Бородинское поле - Иван Шевцов

Коля решительно замотал головой и враждебно взглянул на комиссара. Вошел Глеб, кивком поздоровался, снял ушанку, обнажив крупную голову, расстегнул полушубок.

- Наш командир полка Глеб Трофимович, - представил Брусничкин. - А это к нам новое пополнение из Москвы. Санинструктор Фролова Александра Васильевна. С сыном. С Александрой Васильевной мы вместе работали.

- Да, я и забыла, привет вам, Леонид Викторович, от Бориса Всеволодовича и от Вари. Помните Варю Остапову?

- Ну как же, как же, такие не забываются, - отозвался Брусничкин, предлагая Макарову место за столом и наливая ему в стакан спирта. - Да ведь она тоже как будто собиралась на фронт. Вместе с вами?

- Не наливай, я не буду. - Макаров отодвинул стакан в сторону, лихорадочно вдумываясь в имена: Борис Всеволодович, Варя Остапова. Не может быть - просто совпадение.

А Саша уже отвечала Брусничкину упавшим, дрогнувшим голосом:

- Добиралась. Да в последнюю минуту беда случилась. Брата ее убили, танкиста. Помните, лежал у нас Герой Советского Союза Игорь? Александр Сергеевич Щербаков Звезду ему вручал.

- Хорошо помню. Бравый такой молодой паренек.

- Как фамилия? - Глеб уставился на Сашу нетерпеливым напористым взглядом. Глаза его были расширены, насторожены. Саша не поняла вопроса, даже смутилась от его взгляда. Он пояснил: - Игоря фамилия как?

- Мм-акаров, - отозвалась, как-то съежившись, Саша.

Лицо Глеба помрачнело: нет, это не ошибка. И, обращаясь одновременно ко всем и ни на кого из них не глядя, спросил:

- Значит, вы знакомы с доктором Остаповым Борисом Всеволодовичем и с его невесткой Варей?

- Да, - тихо, настороженно отозвалась Саша и добавила, глядя на Макарова выжидательно: - С Варей мы вместе работали в госпитале у Бориса Всеволодовича.

Глеб устало прикрыл глаза, и только теперь Саша вспомнила, что этого подполковника Брусничкин назвал Глебом Трофимовичем, вспомнила и догадалась: Варя ведь тоже Трофимовна, и она как-то рассказывала о старшем брате, командире полка, у которого в начале войны погибли жена и дочь. Брусничкин пока еще ничего не понимал, он смотрел на Макарова недоуменно и затем перевел вопросительный взгляд на Сашу. Глеб открыл глаза, поймал взгляд Брусничкина и, обращаясь к Саше, спросил:

- А что с Игорем? Это официально?

- Похоронка пришла. Накануне моего отъезда из Москвы. Никаких подробностей: пал смертью героя.

Все смешалось, спуталось в голове Глеба, зазвенело печальным звоном, заволокло туманом. Игорь, брат, герой. Так и не пришлось свидеться; был ранен - в который раз! - в московском госпитале лежал, Варя за ним присматривала. А теперь там Славка, сынок. Эта женщина все знает об их семье, она многое может рассказать о том, что волнует Глеба все эти две недели бесконечных кровавых боев. Но это потом. А сейчас в сознании одно, ставшее страшной болью, - Игорь.

- Игорь мой брат, - медленно, растягивая фразу, проговорил Глеб. - Родной брат, Игорь Трофимович Макаров. Младший.

- Что вы говорите? - воскликнул Брусничкин. - Значит, Варя Остапова вам сестрой доводится? А почему Остапова? Да, ведь это по мужу… Удивительно.

- Ничего, комиссар, удивительного нет, - отозвался Глеб и, взяв стакан с налитым и не разведенным спиртом, залпом выпил его. Шумно выдохнул. Саша торопливо протянула ему кружку с водой, но он не стал запивать и, как бы продолжая фразу, глядя на Брусничкина в упор, заговорил: - Что удивительно? Что на войне убивают? Нет, это естественно, обычно. И нас могут убить. Запросто. Через минуту, через час или завтра.

Он выталкивал эти тяжелые, каменные слова с ожесточением и отчаянием. Брусничкин сообщил:

- У Александры Васильевны тоже похоронка: муж погиб.

Глеб поднял рассеянный взгляд на Сашу. Она ответила ему долгим, сосредоточенным, полным понимания и глубокого сочувствия взглядом. Темные глаза его размягчились дружеской лаской и взаимным сочувствием. "Война отняла у тебя мужа, - говорили его глаза, - я понимаю, как это больно. Может, лучше других понимаю, потому что и у меня война отняла жену и дочь. А теперь вот еще и брата". "Я все о тебе знаю, все-все, - отвечали ее зеленые, блестевшие влагой глаза. - У нас одна с тобой беда, одно горе, общая судьба. Твой сын, твой мальчик, уже побывал в когтях у зверя. А мой вот тут, со мной, ждет своего часа".

Этот мгновенный, предельно краткий диалог не глаз, а сердец - глаза были только выразительными передатчиками - что-то решил в их судьбе, еще не совсем определенное; это были всего лишь посеянные зерна, и для того, чтоб им прорасти, потребуется время. А будет ли оно - это время, такое зыбкое, неуловимое и неопределенное на войне?

Потом посыпались вопросы, пошли расспросы: о Славке, о родных, о Варе, об Олеге. О жене и дочери он не спросил: понимал, что, если б были какие-то вести, Саша сама сообщила бы. Саша рассказывала охотно и е подробностями, не сводя с него глаз. Глеб слушал ее тихо, безмолвно, лишь иногда отзывался кратким вопросом, лицо его светилось внутренним светом, правая бровь стремительно вздернулась кверху, слушал и изучал лицо, глаза, нос, губы, беспокойные руки, лунные волосы этой внезапно свалившейся к нему незнакомки с полным коробом вестей - печальных и отрадных.

Брусничкин ревниво наблюдал за ними и понял, что здесь ему отведена роль постороннего наблюдателя, что он просто слушатель, и, возможно, лишний; он видел два одновременных диалога: один - словесный, другой - тайный, диалог взглядов. Наконец, когда Саша закончила рассказ, Леонид Викторович сказал, кивая на Колю:

- Ну а что ж будем делать с нашим юным героем?

Глеб уже давно обратил внимание на мальчонку, видел, как тот внимательно изучает командира полка, от которого, как он уже, очевидно, догадался, зависит его судьба. Сказал, дружески улыбнувшись:

- Сначала еще раз познакомимся. Я - Глеб Трофимович, а ты?

- Коля.

- Пусть будет Коля-Николай. Не возражаешь? Тебе сколько лет?

- Пошел пятнадцатый, - отозвался Коля, не сводя с Макарова колючих маленьких глаз.

- И давно пошел?

- Шестнадцатого октября.

- Порядком, - шутливо заключил Глеб. - Значит, ты уже не Коля и еще не Николай. Ну что ж, Коля-Николай, надо тебя прежде всего экипировать. Полушубок на тебя, пожалуй, не подберем. А вот ватник и ватные шаровары - запросто, Покажи свои валенки. Не худые, греют?

- Теплые, - бойко сказал Коля, сразу повеселев. А Глеб, осматривая мальчика деланно-серьезно, добродушно-нахмуренным взглядом, продолжал:

- Гимнастерку, брюки найдем. Шапка у тебя приличная, звездочку дадим. Что еще? Ремень. И пожалуй, все.

- А винтовку? - совсем осмелев, напомнил Коля.

- Винтовку? - Глеб ухмыльнулся и посмотрел на комиссара.

- Ты стрелять умеешь? - спросил Брусничкин.

- С винтовкой сначала надо научиться обращаться. Собрать, разобрать, почистить. Винтовка - она штука тяжелая, - сказал Макаров.

- Конечно, автомат легче, - прозрачно намекнул Коля.

И все рассмеялись.

- Это само собой, гораздо легче, - согласился Глеб, погасив улыбку. - Но, к сожалению, Коля-Николай, автоматов у нас не хватает даже тем, кому они по штату положены. А тебе еще нужно должность определить. Как ты думаешь, комиссар, какую должность мы определим бойцу… Как твоя фамилия?

- Фролов, - ответил Коля с нетерпеливым ожиданием.

- Бойцу Фролову?

Комиссар думал вообще отправить мальчугана обратно в Москву, но раз уж командир все повернул в другую сторону, то возражать он не стал, а только пожал плечами. И Глеб сам тогда ответил на свой вопрос:

- Назначим тебя, боец Фролов, старшим помощником ординарца командира полка. Должность высокая и ответственная, но, я вижу, ты парень серьезный и справишься, оправдаешь доверие. Как ты сам считаешь?

- Постараюсь… - негромко отозвался Коля, но по его лицу было видно, что он счастлив. Еще бы: старший помощник ординарца. Звучит-то как! Разумеется, он не знал, что такое ординарец и в чем будут состоять обязанности помощника и что должности такой вообще не бывает. Потом спросил: - А с оружием как же?

- Что-нибудь придумаем. Это после. А сейчас тобой займется лейтенант Думбадзе.

Легкий на помине, Иосиф Думбадзе появился через несколько минут взволнованный, доложил, проглатывая слова:

- Товарищ подполковник, капитан Кузнецов докладывает: параллельно автостраде движется колонна немецких танков.

Макаров встал, посмотрел на Сашу спокойно, пряча волнение, сказал просто:

- Ну вот, события продолжаются. - И затем к Думбадзе: - Устрой санинструктора Александру Васильевну. А Колю-Николая мы определили в помощники к Чумаеву. Словом, позаботься. Я - на КП. Пошли, комиссар.

- Привыкайте, это не так страшно, - улыбнулся Брусничкин Саше, уходя следом за Макаровым, и потрепал Колю по волосам.

Леонид Викторович неспроста сказал последнюю фразу: он действительно поборол что-то в себе за эти несколько дней. Произошло это у Багратионовых флешей, когда на КП полка пошел фашистский танк. Именно тогда в Брусничкине произошел внутренний перелом. В нем появилась уверенность, и не показная, внешняя, а естественная, осознанная; чувство страха притупилось, заглохло. Он обвыкся. И теперь советовал Саше привыкать, зная по собственному опыту, как важно привыкнуть к опасности и преодолеть в себе постоянное чувство неуверенности и страха.