Спецоперация, или Где вы были 4000 лет? - Ирина Владимировна Владыкина

и ты вышел подышать, если Ольга придет.

— Спасибо! — ответил Петр, смотря на девушку в упор, пытаясь понять, скрывает ли она что-то.

Похоже, что нет. И она просто втрескалась в него.

Маша уже отошла на пару метров от лавки, где сидел Петр, потом остановилась и сказала:

— Может, мы сегодня после работы кофе попьем вместе?

— Может. — ответил Петр. — Я через полчасика буду уже в лаборатории. Прикрой меня, если что.

Молодой человек приложил амулет к тем бумагам, которые принесла девушка. Эффект был тот же. Буквы засветились зеленым цветом и Петр увидел текст. Этот текст был написан от имени Дуду, с которым он уже был знаком.

* * *

— Что здесь происходит? Почему крики слышны даже во дворе? Вы мешаете мне сочинять мои песни, — возмущенная Иулана вскинула руки, как будто собиралась молиться.

Иулана была принцессой, одной из дочерей Шарумкена.

— Извините, Эни, но этот человек оскверняет имя нашего великого правителя, вашего отца Шарумкена, он должен быть наказан. — произнес я ровно и безэмоционально, на сколько это было возможно.

— И что же он говорит?

— Ваши уши не выдержат этого. Обычный торговец. Видимо, сошел с ума, говорит, что видел сон.

— Вы отобрали у меня весь товар. Мои дети хотят есть, — закричал торговец.

Свист плети раздался в воздухе — один из моих подчиненных воинов ударил старика.

— Собаке слова не давали, — произнес я с уверенностью в своей правоте.

— Прекратите. Пусть скажет, — Эни была, как всегда, добра.

— Спасибо, Эни.

— Говори.

— Мне было видение. Когда-то, когда я был еще совсем юным, я уже видел подобную картину, только не во сне, а наяву, когда аккадцы впервые напали на наш прекрасный город. Много горя и боли познал тогда наш славный Урук. Вскоре это повторится. Ворота города будут валяться разбитыми, святая Иштар оставит нетронутыми дары жрецов, храм будет охвачен страхом, ибо нет ее в городе, ею покинутом. Как дева бежит из покоев, святая Иштар покинет свой храм. И в очень короткий срок, в пять дней и ночей Урук будет разрушен. А верховный эн будет сидеть в рубище один, его колесницы стоят без дела, всеми забытые. Здравый разум превратится в безумие. Плач детей и вой собак пронесется по городу. И покинут сей мир самые достойные воины, воины света. Горе, нужда, смерть и запустение угрожают захлестнуть практически все человечество, слепленное Энлилем.

— Именем великого Шарумкена приказываю тебе замолчать, безумный старик. — прервал я его слова. — Эни, отец вам не разрешал выходить из покоев без моего ведома.

Я был главным воином храма. У меня было мощное тело и много силы.

— Уведите этого сумасшедшего. А вы, Эни, пойдемте со мной. Я вынужден доложить вашему отцу о вашем непослушании. И у меня для вас есть прекрасная новость.

Мы шли по длинным коридорам, Иулана немного впереди, а я за ней. Между нами висело тягучее молчание. Ее непокорные плечи настойчиво заявляли, что ей явно не по нраву такая опека. Она резко остановилась.

— Так! Почему ты идешь за мной следом? Я не хочу быть узницей в этом проклятом месте. Стой.

Она пошла дальше в надежде на то, что я останусь на месте. В конце концов, она Эни, а я простой солдат и должен подчиняться ее приказам. Но мне был дан приказ охранять ее, поэтому я пошел следом.

— Стой. Мне это надоело. Я прикажу тебя сослать куда-нибудь подальше, я не хочу видеть твою каменную рожу каждое утро, день и вечер. Я не удивлюсь, если ты тайно подглядываешь за мной, когда я сплю. — Она топнула ногой. — Мерзкий, противный слуга. Отойди, от тебя смердит, как от помойной ямы.

Ее лицо исказилось в гневной маске, которая однако скрывала под собой что-то более важное. На моем же лице не дрогнул ни один мускул. Я молчал.

— Иди вон, я освобождаю тебя от твоей службы. Я снимаю с тебя полномочия, пусть пришлют кого-нибудь другого.

Не меняя выражения лица застывшей маски, я тихо, но уверенно сказал:

— Это приказ вашего отца. А насколько я знаю, в этом городе он главный. И даже вы обязаны ему подчиняться. Поэтому я останусь защищать вас от разных нехороших вещей, которые могут произойти с молодой девушкой в большом городе.

— Да я даже никуда не выхожу. Сижу в этом храме, как в темнице. И только и вижу, что прислужниц да твою уродливую рожу.

— Эни не пристало так выражаться. На вас молится весь город, так что уж вы следите за своими словами. И если вам так хочется выйти, это можно, но только в моем сопровождении, конечно.

За разговором мы не заметили, как пришли в довольно просторную келью, в которой жила Иулана, верховная жрица храма.

— Сегодня гонец принес послание от вашего отца.

— И что это за послание? Ты редко мне приносишь хорошие новости. Если бы в нашем городе было разрешено убивать гонцов дурных вестей, ты был бы мертв как минимум три раза.

— На этот раз вам весть должна понравиться. Шарумкен Великий — наместник бога на земле. Ему доступны знания и веления богов. Боги послали ему весть, что теперь верховной жрице можно заключать брак. Но только с тем, кого выберет сам правитель.

— Ну да, боги ему это все лично передали. — Иулана усмехнулась. — Скорее всего, он хочет выдать меня замуж за кого-то важного, чтобы укрепить свою власть. Кого же мой великий отец припас мне в мужья?

— Дело в том, что вашему отцу было предсказано падение империи после его смерти. Но если следующим правителем будет сын главного жреца и храмовой жрицы, то все можно исправить. Из всех дочерей Шарумкена жрицей являетесь только вы, Эни. Так что вы выходите замуж за жреца Энунлаки. И свадьба назначена на месяц пиршества с умершими родичами. Осталось совсем немного времени, чтобы подготовиться. Вам разрешено самостоятельно выбрать блюда, которыми в день вашей свадьбы вы будете угощать предков.

— Я не хочу замуж за Энунлаки. Он старый и мерзкий!

— Но вы же сами говорили перед посвящением, что хотите семью, детей.

— Я хотела сама выбрать себе мужа!

— Дочь великого правителя не должна свои интересы ставить выше интересов империи.

Я поклонился и тихо вышел из комнаты, оставив Иулану наедине с новостью, которая у меня самого вызывала странные чувства. Я привык ходить тенью за ней. Быть ее тенью стало смыслом моей жизни. Когда-то я хотел быть тенью Шарумкена, и свое теперешнее назначение воспринял не очень радостно. Но виду не показал: кодекс чести воина не позволил. Потом я привык к