Вяземская катастрофа 41-го года - Лев Лопуховский

А что же Конев? Он вскоре после кончины М.Ф. Лукина в «Литературной газете» за 8.12.1971 г. высказался еще более определенно:

«К сожалению, лишь на следующий день, 5 октября, мы получили ответ. Но еще до согласия Ставки я отдал командармам приказ об организованном отходе. Я сделал это, понимая всю глубину своей ответственности, понимая, что за нами – Москва. ...Одним словом, день 4 октября 1941 года я считаю самым ответственным для себя днем за все четыре года... войны». Но почему-то Иван Степанович свои «Записки командующего фронтом» начал с 1943 г., так и не написав больше ничего о своем самом трудном и ответственном решении, от которого зависела жизнь сотен тысяч бойцов.

В связи с крайне тяжелыми последствиями неудачных боев под Вязьмой выяснение обстоятельства принятия решения на отход войск Западного и Резервного фронтов требует специального рассмотрения. Это тем более необходимо, потому что указанные противоречия в этом отношении до сих пор не устранены в официальных источниках. Так, в Советской военной энциклопедии читаем: «5 октября Ставка ВГК утвердила решение командующего войсками Западного фронта(здесь и далее выделено мною. – Л.Л.) об отводе на Ржевско-Вяземский рубеж, но осуществить этот маневр в сложившихся условиях не удалось» [53]. Почему не удалось – молчок. В новой энциклопедии о том же: «5 октября Ставка ВГК подчинила Западному фронту 31 и 32 А и разрешила в ночь на 6 октября отвести армии на Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж» [54]. Но дело ведь касалось не только войск Западного фронта.

При анализе известных документов тех лет с позиций сегодняшнего дня создается впечатление, что Ставка не очень доверяла командованию фронтов и тому же Московскому военному округу, который продолжал существовать по штатам тылового округа, и в отношении информации держала их на голодном пайке. Руководство округа о большом немецком наступлении узнало из речи Гитлера! Или не хотели допустить утечки информации, или боялись самостоятельных опрометчивых и поспешных шагов. Ничему не научила наше высшее руководство и позорная сдача Орла. Орловский военный округ тоже находился на положении внутреннего, и его командование узнало о прорыве противника на глубину 200 км, когда танки Гудериана въехали в город! Рокоссовский позже вспоминал: «Вообще информация командующих армиями была организована тогда очень плохо. Мы, собственно, не знали, что происходит в пределах фронта, а за его пределами и подавно. Это мешало» [55]. Армии второго эшелона Резервного фронта (по существу, стратегический резерв Ставки) не знали, что делается впереди. По словам Конева, он тоже не знал о перегруппировке 49-й армии в своем тылу (но в этом есть большие сомнения). Может быть, я ошибаюсь, но, поскольку исследователей допускают не ко всем документам в звене Ставка – фронт, считаю себя вправе делать предположения и выводы. Не думаю, что они будут так уж далеки от истины.

Известно, что начальник Генштаба во второй половине дня 5 октября вызвал Конева на переговоры. Ниже приводится их запись.

«Шапошников: Здравствуйте.

1) Прошу коротко доложить обстановку на Вашем фронте и что известно о соседях. Прошу ориентировать пункты, так как имею под рукой карту 500 000.

Конев: Докладываю: 22 и 29 [армии] – положение без изменений.

<...> группировка противника прорвалась через 30 армию, задержана в районе Холм-Жирковский, за исключением мелких групп, которые просочились (здесь и далее выделено мною. – Л.Л.) [на] фронте Резервного районе Глушково.

19 А крепко дерется, занимает фронт свх. Неелово, Гаврилово, Хорино. Группировка противника, прорвавшаяся от Капыревщина – докладываю по 500 000 – Холм-Жирковский – 22 км вост. ст. Канютино, свх. Неелово – 20 км к западу Вадино, Гаврилово и далее Шамово, Приселье (что сев.-вост. Ярцево 15 км) на р. Вопь.

Прорвавшаяся группировка на левом фланге 19 А вводом 214 сд задержана. Далее. 16 и 20 А – положение прежнее.

О Резервном фронте известно, что мотомехчасти противника заняли Спас-Деменск и продвигаются на северо-восток в направлении Вязьмы. 12.00 противник занял ВСХОДЫ, что 15 км сев.-вост. Спас-Деменск. Утром мотомехчасти противника заняли Юхнов и в 13.00 по данным авиации повернули на север и северо-восток.

Мне известно, что в этих направлениях у Буденного дело плохо. В связи с этим я и доложил свои предложения Главному командованию.

Шапошников: Ясно.

1) Проверяли ли Вы эти данные своей разведки? Подчеркиваю, именно своей, потому что продвижение между 15 и 16 часами авиационная разведка Главного Командования не подтвердила движение мотомехчастей противника на север на Вязьму от шоссе Спас-Деменск. Много вранья в данных авиационной разведки, поэтому надо тщательно проверить.

В 11 часов сегодня генерал Соколовский сообщил моему заместителю генералу Сорокину, что обстановка у Вас под Белым осложнилась и что противник ворвался в Белый. Так ли это? Все.

Конев: Докладываю: данные о положении Резервного фронта получены лично мною от тов. Анисова, кроме того, у них есть специальное сообщение по Бодо. Проверено нашей авиацией. Авиация подтверждает движение противника от Спас-Деменска на север и от Юхнова одна колонна до 50 единиц движется на северо-восток. Наш полк П-2 бомбил колонну, движущуюся от Спас-Деменска на север. Так что эти данные проверены. Мне известно, что Буденный выехал на ст. Угра.

Докладываю, что по моим данным, у Резервного фронта, как в Вязьме, так и в Юхнове, никаких войск нет, дороги свободны.

Что же касается Белого – там идет бой (а город уже захвачен немцами. – Л.Л.) и туда выехал Масленников, двигается 243 [сд] из Нелидово. Все.

Телеграфистка: Прошу немного подождать у аппарата. Имеете ли Вы связь с 24 А и каково ее положение?

У аппарата Шапошников:

Ставка ВГК согласно Вашему предложению разрешила Вам сегодня ночью начать отход на линию Резервного фронта. Необходимо предварительно вытянуть артиллерию, чтобы вперед ее поставить на линии Резервного фронта. Также необходимо согласовать с Резервным фронтом пути отхода, чтобы не нарваться на их минные поля...

Ставка считает, что намеченные Вами в резерв четыре стрелковых дивизии и танковая бригада будут собраны в районе Вязьмы. Все.

<...> (стр. 27 копии документа на микропленке с записью переговоров полностью заклеена. – Л.Л.).

<...> Конев: Ваше предложение понял совершенно правильно и сегодня принимаю меры к его проведению. Весь вопрос во времени – сумеем ли перегруппировать левый фланг. Все.

Все, что находится на рубеже Резервного фронта до границы с 24 А, совершенно необходимо подчинить нам. Все.

Как насчет двух полков ПТО?

Как относительно нашей квартиры (речь идет о смене места расположения КП фронта. – Л.Л.)? Я просил ст. Шаховская.

Шапошников: Ясно. Ответ дам дополнительно. Все.

Отвечу дополнительно, сейчас готовых нет.

Но Вы тогда сходите с главного направления? Можайского?

Конев: От Волоколамска 30 км на запад – центр моего фронта. Все.

Я не беру сам город, а направление <...>.

Шапошников: Хорошо, доложу и дам ответ.

Конев: Все зависит от обстановки. Можайск не выгоден. Мы будем на левом фланге под угрозой потерять управление, если от Юхнова просочатся мелкие группы противника (опять мелкие группы, хотя знает о продвижении колонн танков и мотопехоты на северо-восток! – Л.Л.). Все.

До свидания. Шапошников»[162].

О чем шла речь на заклеенной странице, наши потомки когда-нибудь узнают, ибо в конце концов «все тайное станет явным». Впрочем, там может и не быть ничего экстраординарного – разве что серьезное недовольство, высказанное в адрес собеседника вежливым Борисом Михайловичем от лица «хозяина» (которое решили не предавать огласке при жизни полководца).

Переговоры закончились в 19.25 5 октября. В это же время разрешение на отход получил и Буденный. Директива о переходе Западного и Резервного фронтов к обороне на новых рубежах была подписана в 22.30 этого же дня. С этого момента отсчет времени пошел на часы и минуты. Подчеркнем, что директивой Ставки разрешалось отойти не на гжатский рубеж, а на заранее подготовленный Ржевско-Вяземский рубеж обороны, то есть на линию Осташков, ... ст. Оленино, Булашово (ныне Болышево), и далее вдоль восточного берега р. Днепр до г. Дорогобуж, Ведерники. Этот рубеж был увязан с конечным рубежом отхода и войск Резервного фронта.

Позволю себе несколько замечаний по поводу обстоятельств принятия важнейшего решения на отвод войск, запаздывание с которым привело к трагедии окружения. Боязнь принятия самостоятельных решений (тем более на отход!) – характерная черта молодых советских военачальников, выдвинутых на высокие посты после чистки 1937 – 1938 гг. Вред, нанесенный репрессиями, заключался не только в снижении уровня подготовки кадров в связи с выдвижением на руководящие должности людей с недостаточным опытом прохождения службы, но зато умеющих угадывать желания начальства. Еще большее значение имело нагнетание атмосферы страха и неуверенности среди командного состава. В этом же направлении сработала и недавняя расправа с командующим Западным фронтом генералом Д.Г. Павловым и другими руководящими работниками этого фронта. Об истинной причине расправы все догадывались... Можно вспомнить и обвинения в панических настроениях, предъявленные командующему Юго-Западным фронтом Кирпоносу М.П. и маршалу Буденному С. М. Командующие боялись взять на себя ответственность за неудачные действия войск. Поэтому их донесения о сложившейся обстановке до 4 октября особой правдивостью не отличались. Все больше говорилось о прорыве и просачивании в тыл мелких групп противника и о принятых мерах по их уничтожению.