В поисках древних кладов - Уилбур Смит

Шейха впервые пробрала дрожь: он начал кое-что понимать. У этого фаранджа холодные голубые глаза дьявола, не знающего пощады. «Эль-Шайтан, — подумал он. — Сам дьявол». И сделал знак для отвода дурного глаза.

— Сэр, разрешите сказать?

Тусклый свет нактоузного фонаря падал на лицо первого лейтенанта «Черного смеха». Тот, казалось, был чем-то смущен. До рассвета оставался еще час. Он поглядывал на шеренги вооруженных матросов, выстроившихся на баке.

— Говорите, что у вас на сердце, — подбодрил его Клинтон.

Лейтенант Денхэм не привык видеть капитана веселым и старался выражаться осторожно. По существу, его мнение было близко к взглядам кейптаунского адмирала.

— Если вы хотите заявить несогласие с моими приказами, лейтенант, — бодро перебил его Клинтон, — я с удовольствием занесу их в судовой журнал.

Сняв с себя таким образом ответственность за участие в военных действиях на территории иностранного государства, лейтенант Денхэм почувствовал себя значительно лучше. В ответ на слова Клинтона: «Я беру на себя командование десантным отрядом. В мое отсутствие вы будете командовать кораблем» — офицер порывисто пожал ему руку.

— Удачи вам, сэр, — горячо сказал он.

Они высадились на берег с двух шлюпок. Первым к берегу шел вельбот, за ним в двух кабельтовых следовала гичка. Как только вельбот коснулся дна, Клинтон выскочил в теплую, как кровь, воду, доходившую ему до колен. Следом за ним высадился вооруженный отряд. Капитан вытащил абордажную саблю и, хлюпая сапогами, повел группу из пяти человек к ближайшей дхоу.

Из кормовой каюты выглянул арабский часовой и прицелился ему в голову из длинного джезайля. Целился он в упор, и капитан инстинктивно отшатнулся. В тот же миг лязгнул затвор, с полки кремневого ружья из-под огнива и кремня полетели искры и вырвался дымок.

Он ударил клинком по стальному стволу, отбив его вверх в тот самый миг, когда через секунду после клацанья затвора грохнул выстрел. Слепящее облако дыма и горящего пороха обожгло ему лицо и опалило брови, и в считанных сантиметрах от его головы просвистел обрубок кованой ножки котелка. Когда дым рассеялся, часовой уже отбросил разряженное ружье, перескочил через борт дхоу и, спотыкаясь, мчался по песку к пальмовой роще.

— Обыщите ее и подожгите, — отрывисто скомандовал капитан.

Кодрингтон впервые улучил секунду и бросил взгляд на другие дхоу. Одна уже горела. В утренних сумерках ярко пылали языки пламени, поднимаясь высоко вверх и почти не дымя. Свернутый грот почернел, как сухой лист, слышался треск сухих досок корпуса и кормовой каюты. Его матросы прыгали в воду и двигались к следующему судну.

— Горит, сэр, — выдохнул боцман, и тотчас же в щеку Клинтона ударил порыв горячего ветра, а воздух над главным люком задрожал от жара.

— Пора уходить, — тихо сказал капитан и спустился по лестнице на утоптанный влажный песок. Пламя у него за спиной ревело, как дикий зверь в клетке.

Перед ними лежала самая большая дхоу водоизмещением в двести тонн, и Клинтон добрался до нее, на пятьдесят шагов опередив своих людей.

— Проверьте, нет ли кого-нибудь внизу, — приказал он.

Один из матросов вернулся на палубу, неся под мышкой шелковый молитвенный коврик.

— Отставить! — рявкнул капитан. — Никакого грабежа!

Матрос неохотно бросил драгоценную добычу обратно в люк, и пламя дохнуло жаром, принимая его, точно подношение Ваалу.

Когда они подошли к роще, все восемь дхоу на берегу яростно полыхали. Выгорая у основания, рушились короткие мачты, в языках пламени исчезали свернутые паруса. На одном из горящих судов со страшным грохотом взорвался бочонок с порохом, на несколько секунд над пляжем повис столб черного дыма, похожий на гигантского серого осьминога, потом его медленно отнесло за риф. Дхоу разлетелась вдребезги, обломки досок раскидало по пляжу, ударная волна погасила пламя.

— Был ли кто-нибудь на борту? — тихо спросил Клинтон.

— Нет, сэр. — Рядом с ним тяжело пыхтел боцман, пунцовый от волнения, с обнаженной абордажной саблей в руке. —Все доложили о прибытии.

Клинтон скрыл облегчение прохладным кивком и потратил несколько драгоценных минут, выстраивая отряд в боевом порядке, чтобы дать людям время перевести дыхание.

— Проверить ружья, — скомандовал он, и затворы защелкали. — Прикрепить штыки. — Металл лязгнул о металл, и на стволах «энфилдов» выросли длинные клинки. — Если мы и встретим сопротивление, то, думаю, только в городе.

Он окинул взглядом неровную шеренгу. Это не морские пехотинцы, не солдаты-«красномундирники», с мимолетной симпатией подумал он. Может быть, они не обучены ходить в строю, но это смелые люди, сильные духом, а не вымуштрованные для парадов марионетки.

— Тогда вперед.

Он взмахом руки повел их по пыльной улице между глинобитными домами с плоскими крышами. Над городом стоял запах древесного дыма и сточных вод, риса, вареного с шафраном, и прозрачного топленого масла.

— Подожжем их? — Боцман ткнул большим пальцем в сторону домов, окаймлявших улицу.

— Нет, мы здесь для того, чтобы их защищать, — сурово сказал Клинтон. — Они принадлежат нашему новому союзнику, шейху.

— Понимаю, сэр, — с озадаченным видом проворчал боцман, и Клинтону стало его жаль.

— Мы ищем загоны для невольников, — пояснил он.

Отряд плотным строем быстро шагал по улице. У развилки дороги они остановились.

Жара сводила с ума, тишина возвещала недоброе. В полном безветрии стих даже непрестанный шепот листьев в кокосовых рощах. Издалека, с берега, доносилось слабое потрескивание горящего дерева, над головой с хриплым карканьем кружили вездесущие африканские вороны, но ни в домах, ни в густых кокосовых рощах не было ни души.

— Мне это не нравится, — проворчал матрос, шедший за Клинтоном.

Тот хорошо его понимал. Моряк, сойдя с корабля, всегда чувствует себя не в своей тарелке, а здесь их всего сорок, они потеряли из виду берег и окружены тысячами невидимых, но от этого не менее опасных врагов. Клинтон сознавал, что ради эффекта неожиданности должен сохранять темп наступления, но постоял в нерешительности несколько мгновений и вдруг понял, что бесформенный, как мешок, предмет у обочины уходящей вправо дороги представляет собой человеческое тело, черное, обнаженное и мертвое. Это был один из рабов, затоптанный во вчерашней панике и оставленный лежать там, где упал.

Вероятно, дорога ведет к загонам, решил Кодрингтон.

— Тише! — предупредил он и, вскинув голову, прислушался к слабому шепоту неподвижного воздуха.

Так мог шелестеть ветер, но ветра не было, или огонь, но огонь был позади. Это отдаленный звук человеческих голосов, подумал он, множества, тысяч голосов.