«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

Пост радиоэлектронной разведки в Норфолке на ушах стоял от постоянных взаимоисключающих приказов из Монтаука. То от них требовали постоянно докладывать значения «чистого» электромагнитного фона, то вдруг приказывали активировать все системы создания радиопомех, то одновременно и то и другое. Приборы, надо сказать, хоть и американские, но были не очень точные, и график, который требовало от них начальство, получался похожим на «пилу»: то пусто, то густо. А из Монтаука все неслись указания. Уже две метеостанции фактически перестали заниматься возложенными на них обязанностями, а производили замеры солености морской воды и устанавливали взаимосвязь с активностью северных сияний. Вообще-то задача не совсем бессмысленная. Морская вода ведь электролит. А раз есть электролит — есть и ток (где-то), а раз есть и он, то есть и электрическое поле. Руководство очень часто использовало понятие «электромагнитный пузырь», впрочем, у них там в Монтауке семь пятниц на неделе. Бери конденсатор да разряжай в воду. Все зависит от мощности этого конденсатора. И если он достаточно мощный — вот вам и оружие. Так ведь можно и Португалию потопить. Вот только зачем? Вроде не с ней воюем…

Но вообще-то нет более надежного и тонкого инструмента взаимодействия с различными электромагнитными полями, чем человеческий мозг. Весь вопрос лишь в том, как им управлять. Вернее, надо просто уметь управлять. Вот древние германцы — умели. Они умели, взаимодействуя с магнитным полем земли, мгновенно переноситься куда угодно. А древние индоарийцы? Махабхарата и так далее. Как такой крохотный объект, как человеческий мозг, мог создавать поле такой силы, что оно взаимодействовало с полем земли? Вполне вероятно. Если найти точку. Это же может быть совсем микроскопическая точка, которую можно разглядеть, используя гигантскую «линзу» океана. Найти ту самую задницу, в которую воткнуть иголку. Этим-то и занимался в своей лаборатории оберштурмбаннфюрер СС Леопольд Майер. Он просил Ройтера тщательно документировать все «глюки», которые ему приходилось видеть на суше ли, в море. Неважно. Важно было четко указывать место и время. Таких за год набралась целая толстая тетрадка. Майер был не старше Ройтера, а если и старше, то на год-два, а уже оберштурмбаннфюрер, а это равняется фрегаттенкапитану — уже можно соединением эсминцев командовать. За какие такие заслуги так стремительно двигался по службе этот явно не глупый человек, было непонятно Ройтеру. Тем более что особенного он ничего и не делал. Ну, бумажки перекладывал у себя в Страсбурге… Он появился во флотилии как раз в тот момент, когда решался вопрос расформировать команду Ройтера или дать ей новую лодку. Многие считали полезным для дела именно расформирование. И их можно было понять. Подводники Дёница несли потери. Все больше и больше, молодежь не могла соперничать со «стариками», как бы Фридебург гениально не организовывал обучение, но отсутствие опыта — есть отсутствие опыта. А тут! Это целых три (!) готовых командира, мичмана вполне могли претендовать на следующую ступеньку, вот вам уже и полтора комплекта офицеров! Да каких офицеров! У Ройтера уже почти каждый имел награды. Они подошли вплотную к отметке 200 000 БРТ! То есть при минимальном добавлении свежей крови на низшие должности получалось не одна, а целых три боевых единицы. Правда, возникала неприятная коллизия. Ладно, не командир, пусть первый помощник — еврей… Все равно, две лодки — не одна лодка! Тем более что Редера турнули, вместо него — Папа. Наконец-то он получил то, что по праву заслуживал! Сейчас лодки поступать начнут, как с конвейера!

Карлевитц снова попал под раздачу. Очередной виток антиеврейских чисток создал довольно глупую ситуацию. Решением ответственного от партии, а он, видимо, хотел быть правильнее самого фюрера, была введена раздельная парковка для евреев и арийцев. В связи с этим всевозможные транспортные средства команд подлодок — велосипеды, мотоциклы (может, не такие, как у Ройтера, но тоже были и DKW, и NSU) толпились по одну сторону воображаемой линии, а велосипед Карлевитца торчал на пустом поле по другую ее сторону в гордом одиночестве. Несколько французских евреев-разнорабочих, которые были в базе, транспортных средств не имели.

Майер настоял, чтобы экипаж сохранили. Странное решение. Непонятное. Хотя… Ройтер к ним уже привык, как к родным. Как-то раз вместо того, чтобы посмотреть в Берлине на номер дома, чуть было не сказал: «Унтерхорст, доложите координаты!» Итак, Берлин… Все дороги ведут в Берлин… В Потсдам…

Глава 34

ПОЧТИ ОДИССЕЙ

Не открывай сердца женщине, даже если она родила тебе семерых детей.

Японская пословица

Капли лениво собирались на плоскости капота «Мерседеса», превращались в лужицы и стекали вниз. Ройтеру показалось, что фирменная звезда уж очень похожа на перекрестье прицела. Даже прищурился одним глазом, потом другим… Время тянулось мучительно. Да-да… все это именно так и бывает. Ожидание, появление цели, выброс адреналина и стремительная атака… Но цель не появлялась… Он прощупывал сонаром пространство, но слышал только, как капли дождя барабанят по стеклу и капоту. Он знал, что в 8.30 начинаются занятия в школе. И она обязательно появится. Ладно, будем ждать. Времени у меня навалом. В машине сидеть куда как приятнее, чем торчать на улице, вызывая подозрение патрулей. Да, отпускное свидетельство в порядке, но все равно неприятно, когда тебя принимают за какого-то урода морального, пока не увидят твой крест с дубовыми листьями… Ройтеру показалось, что на секунду он отключился. Может быть, даже уснул на несколько минут. Разбудили его лязгнувшие створки ворот. Да, это была она. Привычным движением она откинула задвижку, выгнала «Пежо» 402-Berlina. А затем небрежно захлопнула ворота. О как! Машина новая появилась… Мощнее и больше, чем ее старый DKW. Кому война — а кому…

Демански казалась растерянной (впрочем, как и всегда). Удивительная женщина, сочетавшая в себе крайнюю степень агрессивной уверенности в себе с крайней же степенью беспомощности. Она обошла машину, внимательно осматривая ее. Интересно, что она хотела найти?.. Ройтер помнил эту беспомощность перед простейшими бытовыми проблемами, которая была столь трогательной в то довоенное время… Сколько же лет прошло? Пять лет! Да, ровно пять лет долбежки лбом в кирпичную стену… И ему вспомнились слова Шепке: «Хельмут, ну посуди сам, зачем ты ей? Ее папаша-банкир все ей купит… А ты кто для нее? — Жаба морская…» Ну а ведь так оно и есть… Кто он? Герой Кригсмарине — вся грудь в орденах? Ты можешь купить ей «Пежо»? — Нет. А домик типа этого? — Тоже нет. Вон машина, на которой ты приехал, и та одолжена у командира флотилии. Он тоже был сейчас в Берлине.

Надо делать шаг. И Ройтер его сделал.

— Ты чего пришел? — буркнула Анна и поглядела на него исподлобья.

— Надо поговорить…

— Не надоело еще говорить-то?

— Я что, много говорил?

Вообще удивительно. Он задает уже второй вопрос, а ему еще не заехали по физиономии и не вызвали полицию. К такому он был совсем не готов. Вот ведь что получается, когда противник ведет себя нетривиально.

— Много. Лучше бы делал что-нибудь…

«Что???»

— Что тут можно сделать? На письма ты не отвечаешь, встречаться не хочешь…

— Надо же… — злобно усмехнулась Анна. — Не знала, что ты такой… робкий.

— Может, впустишь меня?

Она молча хлопнула калиткой, но не перед Хельмутом, а за ним. Это был очень добрый знак. Находиться на ее территории — уже половина победы. Возможно, все это время у нее так и не было мужчины… В общем-то, такой характер — это практически пояс верности.

— Будешь чай? Английский.

— Да, буду.

Анна медленно прошла в гостиную. Бросила по дороге на пол черное кашемировое пальто и муфту из чернобурки (на хрена она ей в машине?). Ройтер попытался поднять — она небрежно махнула рукой — «не бери в голову…».

— Жалко же…

— А… (она была очень огорчена чем-то)… У меня таких три… ничего не случится…

— Знаешь, — вдруг заговорила она после того, как разожгла спиртовку, — у Ади в школе проблемы…

— Да… он же в школу пошел…

— И проблемы из-за тебя! — взвизгнула она.

— Я-то каким боком? Где вы и где я?

— Ну да, — успокоилась она, — все так и есть… Короче, Ади всем говорит, что он сын Ройтера, а ему никто не верит. Такая вот глупость…

Ройтер развел руками. Я, что мог, сделал. Решение расстаться было не мое.

— Да… жили бы сейчас поживали и добра наживали… Знаешь, сколько бы уже нажили за эти пять лет?

— Да не нужно мне никакого добра, — брезгливо поморщилась Анна. — Ты же не любишь меня. Совсем.

— Я люблю тебя!

— Угу… а трамвай купишь?

— Да ты единственная женщина, которую я когда-либо любил!