Лев Гумилев: Судьба и идеи - Сергей Лавров

Эпизод № 5: «Во всем виновато КГБ!». В 1954 г. Эмма посещает Лину Самойловну в Москве, и та сообщает нечто совсем новое: ее забрали в марте 1945 г. по «еврейскому делу»; просидела она недолго, но зато у нее изъяли все рукописи Мандельштама. И что совсем гадко (если бы арест и конфискация были правдой), она не удосужилась сообщить об этом вдове Мандельштама; не торговала ли и теми рукописями?

Эпизод № 6: 1973 г. «КГБ не виновато». Эмму зовут к тяжело больной Лине Самойловне, которая передает ей бювар с девятью письмами Н. Гумилева, а она отдает их Льву Николаевичу – «законному владельцу»683. Сама больная признается, что обманула ее в 1954 г., на самом деле, она сожгла рукописи Мандельштама, а так «ей все вернули». Об архиве Гумилева Лина Самойловна снова сказала, что больше у нее ничего нет и не было. Неприятно все это читать и цитировать. Трудно сказать, кто из «героев» гнуснее – ответчики в «пунической войне» или вдова Рудакова. Пожалуй, все же вторая; те работали втихую, а эта грабила, распродавала и лгала, лгала...

«Притеснители выходят из ее же недр» – из интеллигенции. Прав был Антон Павлович!.. Впрочем, какая уж это интеллигенция...

9.2. «Экологическая ниша» или «отторжение»?

Литература о Л.Н. пока совсем невелика, но все-таки она уже есть. Есть хорошая, есть и плохая, есть честная, и есть не очень, но об этом уже сказано в предисловии.

Я с удивлением прочитал во вводной статье Айдера Куркчи684, что «среда экономико-географов отторгла его» (т. е. Л. Гумилева. – С. Л.)685. Сам Гумилев оценивал это совсем по-другому: «В годы застоя кафедра экономической и социальной географии была для меня «экологической нишей», меня не гнали с работы, была возможность писать»686. Да, я думаю, что он находился у нас почти в идеальной ситуации, когда мог ходить на работу в основном лишь на заседания Ученого совета по диссертациям, причем делал это с огромным удовольствием и вкусом, ибо встречался здесь с друзьями (очень искренними друзьями, уважавшими и любившими его). Он мог с ними в коридоре покурить и неторопливо побеседовать, а после защиты (эти инструкции ВАКа мы всегда нарушали, думается, как и все другие советы страны) выпить по рюмке-другой.

Какое же это «отторжение», если заведующий нашей кафедрой (до меня) профессор Б. Н. Семевский – географ по образованию и степени – защищал Л.Н. в печати в журнале «История СССР» от нападок... историков!»687. Мне кажется, что вот эта «ватная обкладка», защищавшая Л.Н. от «остального мира», помогла ему в последние 25–30 лет жизни и была хоть какой-то «компенсацией» за беззащитность долгих прошлых лет.

Было в ЛГУ все тихо и благостно? Увы, тоже нет; только не на кафедре, а в институте. Ведь структура в нашем университете была и остается такой: при каждом естественном факультете есть НИИ, и сотрудник его находится как бы в двойном подчинении: «материнской» кафедре и директору института.

С кафедрой, как мы видели, все было в порядке. В институте временами шла «мышиная возня», слегка задевавшая и Л.Н. Один такой «всплеск» был весной 1968 г. Обратимся все к тому же «Личному делу» Л.Н. в ЛГУ.

Вот выдержка из протокола заседания научного семинара НИГЭИ от 26 апреля 1968 г.: «Слушали: отчет с. н. с. НИГЭИ, д. и. н. Гумилева Льва Николаевича за 1963–1968 гг. в связи с переизбранием на занимаемую должность». Им опубликованы монография и более 20 статей. Вроде бы все хорошо? Ничего подобного. В ходе выполнения плана уже в 1966 г. выяснилось, что тема стоит особняком от направления и тематики института. Л. Н. Гумилеву была предложена новая тема – «Историко-географические исследования Архангельской области с применением этнической методики». Коллектив и руководство института ждали от Л. Н. Гумилева, что им будет составлен ряд исторических карт для Архангельского атласа, однако этого не случилось. В связи с этим «большинство присутствующих на научном семинаре» приняли решение «не рекомендовать Гумилева Л.Н. для переизбрания на очередной срок на должность старшего научного сотрудника НИГЭИ».

Документ этот «рожали» 20 дней с момента самого семинара. Слава Богу, решение этого «научного» форума ничего не означало, оно лишь портило нервы отчитывающемуся. За кулисами стоял искусный кукловод – тогдашний директор института. У него было много комплексов: не доктор, книг не создал, статей мало и все в соавторстве. Как тут не поинтриговать против такого «благополучного» Л.Н.? И так было не раз. Просит Л.Н. «отгул» за то, что читал лекции, – нет Вам отгула, а лекции Вы читали в рабочее время (заключение комиссии народного контроля, а там свои люди директора). Необходима Л.Н. помощь с переводами на немецкий (из ФРГ просят прислать статьи), следует резолюция того же директора: «Русский язык – тоже европейский, переведете и сами».

И все-таки в ту «тоталитарную» пору в науке не было тоталитаризма, не решал какой-либо один завистник судьбу профессоров. В итоге, уже через два месяца после позорного «научного семинара», на заседании Ученого совета факультета из 19 участвующих 19 голосовали «за». Л.Н. в очередной раз был утвержден старшим научным сотрудником института. Мышиная возня щекотала нервы, а дело продолжало идти своим чередом. Завершалась работа над венцом «Степной трилогии», и это было главным.

9. 3. Венец «степной трилогии»

История России в изложении ее русскими историками оказалась освещенной только с одной стороны, – со стороны влияния на Россию Европы, а культурному влиянию (среда этническая) со стороны Востока было уделено скромное место.

С. М. Широкогоров

Вскоре он начал работу над одной из своих любимых книг «Поиски вымышленного царства». При написании этой книги свою работу над источниками он назвал методом «исторической криминалистики». Этот метод был присущ ему во всех работах.

Н. В. Гумилева

Наталья Викторовна права, да и сам автор не скупился на «криминалистическую составляющую» этой книги; одна из ее глав так и называется «Джамуха-Сэчен под следствием». «Тут нужны особые подходы к предмету, – пишет Л.Н., – и методика Шерлока Холмса, патера Брауна и даже Агаты Кристи. Тут мы будем ставить вопросы: как произошло то или иное преступление, кем оно совершено и кому оно было выгодно? Иными словами, из лживых источников мы постараемся отжать крупицу правды»688. Помогал опыт «криминалистического расследования» по истории тюрков и богатая детективами домашняя библиотека. Книги Агаты Кристи, Ж. Сименона (даже вырезки из журналов с его рассказами), Д. Ж. Чейза и других стояли в шкафу в спальне и даже доминировали там, научная литература – в кабинете и коридоре.

«Поиски ...» отличаются от всего предыдущего; это венец «Трилогии» не только по замыслу и хронологически, но и по уровню изложения. Это – высший класс такого жанра! Какого именно, сложно обозначить. Автор предисловия к «Поискам...» С. И. Руденко – видный советский археолог и историк, дает свое определение: «научный трактат»689. Но что такое трактат? По современным определениям, это «научное сочинение, в котором рассматривается отдельный вопрос или проблема»690. Ну и что? Тогда и все предыдущие книги Л.Н. – тоже трактаты. Это в общих чертах верно, но чем же все-таки отличаются «Поиски» от всего написанного ранее?

По-моему, в том отличие от других работ, что это – исторический детектив высшего класса, где нет каких-то искусственных «придумок» для оживления и беллетризации. Есть поиск, высоко научный поиск, есть исповедь автора о методах своей работы, о том, чем она отличается от многих других. Почему детектив? Дело в том, что существовала легенда о большом христианском царстве в Азии, которое было еще до Монгольской империи. Более того, назывался и «лидер» – пресвитер Иоанн, царь и священник народа, живущего «по ту сторону» Персии и Армении (по ту сторону, разумеется, смотря с запада). Иоанн и его люди будто бы исповедовали христианство, хотя несторианского толка691.

Иоанн якобы писал византийскому императору Мануилу Комнину письмо на арабском языке, которое было переведено на латинский для императора Фридриха Барбароссы. Начало письма (оригинал не сохранился) таково:

«Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господина нашего Иисуса Христа царь царей, повелитель повелителей, желает другу своему Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией...»

Гумилевский «розыск» начинается с того, что Иоанн называл своих вассалов царями, а суверенного государя могущественной Византийской империи Мануила Комнина – князем. Почему? Ответ напрашивался сам собой: адресатом был не только византийский император, но и тогдашний католический Запад, а там принижение православного царя было бы лишь приятной деталью692.