Настенька и медведь - Марианна Красовская

укутана Ася, пощупал ей лоб, в очередной раз свирепо пробормотав что-то под нос. Завел свой агрегат и они полетели.

Знакомые профили пологих холмов, успевшие ей запомниться спуски и подъемы. Настя упорно пыталась не уснуть, понимая, что сон этот похож скорее на обморок.

Как доехали они – помнила плохо. Очнувшись уже на поляне перед подъемом на камень. Влад осторожно достал одну из малышек, помог выбраться тигру и они быстро двинулись в сторону Камня. Зеленая Иона близилась к зениту.

Каждый шаг ей давался с неимоверным, огромным трудом. Поднять ногу – поставить, след в след. Сосредоточилась только на мысли, что надо дойти, непременно. Ведь там она может понадобиться. Вдруг Беринг снова про флягу забудет, вдруг она будет нужна? О мысли о собственном обороте она уже просто забыла. Вот только бы доползти.

Вот оно, это место. Входить туда мог только Влад, Настя помнила. Все тот же свет зеленый, будто воздух наполнился неоновыми искрами. Вот тигр отдает ему свою ценную ношу, значит Аринка уже в алтаре. Ближе, ближе. Силы таяли стремительно и неотвратимо. Последние метры, оставшиеся она уже кажется просто ползла. Вспышка зеленого света, и сознание, так долго сопротивлявшееся все же погасло. Темнота, без мыслей и чувств.

Настя упала, как будто подстреленная, прямо у входа в часовню. Тигр подхватил ее, рыкнув Берингу: “Не отвлекайся, я справлюсь!”

Очнулась она оттого, что луч солнца, пробившийся сквозь плотно закрытые деревянные ставни резные на окнах, упорно пытался забраться под ресницы. Ее комната, огромная, шикарная двуспальная кровать, очевидно, та самая, приездом которой Беринг так долго грозился.

А вот и он, спит в кресле напротив, небритый, взъерошенный, в какой-то помятой футболке несвежего вида, затрапезных штанах и босиком.

Наглые солнечные лучи добрались и до него, подсвечивая хаос на голове и основательно отросшую щетину. За эти безумные дни Влад похудел очень сильно, лицо заострилось, увесистый нос словно стал еще больше. Так бы часами лежала и рассматривала это полюбившееся лицо. Когда он успел стать ей так близок?

Еще пару месяцев назад для Насти все было понятным: красивый мужик, умный, почти идеальный. Как можно не полюбить? Надо брать и бежать. А сегодня, лежа на их с Владом, очевидно, супружеском ложе, она вдруг поняла, что такое любовь. Именно та, о которой ей столько раз говорил этот мужчина. Когда хочется отдать жизнь за каждую тень на его лице. Целовать каждую щетинку, каждую усталую морщинку в уголках глаз. Приползи он без рук и без ног, искалеченный, никчемный, всеми отверженный – ничего в ней не изменилось бы.

Как многое поменял в ней тот вечер, когда в дверь постучал этот оборотень. Теперь Настя знала, что такое любовь – настоящая, совершенная, бескорыстная. Она полюбила несносного брата, такого ершистого и такого мужественного. Полюбила двух маленьких сестричек, чьи сердечки во время болезни бились у нее под рукой все эти дни, когда, замирая от ужаса, Стася слушая их хриплое дыхание. И этого невозможного, такого упрямого, такого… нужного теперь, просто жизненно необходимого. Она вдруг поняла очень остро: случись с Берингом что – Настя просто умрет, перестанет дышать. Как… да как мать.

Тихо выскользнула из-под одеяла, подошла. Тело слушалось плохо, ноги подкашивались, но все это было неважно.

Примостилась тихонечко на руки спавшему Владу, крепко обняв его, прижалась щекой к надежной груди. Тот резко вздрогнул, глубоко вдыхая запах ее волос, привычно уткнув нос в огненную макушку. Обхватил ее нежно, трепетно, будто бы разом и со всех сторон. Словно всему миру говоря: никуда не отпустит.

– Ася… Жива.

Прижал крепко к груди, будто не веря.

– Как девочки? У нас все получилось?

Слегка отстранился, заглядывая ей в лицо глазами своими невозможно-зелеными, мшистыми.

– Я чуть не свихнулся. С ними все хорошо, уже даже встают, а вот ты… проспала трое суток.

– Ага. Я могу. С детства все беды пересыпаю. Влад, я люблю тебя. Знаешь, за эти дни я много всего передумала. И я…

Договорить ей не дали. Поцелуй был осторожным, как будто не женщину целовал, а хрустальный бокал. А вдруг рассыплется на кусочки? Но на Настю нахлынуло. Все эти безумные дни Беринг был чьим угодно, но ей не принадлежал. Но теперь все позади, а это значит…

Он даже сопротивлялся немного для вида. Пока жена твердым голосом не сказала, что для здоровья ей нужен он весь. Срочно, это очень важная процедура. Немедленно. Тем более, что дети спали еще. Разве он мог отказать в первой помощи? Тем более, что кровать нужно проверить на прочность. Много раз нужно проверить, а вдруг она не устоит?

***

В душ Настю он принес на руках. Сам мыл, сам вытирал, с трудом сдерживаясь от продолжения. Она была еще очень слаба, на восстановление уйдут дни и возможно – недели. Главное, что все живы.

А подарки тигриные оказались и в самом деле совершенно безобидными. Какие-то свитера с медведями, как сказал Влад. Конечно, их отправили на проверку в какую-то там лабораторию, уже отзвонились, что все чисто, можно даже не опасаться.

А еще Сильвестр несколько дней дежурил возле девчонок и Насти, уехал только вчера, заверив Беринга, что опасность миновала и настоятельно посоветовав жену беречь от всяческих потрясений. Человеки такие хрупкие! И здоровье оставляет желать лучшего, и психика у них не очень устойчива. Морфы в этом плане гораздо здоровее.

– Ты бы подумал о морфизме, дружище, – сказал тигр напоследок. – Твоя жена прожила в Лукане три месяца и уже вся рассыпается на кусочки. А что будет дальше? Или ты всю жизнь в лесу ее прятать будешь?

– Вот тут ты бы остановился, Сильвестр, – тяжело глянул на него Беринг. – Лучше скажи, что я тебе должен… теперь?

Зная корыстную натуру клана Бенгальских, Влад не сомневался, что потребуют они очень и очень немало.

– Счет пришлют почтой, – отмахнулся Сильвестр. – Знаешь же, все эти финансовые вопросы мимо меня решаются. А болезнь, конечно, странная. Впервые вижу, чтобы человеческая ипостась была так уязвима. Я анализы крови взял у лисят и твоих медведиков. Потом расскажу, если что-то узнаю. Да, и визитку я свою оставлю, здесь мой личный номер, в следующий раз звоните напрямую.

Влад только вздохнул. Сильвестр был одним из самых терпимых из знакомых ему Бенгальских. Хотя юмор у него был специфический и шутки дурацкие.

36. Грязь

Тигр, уходивший из гостеприимного дома Берингов слова сказал горькие, но очень правильные. Как не тяжело было это принять им обоим. Время спокойствия подходило