Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы - Фридрих Дюрренматт

Илл. Я больше не буду бороться.

Учитель (удивленно). Скажите, вы что, совсем потеряли голову от страха?

Илл. Нет, но я понял, что не имею права.

Учитель. Не имеете права? Бороться с проклятой старой шлюхой, которая на глазах у всех меняет мужей как перчатки и скупает наши души?

Илл. В конце концов виноват я.

Учитель. Виноваты?

Илл. Я сделал Клару такой, какая она есть, и себя таким, каким стал: паршивым бакалейщиком. Так что же мне теперь делать, учитель из Гюллена? Изображать невиновного? Все это дело моих рук — и кастраты, и дворецкий, и гроб, и этот миллиард. Я не могу ничем помочь ни себе, ни вам. (Берет разорванную картину и разглядывает ее.) Мой портрет.

Учитель. Ваша жена хотела повесить его в спальне над кроватью.

Илл. Кюн нарисует новый. (Кладет портрет на прилавок.)

Учитель (с трудом встает, покачиваясь). Отрезвел. В один миг отрезвел. (Подходит, пошатываясь, к Иллу.) Вы правы. Абсолютно во всем виноваты вы. А теперь, Альфред Илл, я хочу вам сказать нечто принципиальное. (Стоит совершенно прямо перед Иллом, слегка покачиваясь.) Вас убьют. Я это знаю с первого дня, и вы это знаете уже давно, хотя никто в Гюллене не смеет сказать это вслух. Искушение слишком велико, а наша бедность слишком горька. Но я скажу вам больше того. Я сам стану соучастником убийства. Я чувствую, как постепенно превращаюсь в убийцу. Вера в гуманность мне не поможет. Вот почему я стал пьяницей. Мне страшно, Илл, также, как и вам было страшно. Сегодня я еще понимаю, что когда-нибудь, в один прекрасный день, и по нашу душу явится старая дама, и тогда с нами произойдет то же, что сейчас с вами; но скоро, быть может, через несколько часов я перестану это понимать. (Молчание.) Дайте еще бутылку водки.

Илл ставит на прилавок бутылку.

Учитель, поколебавшись, берет ее.

Запишите за мной. (Медленно уходит.)

Семья Илла снова появляется в лавке.

Илл (как сквозь сон, оглядывается по сторонам). Все новенькое, все по последней моде. Чисто, приятно. Я всегда мечтал иметь такую лавку. (Берет у дочери ракетку.) Ты играешь в теннис?

Дочь. Несколько раз ходила на уроки.

Илл. По утрам, правда? Вместо того чтобы бежать на биржу труда?

Дочь. Все мои подруги играют в теннис.

Молчание.

Илл. Я видел тебя за рулем, Карл, из своего окна.

Сын. Это «оппель-олимпия», не такая уж дорогая машина.

Илл. Когда ты научился водить машину?

Молчание.

Когда палит солнце? Раньше тебе приходилось в эти часы выпрашивать работу на вокзале.

Сын. Да, бывало. (Чтобы скрыть смущение, выносит направо бочку, на которой сидел пьяный учитель.)

Илл. Я искал свой выходной костюм. И наткнулся на меховое манто.

Госпожа Илл. Я взяла его примерить. (Пауза.) Все залезают в долги, Фреди. Только ты нервничаешь. Твои страхи просто смешны. Кто же не понимает, что все это обойдется и ни один волос не упадет с твоей головы. Клерхен не захочет довести дело до конца. Я ее знаю, у нее слишком доброе сердце.

Дочь. Конечно, папа.

Сын. Пойми же ты это наконец!

Молчание.

Илл (медленно). Сегодня суббота. Я хочу прокатиться на твоей машине, Карл, один — единственный раз. На нашей машине.

Сын (нерешительно). Прокатиться?

Илл. Пойдите приоденьтесь. Прокатимся все вместе.

Госпожа Илл (нерешительно). Мне тоже ехать? Пожалуй, это не очень удобно.

Илл. Почему неудобно? Иди накинь свое манто. Воспользуемся случаем, обновим его. А я пока закрою кассу.

Жена и дочь выходят направо, сын налево, Илл садится за кассу, слева появляется бургомистр с ружьем.

Бургомистр. Добрый вечер, Илл. Занимайтесь своим делом. Я к вам на минутку.

Илл. Милости просим.

Молчание.

Бургомистр. Принес вам ружье.

Илл. Спасибо.

Бургомистр. Заряжено.

Илл. Мне оно не нужно.

Бургомистр (прислоняет ружье к прилавку). Сегодня вечером собрание городской общины. В «Золотом апостоле». В зрительном зале.

Илл. Я приду.

Бургомистр. Все придут. Будет обсуждаться ваше дело. Мы оказались в довольно трудном положении.

Илл. И я так считаю.

Бургомистр. Предложение будет отклонено.

Илл. Возможно.

Бургомистр. Конечно, ручаться нельзя…

Илл. Конечно.

Молчание.

Бургомистр (осторожно). А в этом случае вы тоже подчинитесь нашему решению, Илл? Ведь на собрании будут присутствовать представители газет.

Илл. Газет?

Бургомистр. Да, а также радио, телевидения и кинохроники. Ситуация весьма щекотливая, и не только для вас, но и для нас, уж поверьте. Город наш, где родилась Цаханассьян и где она венчалась в соборе, стал так знаменит, что будет сделана специальная передача о наших старых демократических обычаях.

Илл. Вы намерены обнародовать предложение Цаханассьян?

Бургомистр. Намеком, только посвященные поймут, о чем идет речь.

Илл. То есть то, что речь пойдет о моей жизни.

Молчание.

Бургомистр. Я уже проинформировал прессу в том смысле, что… возможно… госпожа Цаханассьян пожертвует нам определенную сумму и что вы, Илл, будете в этом деле посредником — как друг ее юности. А то, что вы были ее другом, теперь уже известно всем. Таким образом внешне вы будете оправданы, как бы потом ни обернулось дело.

Илл. Очень мило с вашей стороны.

Бургомистр. Сказать по правде, я сделал это не ради вас, а ради вашей честной, благородной семьи.

Илл. Понимаю.

Бургомистр. Признайте, что мы ведем честную игру. Вы до сих пор молчали. Отлично. Но будете ли вы молчать и впредь? Если вы решили заговорить, нам придется кончить это дело без всякого собрания общины.

Илл. Понимаю.

Бургомистр. Ну, так как же?

Илл. Я рад, что мне теперь угрожают открыто.

Бургомистр. Я вам не угрожаю, Илл, это вы угрожаете нам. Если вы заговорите, нам волей-неволей придется действовать. Принять превентивные меры.

Илл. Я буду молчать.

Бургомистр. Что бы ни решило собрание?

Илл. Я ему подчинюсь.

Бургомистр. Прекрасно. (Пауза.) Я рад, что вы согласны предстать перед судом своих сограждан. Значит, в вас еще теплится совесть, но разве не лучше, если бы нам для этого вовсе не пришлось собираться?

Илл. Что вы хотите этим сказать?

Бургомистр. Вы только что сказали, что ружье вам не нужно. Может, оно вам все же понадобится?

Пауза.

Тогда мы скажем даме, что приговор приведен в исполнение, и получим деньги, ничего не делая. Поверьте, я промучился не одну ночь, прежде чем решился к вам с этим прийти. Ведь, по существу, ваш долг — покончить с собой, вы же человек порядочный и обязаны отвечать за свои поступки. Не так ли? И вы должны сделать это как патриот, из любви к родному Гюллену. Вы же видите, какую мы терпим нужду, как страдаем от нищеты, как чахнут наши дети…

Илл. Ну, сейчас вам не на что жаловаться.

Бургомистр. Илл!

Илл. Послушайте, бургомистр! Я вынес все муки ада! Я видел, как вы погрязаете в долгах, как с ростом достатка ко мне все ближе подкрадывается смерть. Если бы вы избавили меня от этого страха, от этой медленной пытки, все было бы иначе и я взял бы у вас ружье. Ради вас. Но я сам поборол свой страх. Сам. Мне было тяжко, но я это сделал. И пути назад нет. Вам придется стать моими судьями. Я подчинюсь приговору, каким бы он ни был. Для меня это будет правосудием, чем это будет для вас — не знаю. Дай Бог, чтобы приговор не сокрушил вас самих. Можете меня убить, я не стану молить о пощаде, протестовать, защищаться, но избавить вас от этого поступка я не могу.

Бургомистр (берет ружьё). Жаль, вы упускаете последнюю возможность себя обелить, стать хоть мало-мальски порядочным человеком. Впрочем, от вас этого трудно требовать.

Илл. Хотите прикурить, господин бургомистр? (Дает ему прикурить.)

Бургомистр уходит. Появляется госпожа Илл в меховом манто, дочь в красном платье.