Полюби меня такой 2 - Dana D

в заплаканные глаза. Трепетно, прикасается к бледным щекам, заботливо утирая подушечкой большого пальца заботливо каждую горькую слезинку.

— Ты отвезешь Юльку и вернешься сразу же сюда, если Зотова выпустили под залог, он не посмеет тебе что либо сделать, а Гер…

Мрачно усмехнувшись, Тим перевёл немигающий взгляд в сторону дверного проема.

— Брат остынет, успокоится и будет ждать тебя здесь, договорились?

Поворачивается ко мне, внимательно разглядывая моё безжизненное лицо.

— Тим, я устала, устала при каждой ссоре или каждом непонимании слышать его до боли обидные слова, почему он так всегда легко от меня отказывается?

— Он тебя очень сильно любит, переживает, пока ты была в больнице, он места себе не находил, себя винил за это, курить снова стал, хотя бросил давно, да он сутками не спал, искал хоть одну лазейку чтобы Игоря засадить, и сейчас слыша что он на свободе, вся его крыша слетела к херам.

Я молча слушала его, теребя тонкими пальцами подол кружевной блузки, закусывая нижнюю губу, я пыталась найти в себе силы придти в себя и успокоиться. Конечно я понимала Германа… Понимала что он чувствует, и я могла его взять с собой, но зная его неприязнь к Игорю, Гер не сумел бы удержать себя в руках. Это же очевидно. Полез бы в драку, ведь однажды это уже нам обоим вылезло боком. Тим сильнее прижимает меня к своей груди, а я во всю чувствую как от моих удушливых слез намокала его байка.

— Малой, я уезжаю, Макса завтра заберу.

Нас будто обоих молнией пронзает насквозь. Герман стоит в дверном проеме, крепко сжимая окровавленной рукой связку ключей. Я прекрасно понимала что он собирается уехать, но вот куда? Не дожидаясь ответа от брата, Герман ещё раз стрельнул уничтожающим взглядом в мою сторону и поспешно вышел, а раздраженный Тим, моментально отстранил меня от себя.

— Посиди здесь, я сейчас…

От лица Германа.

Я ушел даже не оборачиваясь, поднимаясь по крутым ступеням к себе, но все равно слышал её беспокойные всхлипы, а сам сгорал от нарастающей боли внутри. Зверем влетел в спальню, со злости, беру в руки небольшой торшер и запускаю его в стену.

— Сука! Беги блять! Беги! Только не попадайся больше мне на глаза!

Не могу сидеть сложа руки, должен все выяснить. Как?! Как эта гнида смогла так беспрепятственно выйти из сизо?! Я же каждого сотрудника там прекрасно знаю, а с конвоиром Зотова я вообще раньше вместе работал. Именно благодаря ему я и сумел устроить этой мрази ад в тюремной камере. Но сейчас… Гнев бушевал с неимоверной скоростью, разрушая не все вокруг, а именно все живое внутри меня. Я сам себе слово дал что он не выйдет. А по итогу получается не смог выполнить обещание, снова подвергаю её опасности. Но и она же… Как блять?! Как можно собраться и поехать в лапы кровожадного монстра?! Дура! Самая настоящая дура, которая не задумывается о последствиях. Никогда… Никогда в своей жизни я не поднимал руку на женщину, но слыша её слова, которые твердили одно и тоже… Отвезу! Он ничего мне не сделает… Прямо сейчас бы взял и трясонул её плечи, лишь бы она пришла в себя.

— Как же я устал от твоей ромашки, Соболевская! Я твою мать, не железный!

Следом за торшером в стену летит небольшое зеркало, разбиваясь на мелкие осколки. Я как баран бьюсь рогом в старые ворота, она словно не слышит моих предостерегающих слов, пропускает их мимо ушей. А я больше не собираюсь её удерживать.

— Сколько уже можно?!

Я пытался, искренне пытался вымолить у неё прощение за свой поступок шесть лет назад, пытался все вернуть в спять, хотел наконец-то жить нормальной и спокойной жизнью с любимой девушкой.

— Но у нас не может же быть все ровно! Да, блять?!

Как можно быстрее переодеваюсь и спускаюсь вниз. Вижу как она сидит и рыдает в обьятиях моего братца. Сука! Эта жалость к ней меня убьет когда нибудь, искалечит и так растерзанную на болезненные шрамы душу. Её заплаканное лицо, её горькие слёзы оставляют жуткие ожоги на мне, больно на неё смотреть, но хватит! Я тоже живой человек который чувствует боль и её предательство по отношению ко мне. Остервенело сдавливаю связку ключей от тачки, которые остро вонзаются в кожу ладоней, а потом и вовсе, я решаю оставить Ульяну с её же выбором. Надоела! Пусть катится ко всем чертям! Не привыкать подыхать без неё. Под пристальный взор брата, покидаю гостиную.

— Стой!

— Чего тебе? Прибежал заступиться за эту мать Терезу?

Полностью заведенный, выскочил на улицу, а на бешеном ходу стал набирать номер Костенко, как блять, он мог допустить это всё?! До сих пор не могу понять, но он не брал трубку, абонент не абонент.

— Черт! Где ты есть?!

Матерюсь, пряча телефон в карман куртки.

— Зачем ты снова оставляешь её одну? Зачем снова начинаешь по второму кругу проходить этот беспросветный ад?!

— Не лезь! Раз ей так хочется, пусть катится ко всем херам, и дальше строит из себя жертву!

Вбрасываю брату, даже не поворачиваясь к нему лицом. А у самого от чувства собственного бессилия в душе, от того что не смотря ни на что, она все равно к нему летит как мотылек на убивающий её же саму огонь, медленно внутри меня поднималась холодная ярость.

— Ты че сейчас делаешь, олень? Какого хера ты творишь?! Он нуждается сейчас в твоей поддержке, а ты вот так берёшь и просто сливаешься?

Брат догоняет меня, удерживая за плечо, развернув меня к себе лицом, Тим пытался вразумить меня, но это было бесполезно, не мне надо объяснять о силе необдуманных поступков.

— Тон сбавь! Поучать свою жену будешь, а с меня хватит уже! Хочет вернуться, пусть возвращается, больше бегать я за ней не буду! Заебали меня уже эти качели!

Озлобленно скидываю руку брата с плеча. Сам вгрызаюсь в него искрящим сталью взглядом.

— Если её жизнь ничему не учит, это только её проблемы! Все, свали с дороги!

Делаю шаг вправо, на брат уперто повторяет мои движения, намеренно перекрывая мне дорогу.

— Придурок, блять! Давай, отпусти её снова… А сам потом подыхай ежедневно! Ах да, проще же из себя строить обиженного мальчика, а потом уйти в запой и телок всех подряд трахать, пытаясь найти в них Соболевскую! Браво, брат!

Защитничек хренов! Брат тяжело выдохнув, угнетенно приподнял голову к сизым облакам, устало сдавливая пальцами носовую перегородку.

— Нахуй я тогда тебя