Пещера мечты. Пещера судьбы - Владимир Мальцев

Все посещения красивых мест пещеры так или иначе тесно связаны с неторопливым созерцанием, будь это по пути на рабочий выход или с него, на фотографическом выходе, прогулке за водой или специальной экскурсии. Иногда достаточно нескольких минут, а иногда созерцание растягивается на полчаса-час. Вершина блаженства — это когда в сепульке еще и найдется фляжка с водой, кружка, таблетка гексы, и немного чаю или кофе. В залах без звучной капели музыка тоже иногда способствует восприятию, но далеко не всякая. Интересно — в нашем фильме «Ищите белые пятна», получившем вторую премию Рижского фестиваля фильмов на темы путешествий и туризма, в музыкальной части фонограммы были использованы фрагменты композиций Pink Floyd, Парсонса и Френсиса Гойи. Жюри особо отметило, что от подбора музыки у фильма появился «запах», как они это называют — полное ощущение реальности. Так вот в пещере такая музыка совершенно не в кайф. Объяснить, какая в кайф, а какая нет — трудно. Тем более, что в разных залах оно по-разному. Тем не менее, закономерности есть — звучание акустических инструментов всегда предпочтительнее, чем электронных, сольная музыка обычно воспринимается лучше оркестровой, а усиленный музыкальный ритм не гармонирует с пещерой совершенно. И совсем уж парадокс — что во время писания сего трактата нужный эмоциональный настрой создавался исключительно музыкой ансамбля T. Rex, которая ни к какому из вышеописанных вариантов и близко не лежала.

Одна из наших основных традиций состоит в том, что после постановки подземного лагеря, даже если сепуление заняло сутки, организуется созерцательная экскурсия в ближайший красивый зал. Не поздоровавшись с пещерой таким образом, совершенно невозможно снять забросочный стресс и быстро переключиться на своеобразный и неторопливый стиль жизни под землей.

* * *

Главная разница между туристами и спелеологами, с чего я, собственно, и начал эту главу, заключается в том, что первым разнообразные красивости доставляют только удовольствие, а последним — еще и немалое количество неудобств впридачу. Как разок выразился Витя Шаров, геликтиты — они до тех пор красивости, пока не началась топосъемка. Потом они немедленно превращаются в стадо взбесившихся червяков, единственная цель существования которых — повыдергать тебе все волосы.

Весьма показательно, что именно волосы. На репортажных фотографиях из Кап-Кутана читатель не увидит такого, казалось бы, неотъемлемого атрибута спелеологии, как каски на головах. Кроме, конечно, того случая, когда фотограф прихватил их с собой исключительно для того, чтобы пещера реальная стала похожа на пещеру из детских книжек. И это отнюдь не случайно. В пещере каска нужна совсем не для того, чтобы не стучаться головой о потолок. Назначение каски исключительно в том, чтобы защитить голову от сброшенных напарником или веревкой камней в вертикальных колодцах. Ну еще, пожалуй, чтобы служить креплением для налобного света. Вертикальных участков у нас совсем мало, организация навесок на них полностью исключает падение камней или элементов снаряжения, кроме разве что случая выроняния лезущим чего-нибудь из кармана, а на этот случай всюду есть камнебезопасные укрытия. А в качестве кронштейна для света каска совсем не так удобна, как кажется. Она тяжелая, неповоротливая, и мешает вытирать пот. Крепление света просто эластичной лентой на лбу во много раз практичнее.

Что же касается стучания головой о потолок, то, как показывает практика, человек без каски уже на второй день обретает что-то типа дополнительного глаза на затылке и практически перестает соприкасаться с потолком. Конечно, без каски оно чуть больнее, но ударов, хоть сколько-то опасных, просто не бывает, а пещерные красивости остаются много целее. Спелеолог в каске сносит их без счета, а спелеолог без каски больше дорожит своей головой, и просто об них не стучится. Конечно, кроме особых случаев. Есть даже такой анекдот-загадка, слегка адаптированный к Кап-Кутанской тематике:

Что такое дзинь-дзинь-мяу-мяу? — Трамвай котенка переехал.

А что такое дзинь-дзинь-гав-гав? — Жена с работы пришла.

А что такое дзинь-бля-дзинь-бля? — Первопрохождение.

Последняя часть загадки чрезвычайно точно описывает звуки при первичном обследовании заросших геликтитами лабиринтов. Как ни пытаешься обползти все кусты и ничего не сломать, но — пока тропа не накатана, ежесекундно что-нибудь ломается. С мелодичным звоном. Который сопровождается сочным матом только на первых метрах, а далее проходит под аккомпанемент устало вставляемого основного неопределенного артикля русского языка. Вообще на прохождении таких лабиринтов всегда стоит вопрос — идти или не идти. Красоту уничтожать всегда жалко, поэтому если нет достаточной уверенности в том, что впереди есть что-то большое, и что нельзя обойти менее хрупкой дорогой, то лучше не идти. В некоторых ситуациях мы даже преднамеренно оставляли не пройденными явные продолжения, не имеющие других путей проникновения в них — просто потому, что не хотелось ломать растущий в проходе куст уникальной красоты.

Разрушаемые при первопрохождении натеки есть главный источник материала для минералогических исследований. Практику отбора даже аналитического материала путем преднамеренного разрушения мы извели полностью. Но это не касается троп первопрохождения. Вероятно, мы упустили одно из самых значимых минералогических открытий только потому, что слишком поздно поняли золотое правило первопроходца — забота о сохранении пещерных красот есть в частности и забота об их сохранении для науки. Если уникальный непонятный кристалл висит сбоку — пусть себе висит, пока не появится надежных методик неразрушающей диагностики. Если же он растет на тропе, где неизбежно будет стерт в порошок животами ползущих — забота о его сохранении заключается именно в том, чтобы его отломать. Есть в экспедиции минералог — можно вынести, нет — надо забазировать там же рядом с тропой. Или на лагере. Это уже второй вопрос. Главное, что нельзя допустить повторения того, что произошло с крошечными ярко-зелеными кристаллами в шкурнике у зала Водопадного — у нас не было достаточно тары для выноса, и мы их оставили на полу, с жутким трудом всю экспедицию пробираясь над ними в распоре под потолком. Что само по себе нетривиально, учитывая ширину прохода без малого метр и высоту сантиметров шестьдесят. Единственный маленький образец, пробирка под который нашлась, в Москве решили перед анализом вымыть — он слегка запылился. И кристаллы немедленно и без остатка растворились. В следующую экспедицию мы ехали с уверенностью в том, что открытие на подходе — нужно только взять еще один образец, ведь мы этот участок пола сохранили. И это оказалось невозможным — через месяц после нас туда попала команда Фроловой из Красноярска. Хорошая, между прочим, команда, с великим пиететом относящаяся ко всему, что в пещере растет. Но кристаллов не стало — не заметили и заползали. Это не их вина — целиком наша. Нужно было убрать с тропы.