С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…» - Евлампий Поникаровский

Вторая стычка была куда более серьезной. Она произошла на подходе к Юзефполю. Полковую колонну атаковали — и опять же с тыла — до двух батальонов пехоты противника, поддержанных пятью танками и пятью бронетранспортерами. Не будь мы в постоянной боевой готовности и на марше, растеряйся или чуть замешкайся, враг, используя внезапность, мог бы крепко нас потрепать. Мгновенно оценив обстановку, Ниделевич создал боевую группу. В нее вошли третий и четвертый эскадроны, взвод ПВО с крупнокалиберными пулеметами ДШК, минометный взвод, взвод пэтээрщиков и батарея противотанковых пушек. Боевая группа под командованием капитана Ковтуненко быстро развернулась и заняла оборону по гребню близлежащей высоты. Остальные силы полка были отведены в укрытия. Противник предпринимал одну атаку за другой. Но все атаки успешно отбивались. В первой атаке гитлеровцы потеряли один танк и два бронетранспортера. В другие атаки гитлеровцы почему-то остерегались бросать свои бронированные силы. Через несколько часов подошел 39-й полк и с ходу, в конном строю, ударил во фланг атакующим и обратил в бегство. К вечеру этого же дня силами нашего 37-го и 39-го полков гитлеровцы были вышиблены из Юзефполя и попутно и из большого соседнего села Строгозяны.

Противник бежал за реку Южный Буг и закрепился в селе Долгая Пристань.

В бою за Юзефполь мы потеряли казака Алексея Андриановича Шарлая, калмыка по национальности. Гибель его была случайной, от шального снаряда. Впрочем, таких случайностей на фронте много. Шарлай пришел к нам в сорок втором, в Сальске. По рассказу Рыбалкина, первые шаги Шарлая в военной службе были трудными. Сказывался и возраст, и слабое знание русского языка, и неумение читать и писать, и привычная медлительность, какую вырабатывает у человека степная жизнь и степная профессия. В огневом расчете, куда определили Шарлая попервоначалу, он растерялся было совсем: делал все не то и не так, с задержками и запозданием. Нетерпеливый командир расчета стал поругивать за «несусветную лень», хуже того, за нежелание служить и воевать. Дошло до командира батареи Кривошеева. Тот вызвал казака к себе.

— Что же ты, казаче, такой… непроворный?

— Неспособный я к технике, товарищ комбат.

— К чему же ты способный?

— Я всю жизнь был вожаком баранов, чабаном.

— Но мы воюем, и баранов у нас нет и не будет, вожаки не требуются.

— К коням бы меня, товарищ комбат…

— Ну что же, казак, ступай к коням. Ездовым.

Калмыки — природные конники. Они, можно сказать, с детства, с пеленок, имеют дело с конем. И комбат ругнул себя за то, что он сразу, с первого дня не определил в ездовые «вожака баранов». Для наших коней бывали разные времена. Но удивительное дело: пара серых меринов Шарлая — малорослых, большеголовых и широкогрудых «монголов» — была всегда в добром теле, всегда ухоженная, всегда в строю. Как он ухитрялся так содержать коней — оставалось загадкой.

Службу Шарлай нес исправно. Его повозка — склад старшины с продуктами — была лучшей по прочности и укладке. Он очень любил петь. В длинных дорогах, когда только было возможно, он пел. В песнях, длинных и тягучих, он рассказывал на своем родном языке о том, что видел перед собой — о конях, о дороге, о казаках, войной разлученных с домом и семьей, об изрытой, обезображенной окопами и воронками земле.

У него были привычки, которые нам казались странными и необъяснимыми. Одни из них мы пытались ломать на пользу самому Шарлаю, другие старались не замечать, считая их чудачеством и упрямством человека. Никакой силой мы не могли его заставить рыть щели, укрытия для себя. При бомбежке, при артобстреле он обыкновенно забирался под свою повозку, считая ее единственным надежным укрытием. Однако он все-таки иногда брал в руки и лопату, ею рыл щели… для своих лошадей. Спал Шарлай тоже не как другие, а по-своему: он не растягивался, не ложился на бок или на спину, а садился возле лежащих лошадей, как-то по-особому скрестив ноги, на коленки клал руки, на них опускал голову и спал. Питался тоже по-своему. Утром съедал два котелка бульона, кусок недоваренного и недосоленного мяса, килограмм хлеба и выпивал, наверное, с полведра подсоленного зеленого — карымским его зовут — чая. Без сахара. Обеда не признавал. Вечером пил только чай. Зеленый чай он хранил в кожаном мешочке. А когда запасы его кончались, он жестоко страдал. Два фронтовых года судьба берегла Шарлая. Он не знал ни ушибов, ни контузий, ни ранений. А тут не на огневой позиции батареи, а в тылу, ездовой погиб. Вместе с ним погибли кони и в щепки разнесло повозку с имуществом.

Приказ краток: форсировать Южный Буг, овладеть селом Долгая Пристань и гнать противника до границы, не давая ему передышки. На реке перед селом — мост. Немцы его не взорвали. Видимо, ждут свои отходящие части. Но он наверняка заминирован и охраняется сильным заслоном. Сунуться на него — значит потерять много жизней. Да и неизвестно, удастся ли прорваться. Переправляться на конях через реку невозможно. Только что был ледоход, и вода ледяная. К тому же начался паводок, Южный Буг вздулся и час от часу прибывал.

Командир полка и штаб ждут разведчиков, посланных вверх и вниз по реке. Первыми возвращаются «верхние». Ничего утешительного. Правый берег крутой и укреплен противником. Без больших жертв не зацепиться. Да и с переправочными средствами худо. Посланные же вниз по реке нашли подходящую переправу в десяти километрах от Юзефполя, возле села Токаревки. Местные жители ждут не дождутся своих. По просьбе разведчиков они начали собирать лодки, разбирать хаты и хозяйственные постройки для плотов.

Вечером полк тихо снимается. На берегу перед мостом, зарывшись в землю, остается первый эскадрон. Его задача и задача дивизионного артминполка — создать видимость, что форсировать реку мы готовимся только здесь, и этим ввести противника в заблуждение. Обман противника удался как нельзя лучше. Всю ночь по Долгой Пристани размеренно долбили наши пушки. На берегу в разных местах ржали лошади и стучали топоры.

А тем временем форсированным маршем полк пришел в Токаревку, из подготовленного лесоматериала сколотил плоты и безо всяких потерь переправился на тот берег. На рассвете с фланга и тыла мы ударили по Долгой Пристани. Удар был ошеломляющим и настолько неожиданным, что противник сразу побежал, забыв даже взорвать мост. Мы начали преследование.

За неделю мы продвинулись на юго-запад на триста километров, освободив много населенных пунктов. Среди них такие крупные, как Синява, Ямполь, Киштейницы, Кукурузяны и город Оргеев. Дальше продвигаться стало невмочь. Из-за бездорожья далеко отстали тылы. Мы оказались без продовольствия, фуража и почти без боеприпасов. Но если продовольствием и фуражом нас выручало местное население, то боеприпасов оно не могло дать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});