Хозяйка Фалкохерста - Ланс Хорнер

– Мандинго, вы говорите? – От воодушевления ему было трудно говорить. – Где он? Хочу его увидеть! Я всю жизнь мечтал посмотреть на мандинго, но до сегодняшнего дня все не представлялось случая.

– Учтите, мистер Максвелл, он не чистокровный мандинго, – предупредил Льюк. – Только наполовину, а то и на четверть. Я купил его у знакомого, у которого обычно беру лошадей. Кажется, эти арабы – большие мастера по части лошадей, и мой знакомый взял его прямо с корабля, приплывшего из Африки. Хотел сделать из него конюха. Парень пробыл в Новом Орлеане всего год и еще плохо говорит по-английски, но понимает почти все, что ему говорят.

Максвелл снова опустился в кресло, так как напомнила о себе боль в суставах.

– Я должен на него взглянуть, мистер Льюк. Просто обязан! Я уже много лет ищу мандинго и еще ни разу не видел ни одного живьем! Достаточно взглянуть – и то уже огромная радость. Вы не откажете?

– Он сейчас на выпасе, стережет жеребят. Я пошлю за ним, чтобы он проехался на Старфайере. – Льюк подозвал старого конюха и велел ему съездить за Омаром. – Скажи ему, что я разрешаю ненадолго оставить жеребят. Пускай немедленно скачет сюда.

Старик поклонился, сел в седло и уехал.

Лукреция Борджиа с таким же нетерпением, как Максвелл, ждала появления мандинго. Мандинго вечно были излюбленной темой бесед Уоррена и Хаммонда. Ей тоже хотелось взглянуть на это великолепное создание. Мандинго, пускай наполовину! Половинка – это все равно лучше, чем ничего.

Максвелл откашлялся и произнес:

– Я беру вашего мерина, мистер Льюк. Давайте поступим так: я даю вам за него двести наличными. Погодите! – Он поднял руку, видя, что Льюк возмущен. – Это не все.

Максвелл откинулся на спинку кресла, Льюк, напротив, подался вперед.

– Что вы хотите этим сказать?

– А вот что: смотрю я на ваших слуг и совсем не вижу молодняка, а ведь ему полагается быть на такой крупной плантации. – Он повернулся к воротам конюшни и никого не увидел. У него на дворе, по меньшей мере, двое-трое подростков мели бы дорожку или пололи сорняки.

– Это верно, мистер Максвелл. Поэтому я и приобрел Омара. Чернокожие кобылки у меня есть, их осталось только объездить, вот я и приготовил Омару роль объездчика. Скоро у меня появятся жеребята.

– Вы правильно рассудили, мистер Льюк. Поголовье надо поддерживать, будь то кони или негры. Но вам больше подошли бы жеребята лет десяти-двенадцати, потому что они уже через несколько лет будут готовы взгромоздиться на ваших кобылок. Что, если я дам вам самого лучшего подростка в придачу к двум сотням долларов? Подросток идет на торгах долларов за триста, особенно такой славный, как мой. Выходит, что вы получаете за своего мерина целых пятьсот долларов.

Лукреция Борджиа знала, какого именно паренька следовало бы отдать Льюку. В Фалконхерсте был один хорошо сложенный невольник лет тринадцати, уже проявлявший интерес к противоположному полу. Она решила поговорить о нем с Максвеллом на обратном пути. Паренька звали Уоттс. Она не сомневалась, что он именно то, что требуется Льюку. Она посмотрела на Льюка: тот обдумывал предложение. Оно звучало заманчиво, но ему не хотелось соглашаться с ходу. Гордость требовала поторговаться еще.

– Подросток, вы говорите?

Максвелл кивнул.

– Смогу я сам выбрать самого подходящего?

Снова кивок.

Прошло совсем немного времени, и Льюк сдался. Он встал, подошел к гостю и протянул ему руку:

– Идет, мистер Максвелл. Сдается мне, я заключил выгодную сделку.

– Я того же мнения. Просто мне позарез нужен конь для сына. Я приметил тут у вас славное седло и уздечку. Пускай они станут довеском к сделке. Я всегда требую чего-нибудь сверх.

– Это можно. Седло будет вашему сыну как раз впору. Решено! Составим купчую?

Максвелл помотал головой:

– Пускай это будет джентльменское соглашение, мистер Льюк. Мы с вами друзья и соседи. Уверен, что вы не помчитесь за мной следом и не объявите конокрадом.

– Тогда скрепим соглашение выпивкой. Льюк достал из шкафчика виски и две рюмки.

На этот раз оба медленно цедили виски, хотя Максвелл сидел как на иголках: он ерзал в кресле и то и дело поглядывал на дверь, ожидая появления конюха и мандинго, о котором рассказывал Льюк. Если мандинго приглянется ему, он решил приобрести его, какой бы ни оказалась цена. Ему приходилось слышать, что помесь мандинго с другими племенами дает злобное потомство с неустойчивым характером, однако был склонен считать это пустым суеверием. На рынке было слишком мало мандинго, и сведения о них были слишком ограниченными, чтобы принимать на веру глупые байки. Максвелл знал, что племя происходит из Северной Африки и относится, как верно заметил Льюк, скорее к арабам, чем к неграм, хотя попадает в одну категорию с последними.

Знатоков мандинго было множество, но никто не видел их собственными глазами. Что ж, он попадет в число счастливчиков. В том, что он уговорит Льюка продать Омара, Максвелл не сомневался. На плантации Льюка не было ни одного приличного негра, у Максвелла же в Фалконхерсте их столько, что он мог сделать не одно выгодное предложение. Кроме того, негры из Фалконхерста имели столь же громкую репутацию, как мандинго, хотя о них еще не слагали легенд. Негров из Фалконхерста можно зато увидеть собственными глазами и собственноручно ощупать, о мандинго же шла добрая молва – и только.

Они молча тянули виски, не произнося ни слова. Каждый полагал сделку удачной. У Максвелла было такое многочисленное поголовье подростков, что он мог с легкостью поступиться любым. Зато он получил желанную лошадь, да еще вместе с седлом и уздечкой, за очень низкую цену.

Льюк тоже имел причины радоваться. Он неплохо продал лошадь и получил бесплатно мальчишку, который совсем скоро станет мужчиной-производителем. Он уже подумывал, не купить ли у Максвелла одну-двух девочек-подростков, чтобы его производитель не бездельничал.

Лукреция Борджиа первой заметила двоих всадников, освещенных солнцем. Даже издалека было нетрудно определить, который из них старый конюх, который – высокий красавец. Вскоре они въехали в конюшню и спешились. Конюх повел лошадей в стойло, его спутник вытянулся перед Льюком.

Лукреция Борджиа смотрела на него как завороженная, не в силах пошевелиться. Потом она машинально покинула темный угол и стала рядом с хозяином, который был так увлечен редким зрелищем, что не обратил внимания на ее появление. При всем восхищении Максвелла оно не шло ни в какое сравнение с состоянием Лукреции Борджиа. Перед ней стоял, несомненно, самый красивый мужчина из всех, кого ей доводилось видеть. Она широко раскрыла глаза, ее рот наполнился слюной, которая показалась в уголках рта, – настолько велико было охватившее ее желание.