Ах, уехал мой любимый - Тата Кит

мальчишки.

- До звонка осталось две минуты, - взглянула на наручные часы. – Заканчиваем решение и сдаем тетради. Васёв, телефоном тоже пользоваться нельзя.

- Я просто время посмотрел, - возмущенный голос с задней парты.

- Калькулятор время не показывает, - бросила ему небрежно Самойлова, за что я мысленно пожала ей руку.

Уела пацана. Ему даже ответить нечего.

Со звонком дети успевали дописывать на ходу решения, пошептаться и даже немного списать. Сделала вид, что не заметила маленькой диверсии, будучи увлеченной приведением рабочего стола в порядок.

- До свидания, Анна Витальевна, - попрощались со мной девочки, выходя из кабинета.

- До свидания, - ответила я им и проводила взглядом Васёва, который шёл до моего стола в сопровождение Самойловой, которая успевала ему на ходу указывать пальцем в тетрадь и шептать правильные ответы. Видимо, им достался один вариант.

Отошла от стола, чтобы дать мальчишке возможность успеть хоть немного вытянуть себя на тройку не без помощи Самойловой, конечно. Мне иногда казалось, что она взяла своего хулиганиство одноклассника под опеку: она вытягивает его по учёбе, а он из чувства благодарности или страха потерять такую опору защищает её от нападков сверстников. По крайней мере, иногда в школьных коридорах можно заметить, как Васёв не подпускает к Самойловой других мальчишек, давая им понять, что место хулигана рядом с хорошей девочкой уже занято. Или, говоря иными словами, «тронешь эту девчонку, получишь от меня по башке».

Р – романтика школьных коридоров.

Закончив с созерцанием старой таблицы квадратов, стала медленно, но громко приближаться к своему столу, где Васёв спешил дописать последние цифры. Прочистила горло, спугнув сначала прилежную Самойлову, а затем и самого мальчишку, который успел захлопнуть тетрадь, положить её не сверху стопки других тетрадей своих одноклассников, а затолкнуть куда-то в середину.

Можно подумать, что там она пропитается знаниями успехом, и принесет ему пятерку с плюсом.

- Это… Самойлова, слышь? – грандиозный подкат мальчишки. – Давай, я тебя провожу? На одной улице же живём. Дай портфель свой.

- Отвали, Васёв, - высокомерно-скучающе выдала ему Самойлова и, гордо махнув длиной косичкой, двинулась в сторону выхода из кабинета.

В её голосе так и слышалось: «Да, я только что вытащила тебя из самой глудокой задницы, но это ничего не значит».

Деловая колбаса, - хохотнула я сама с собой, наблюдая за тем, как мальчишка поскакал за ней следом, продолжив что-то наговаривать.

Девочки такие девочки…

Собрала свои вещи, пробежалась взглядом по кабинету, чтобы убедиться, что их детей никого не осталось и заперла дверь на ключ. По бесконечному длинному школьному коридору, который к этому часу почти опустел, еще разносили детские голоса, доносящиеся с этажей пониже. Заглянув в учительскую, попрощалась с коллегами и оставила стопку тетрадей на одном из рабочих столов, за которым обычно сидела, если выпадало «окно».

Плащ надевать не стала. Судя по тому, что пробегающие мимо меня дети заправляли свои куртки под лямки портфелей и мчали так, сломя голову, на свободу вне школьных стен, на улице было по-летнему тепло.

Телефон в джунглях сумки привлек к себе внимание. Незнакомый номер. Нахмурилась, пытаясь вспомнить, звонили ли мне раньше с этого номера, но ничего не вспомнив, всё же, решила ответить. Вдруг кто-нибудь из садика звонит?

- Да? – бросила неуверенно.

- Прогуляем уроки? – по ту сторону звонка донесся знакомый мужской голос.

От солнечного сплетения в одну секунду растеклось тепло по всему телу.

- А кто это? – изобразила я дурочку, замедлив спуск с лестницы. Непроизвольно прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть дурацкую улыбку, которая весь сегодняшний день являлась моим навязчивым спутником.

- Сегодня ночью я узнал расположение каждой родинки на твоем прекрасном теле, - промурлыкал Матвей чуть приглушенно.

Покраснела до кончиков ушей и воровато осмотрелась, боясь, что нас кто-то мог услышать.

- Ночью? – решила я подыграть. – Уточните, пожалуйста, в каком, конкретно часу это было, чтобы я сориентировалась.

- Литвинова! – из мурлыкающего голос перерос в нарочито грозный. Боюсь-боюсь. – Выходи из своей гранитной башни. Займусь твоим воспитанием.

- Ты уже подъехал?

- Еще полчаса назад.

- А почему сразу не позвонил?

- Увидел, что у тебя по расписанию еще один урок и решил подождать.

- Хорошо, уже выхожу.

- Жду, Анют, - снова эти мурлыкающие нотки пёрышком прошлись по коже.

Убрала телефон обратно в сумку и, стараясь идти не вприпрыжку, спустилась на первый этаж. В холле остановилась у зеркала, чтобы поправить платье и прическу, и только после этого, расправив плечи, летящей походкой выпорхнула из школы, чтобы в одно мгновение попасть в личную клетку, сотканную из страха и обиды.

Дежавю двенадцатилетней давности ударило топором по нервам и кувалдой пригвоздило к каменному школьному крыльцу, у которого стоял Козырский в компании смутно знакомых смеющихся мужчин. Стоило мне появиться, как вся их компашка затихла и с легкими улыбками уставилась на меня.

Нет. Этого не может быть. Только не снова…

Двенадцать лет назад был поцелуй, после которого мне сказали, что просто на меня поспорили.

Сейчас, когда мы стали взрослыми и дело зашло гораздо дальше невинных поцелуев, мне страшно знать, что стояло на кону.

Хотя, что тут знать? На кону стояла всё та же дура, которая не просто наступила на старые давно знакомые грабли, а отплясала на них чечетку.

Идиотка! Боже, какая же я идиотка!

Рука непроизвольно попыталась нащупать рядом хоть что-то: руку Алёнки или камень. Хоть что-нибудь, что поможет мне защититься и не дать себя снова в обиду. Но в этот раз я осталась со своими страхами один на один.

Матвей смотрел на меня снизу вверх, улыбка на его лице постепенно меркла, пока не угасла совсем. Продолжали улыбаться только стоящие рядом с ним четверо мужчин, которых я когда-то знала еще совсем парнями. По крайней мере, Маслова я точно узнала.

Все они почти не изменились. Разве что стали старше, выше и шире в плечах. В остальном, всё те же смеющиеся после уроков у школьного крыльца пацаны.

Я понимала, что нужно к ним подойти, заглянуть каждому в глаза и плюнуть в лицо, если понадобится. Но внутренний ступор оказался таким обширным, что лишил меня возможности даже просто моргать.

Словно сквозь туман увидела, как от компашки отделилась знакомая фигура в белой толстовке. Молча пронаблюдала за тем, как Матвей поднялся на крыльцо, встал напротив, заслонив собой свою компашку друзей и с волнением заглянул в глаза.

- Что с тобой,