Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович

— Чтобы пройти такой путь, нам необходим перевалочный пункт, а лучше два, — стоя над картой, сказал Сартинов.

— Если идти от Селенги, через земли Шившея, по рекам, то… — задумался Соколов.

— То Чита и Нерчинск, что тут думать? Иначе не строил бы Бекетов два острога «в самых крепких и в угожих местах». — Фёдор тут же машинально обернулся посмотреть, нет ли рядом самого Петра Ивановича.

— Что же, вот пусть товарищ Бекетов и восстановит историческую справедливость, — согласился Соколов. — Чита и Нерчинск.

— А кого вы оставите там? — осторожно спросил Радек. — Ведь распылять силы — это не лучший вариант.

— Никого и не оставим! А коли местные и спалят наши зимовья, так мы ещё построим — чай, лесу хватит. Мы же не будем китайцам Сибирь в концессии на вырубку леса сдавать, — рубанул Сартинов.

— Хорошо, с этим определились, — резюмировал Вячеслав.

— А Матусевича не хотите использовать для гарнизона Нерчинска? — спросил Радек, осматривая карту. — Ведь нам Мироново в целом и не нужно. Ангара надёжно прикрыта с запада и юго-запада самой природой.

— А почему именно Нерчинска, а не Читы, коллега? — спросил удивлённый мыслью профессора Сергиенко.

— Серебро, коллега, — многозначительно сказал Радек. — Не слышали о Нерчинских рудниках, что подарили некогда России серебряную независимость?

— Вопрос с Матусевичем ещё надо обсудить, я поговорю с ним ещё сегодня, — решил Соколов. — Надеюсь, он всё для себя решил.

Новоземельск, бухтаАвгуст 7147 (1639)

Вечером крестьяне собирались у своих временных жилищ на площадке. Там, где пахло рыбным варевом, булькающим над весело потрескивающим хворостом костра, и стояли лавки. Люди судачили о том о сём, жаловались друг дружке на свою незавидную долю. Напевали песни, и грустные, и не очень, но разудалых исполнений слышно не было, не веселы были их мысли. Куда уж до веселья, когда и не знаешь, чего завтра ждать.

Приоткрытое окно барака заманчиво манило отблесками костра на прозрачном стекле. Колышущиеся от сквозняка занавеси пропускали со двора негромкий мужицкий говор и покашливание. Хорошо им, можно сидеть у костра да чесать языком в своё удовольствие. Ивашке же порядком надоело без сна ворочаться на топчане, и, когда мать с сестрёнкой заснули, мальчуган решил пойти на двор — посидеть у костра вместе с мужиками. Хотя отец, если завидит его, точно погонит в дом. «Нешто, — скажет, — за день не набегался, стервец?» А я что, коли там много интересного окрест! «Так и скажу», — думал мальчуган, пробираясь к выходу из барака.

Ивашка вместе с двумя друзьями — Макаркой и Петрушей — сегодня вдоволь погуляли в ангарском городке. Были и на конюшне, где видали загоны с жеребятами, и свинарню огромную посмотрели. Оттуда, кстати, погнал их сердитый старик, причём Макарка с разбегу хлопнулся прямо в самую грязищу, за что потом получил оплеух от матери и весь вечер стирал свою рубаху и порты в ручье. А вода там холоднючая! И в самом городке было интересно — он был больше Енисейска, да и стены его были выше и башни из белого камня. Да и домов было много, деревья и то стояли рядами. По сравнению с Новоземельском Енисейск казался совсем уж неказистым. А более всего в Ангарии поразили Ивашку девки местные, они буквально вводили мальчишку в ступор, хоть и было их немного. Волосы распущены или лишь тесьмой прихвачены, порты на них мужские, да ещё некоторые бесстыдницы и закатывают их выше колен! А взгляд дерзкий да насмешливый. И все оружные! Нож знатный на ремне, а на плече — ружьё. Тут, в княжестве, выходило, что, окромя детей малых, все с ружьём ходят запросто, как будто и не ружьё это, а обычная вещица какая. Ох, как же хотелось и Ивашке такое ружьё иметь! Оно, проклятое, уже и во снах ему являлось. Казалось, вот оно, в руках, такое тяжёлое и пахнущее порохом, железом холодящее руки. А как проснёшься — так и нет его, будто и не бывало.

Тем временем Ивашка уже пробрался к выходу из барака, стараясь никого не потревожить нечаянным шумом. Тихонько подойдя к мужикам, он присел на чурбачок за их спинами, стараясь не попасть отцу на глаза, и прислушался к беседе. Крестьяне разговаривали о том, что скоро сызнова их поведут, да ещё дальше, к самому краю земли, и что будто бы там и люди — не люди, а адские создания со звериными мордами заместо лиц. И земная твердь там кончается, а воды земные низвергаются в бездонные пропасти. От таких слов Ивашку пробрало до мороза по коже.

«Ежели там адовы пределы, за каким лядом нас туда силком тянут?» — недоумевал мальчишка.

— Бежать надо отсель, — пробормотал он.

Только сначала надо дорогу разузнать, из сего княжества выводящую. И Ивашка решился. Пятясь, он ушёл за барак, где припустил до ближнего леска. Петляя между деревьев в свете полной луны, он пробирался всё дальше и дальше. Паренёк уходил всё глубже в лес, который встречал его уже буйными зарослями кустов и грудами валежника. Уже и рубаха прилипла к телу, покрытому липким потом, а сердечко его колотилось, звоном отдаваясь в ушах. На рукавах было полно колючек, а над головой ухали и пересмеивались ночные птицы. Кабы не лунный свет, то Ивашка непременно заплутал бы в темноте ночи, а так среди деревьев он разглядел блеск воды. Мальчуган уже десять раз пожалел о том, что покинул тёплое местечко у костра. Но и мысль о возвращении назад через лес казалась ему невозможной. Придётся идти к воде, а потом по берегу, а там и до барака недалече.

Внезапно сбоку затрещали кусты, Ивашка тут же почувствовал, как на голове зашевелились волосы.

— Медведь, — пискнул он, и сердце его ёкнуло.

Опрометью кинувшись вперёд, он тут же потерял опору под ногами и кубарем покатился вниз, заорав от страха. Падение казалось ему бесконечным, худенькое тело больно билось о камни и исхлёстывалось сучьями. Наконец, охнув, мальчишка шлёпнулся на песок. Тут же дохнуло свежестью и близкой водой. Ивашка попытался встать, голова его кружилась, а в глазах плавали разноцветные мушки.

— Па! На-ко, хто там ише шабарчит? — раздался юношеский голос.

И тут, как назло, с холма, откуда сверзился Ивашка, послышалось шумное сопение и треск веток.

— Медведь, не иначе! Темень, лешшой! Тять, я ему промеж глаз пальну?

Лежащему на песке мальчугану послышался приближающийся шорох песка да лязг железа.

— Обережней, Акимка! В имушки не играй. Евонде олешка, промеж рогов малых пальнёшь! — послышался и насмешливый мужицкий голос.

А Ивашка сквозь пелену, застилавшую глаза, узрел недалёкий костерок. И вдруг разревелся.

— Эвон как. Чего зря ревёшь-то? — Паренёк с удивлением заметил плачущего мальчишку. — Тять, он храмлёт, подкатилсэ сверьху!

— Откель мальчонка? Акимка, хто это? — подошёл от костерка и мужик.

— А я ведаю? Инде дядька Ярко? — спросил его парень.

Подошедшему вскоре Ярко Ивашка с горем пополам объяснил, как он попал в лес и откуда он ушёл. А Акиму, младшему сыну Вигаря, старшому средь поморов, Ярко сказал отвезти мальчишку обратно, благо по воде путь был близким. Только поросшую лесом скалу, что в бухточку вдавалась, обогнуть.

— Сыми колючки-то, а то тятька твой увидит, что ты по лесу шастал, — посоветовал Аким Ивашке.

Мальчуган виновато кивнул.

— А за коим лядом ты ночью в лес пошёл? — Акиму было интересно узнать, что подвигло Ивашку на такое приключение. — Стряслось чего? Али обидел кто?

— Обидел! — выпалил вдруг мальчишка, до этого отмалчивающийся.

— На-ко! Хто же?

— А Сокол, князь тутошний, — буркнул Ивашка. — Желает нас к самому краю земли увесть, к адским людям поближе. Да и бросит нас там на погибель. Погодь! Чего ты ржёшь, аки жеребец?

Ивашка обиделся на Акима, поскольку тот при его словах стал вдруг улыбаться, а потом и вовсе рассмеялся мальчишке в лицо.

— Ну ты даёшь, Ивашка! — Аким даже утёр слёзы с глаз, до чего его уморил этот волжанин.

Мальчуган же надулся и демонстративно отвернулся от смеющегося над ним парня.