Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Мортон

Какой-то инстинкт подсказал мне, что нужно остановиться на горе по дороге к Назарету. Я взглянул назад, на юг, и передо мной развернулась панорама страны, хранящей столько воспоминаний о бедствиях и победах народа.

Я смотрел на равнину Изреель, раскинувшуюся, как гладкое зеленое море, вплоть до отдаленных гор Самарии. Тени облаков плыли по ней, словно призраки древних армий, пересекавших некогда эти просторы. Там, внизу, состоялось не менее двадцати крупных сражений. Эта плоская земля знала гром колесниц Египта, Ассирии и Вавилона. Где-то на равнине Барак разбил ханаанеев. С ее зеленых полей Гидеон повел мидианитян к Иордану. В горах за моей спиной Саул шел ночью, чтобы получить совет Аэндорской волшебницы, а днем увидел свои армии поверженными, а сыновей убитыми. Там, внизу, мертвое тело царя Озии волокли торжествующие египтяне, а потом его доставили в переполненный горем Иерусалим.

Темно-бурые горы на юге, горы Самарии, помнят грозные обвинения Илии. Они слышали пламенные слова и видели пророческий огонь в его глазах. На горизонте виднелся холм, на котором простирался виноградник Набота, и холм, на котором приняла смерть Иезавель. Направо разрезал небо длинный, плавных очертаний хребет Кармил, который видел жрецов Ваала и огонь, обрушившийся на них с небес по слову Илии, желавшего их сокрушить.

Я смотрел еще некоторое время на эту часть гигантской карты ветхозаветной истории, а потом двинулся к Назарету; и дорога повела меня на вершину очередной горы. Там я снова остановился, уже не по инстинкту, а от изумления; потому что далее, к северу, передо мной лежал новый мир — Галилея.

Я не знаю названия этой горы, но всегда думаю о ней как о горе двух Заветов. К югу раскинулся Ветхий Завет; к северу — Галилея и Новый Завет. Глядя на север, на эту открывшуюся перед взглядом страну, я невольно подумал, что эта гора воплощает собой титульную страницу, которую книгоиздатели помещают в Библии между пророческими книгами и историей жизни Христа. И, хотя не исключено, что Иисус не посещал все места, которые теперь называют священными, Он, несомненно, еще в детстве стоял на этой горе. Он должен был знать все призраки своего народа, толпившиеся на юге, и с нежностью и любовью смотреть на спокойную и прекрасную страну на севере и дорогу, что сбегала с горы к озеру.

Легко вообразить, как Он поднимается на эту гору, когда солнце клонится к морю, и спускается, поспешая в Назарет до наступления сумерек. На равнину Изреель надвигается ночь, и горы Самарии уже покрыла тень. Но последнее, что исчезает от взора на равнине внизу, — белая полоса дороги, проходящей от Самарии, через дикие края Иудеи, до самого конца, до врат Иерусалима.

Спускаясь в Галилею, я понимал, что уже немало узнал о евангелиях такого, что невозможно понять иным образом, не посетив эту землю. Назарет стоит на границе между севером и югом. Чтобы въехать в Галилею, необходимо развернуться спиной к сцене, на которой разыгралась ветхозаветная история, и что-то в самой природе страны придает этому ощущение принципиального жеста: невозможно попасть в Галилею, не осознав, что говоришь «прощай» Иудее. И пока не пересечешь гору двух Заветов, разум не может полностью освободиться от могучего гипноза Иерусалима.

Удалившись в Галилею, Иисус совершил символический акт. Он развернулся спиной к миру Ветхого Завета, и с этого момента начинается история Нового Завета.

Любой человек неизбежно почувствует разницу между этими двумя мирами. В Новом Завете нас словно переносят из темного и свирепого Востока в светлый и легкий, почти европейский мир. На самом деле здесь уже чувствуется Рим. Суть ветхозаветного мира олицетворяет неколебимый, исключительный Иерусалим; центр новозаветного — многонациональная Галилея, страна, которую во времена Христа пересекали две военные дороги с севера и древний караванный путь с востока, страна, в которой встречный странник мог оказаться посланником, скачущим в Кесарию с известием о смерти императора, или сборщиком податей, возвращающимся из Дамаска, или греческим зодчим на пути к месту строительства нового театра в Джераше в Десятиградье.

Этот деловой, оживленный перекресток международных путей был тем самым местом, где Иисус начал проповедовать свое учение. Он — единственный из всех пророков — добровольно ушел из Израиля, отделив Себя от теологической крепости Иудеи. И дороги, которые Он выбирал, не были дорогами священников, раввинов, потому что это были дороги всего мира. И на пути, ведущем с горы от Назарета к Галилейскому озеру, ощущаешь первую надежду, которую дарует христианство.

3

Дорога спускалась к зеленой долине, ограниченной со всех сторон холмами. Темные силуэты ястребов, наблюдающих за происходящим на земле, парили в воздухе. Время от времени одна из птиц камнем падала с неба и так же стремительно взмывала вверх. Нагромождение скал, среди которых росли терновые кусты, тянулось вдоль дороги, образуя склоны холмов вплоть до самой долины; а в глубине впадины протекал небольшой ручей. После высыхающих от жажды высокогорий Иудеи, где сохраняют в резервуарах-цистернах каждую каплю дождя, журчание бегущей воды казалось удивительной экстравагантной роскошью. Синие ирисы в изобилии росли на влажных участках.

Слева я увидел беспорядочно выстроенный темный город на холме, вершину которого венчал замок крестоносцев, лежащий в руинах, но все равно доминирующий над местностью. Это был Сефор, который Ирод Антипа сделал столицей тетрархии как раз во времена Христа. Вечно по-рабски заискивая перед высшей властью, Ирод назвал город Диокесарией, то есть «Божественной Цезареей», в честь Августа, а несколькими годами позже он назвал свою новую столицу Тиверией в честь преемника Августа. Невольно задумаешься: неужели римские цезари действительно были падки на такое архитектурное раболепство?

На полпути вниз с горы находится жалкая деревушка под названием Райне, которая так и не оправилась после землетрясения 1927 года. Дома там все еще лежат в руинах, стены обрушились. Если возникает желание увидеть библейский город, каким он был после нашествия войск Саула или Давида, стоит взглянуть на деревню Райне.

У подножия горы расположена другая обедневшая арабская деревня. Голые скалы чередуются с разбросанными на расстоянии друг от друга пшеничными полями; а дальше лежит широкая зеленая равнина, которую средневековые пилигримы считали местом, где Иисус в субботу собирал колосья пшеницы.

Эта деревушка называется Кефр Кенна, искаженное евангельское Кана (Кана Галилейская), в которой Христос на свадебном пиру превратил воду в вино.