитов решает наши национальные дела не так, как хотим их решить мы, а так, как приказывают ему те, кому он служит, — русские, еврейские и грузинские большевики».

Это была единственная фраза, выдержанная в более или менее парламентских выражениях. Дальше шла откровенная площадная брань и прямые угрозы.

Однако Мулланур превозмог отвращение и прочел все насквозь. Что ни говори, это было любопытно.

Еще раз с необыкновенной остротой ощутил он то, о чем думал уже не раз. Да, пожалуй, из всех паболевших вопросов, доставшихся новой власти в наследство от рухнувшей Российской империи, не было другого такого мучительного и жгучего, как национальный вопрос. Это как клок волос, прилипших к запекшейся ране. Только тронь — и рана опять начинает гноиться и кровоточить.

3

Пока шло совещание, Муллануру так и не удалось перемолвиться словом со своим старым знакомым Пиктемиром Мардой. Но когда совещание кончилось, они нашли друг друга.

— Вот видишь, я же говорил, мы непременно встретимся, — сказал Пиктемир, улыбаясь и обнимая Мулланура за плечи своими огромными ручищами.

— Я рад видеть тебя, дорогой Пиктемир! — от души откликнулся Мулланур. — И особенно рад, что на сей раз мы встретились не случайно, что свело нас общее дело… Кстати, я еще в прошлую нашу встречу все собирался спросить: почему ты Пиктемир?

— Я некрещеный чуваш, — улыбнулся в ответ Марда. — Нас много среди анатри…

— Анатри?

— Так называются южные чувашские племена. В Симбирской, Самарской, Уфимской губерниях целые селения не приняли христианства. Мы называем себя чапчуваши, что значит — истинные чуваши. Имена и фамилии у нас древнечувашские. И обычаи сохранились древние. В частности, у нас сохранился культ предков…

— Скажи, Пиктемир, — решил Мулланур переменить тему. — А как относится к идее провозглашения Татаро-Башкирской республики ваш патриарх Иван Яковлевич Яковлев?

— Мне не привелось видеться с Иваном Яковлевичем в последнее время, — сказал Пиктемир. — Но я хорошо знаю образ его мыслей. Иван Яковлевич — великий патриот чувашского парода, он трепетно относится ко всем нашим национальным святыням. В то же время он бесконечно далек от всякой национальной замкнутости. Выражаясь современным языком, он истинный интернационалист. Поэтому я не сомневаюсь, что он горячо одобрит провозглашение этой новой автономной советской республики.

— Я бы очень хотел, чтобы он оценил по достоинству нашу идею, — сказал Мулланур. — Авторитет его среди чувашей бесконечно велик. Если он нас поддержит, это сильно облегчит нашу задачу. В противном случае в руках чувашской буржуазии окажется весьма сильный козырь. А они ведь и так будут втыкать нам палки в колеса.

Необыкновенно легко было Муллануру с Пиктемиром: тот понимал его с полуслова.

— Да, работы впереди много, — сказал Мулланур. — Я хочу, чтобы все участники совещания, ну и работника нашего комиссариата тоже, конечно, выехали сейчас на места. Будут разъяснять массам суть нашего Положения. А сам я собираюсь выступить перед рабочими Москвы, Петрограда и Казани.

— Так я и думал! — обрадовался Пиктемпр. — Я тоже решил, не задерживаясь ни на один день, вернуться назад, в свои родные места. Буду ездить по городам и весям — повсюду, где живут чуваши, и агитировать их за республику. Сперва в Чебоксарах выступлю, потом в Симбирске…

— Отличная мысль! — поддержал его Мулланур. Они обнялись.

— А помнишь, — спросил Мулланур перед расставанием, — легенду о бессмертной солнечной птице Кунгош?

— Еще бы, — улыбнулся Пиктемир.

— Не забыл — у нас с тобой была мечта: изобразить ее на нашем революционном знамени? На знамени возрождения братских пародов?

— Конечно, помню! — ответил Пиктемир. — Разве такое забывают.

— Ну вот, брат. Этот заветный час приближается. Ради него стоит жить и бороться, а если понадобится, так и голову сложить! — с неожиданной даже для себя самого горячностью сказал Мулланур.

— Нет, дорогой, — возразил Пиктемир. — Мы с тобой не умрем. Если даже и приведется пасть в бою с врагами, наутро, в час восхода солнца, мы снова вернемся к людям — живыми, еще более могучими, чем прежде, совсем юными, полными сил, готовыми к новой борьбе. Вернемся, чтобы жить вечно, не старея и не умирая, на обновленной земле наших предков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});