Белый ферзь - Андрей Измайлов

Да хрен с ними, с людьми свиты! Что спортсмен-плейбой-мафиози со спины! Что член чего бы то ни было в профиль! Найоми Кэмпбелл — вот это да! Здесь! В Петербурге! В «Метрополе»! В пяти метрах!

А ты, псевдо-Шарон псевдо-Стоун, отсохни. Не до тебя, жена чужого мужа! Не-ет, матушка, здесь есть магнит попритягательней. Театр так уж театр!

Большой зал «Метрополя» действительно походил на театр. Кресла пепельно-серо-замшевые, высокий потолок, эстрадные подмостки, на которых оркестранты завершали (завершили?) обязательную программу, однако не торопились складываться — ночь-то рождественская: «А-а-ас-с-сейчас-с! Для нашей гостьи Найоми! Последний российский суперхит Жени Браганцевой! „Не отпускай!“ Не отпускай меня пока! Не отпускай — ты знаешь как!..»

Впечатление театральности весьма усиливала квадратная рама с прожекторами, повисшая над залом и под потолком.

Внимание! Вы — в фокусе!

В фокусе-покусе!

Колчин сфокусировался на мулатке и осознанно, и неосознанно.

Никакая она не Найоми Кэмпбелл, разумеется. Будь она — она, здесь бы не продохнуть от любопытствующих и от натасканной многочисленной охраны.

Зал же пуст, почти пуст.

Кроме Колчина с Мыльниковой и несвятой троицы, лишь два мордоворота за скудным столиком — два бокала и литровая пластиковая бутыль «Диет-колы».

Э! Лбы! Тут как раз случай, когда место красит человека! Место — уважаемая ресторация. Уместен пусть не смокинг, но костюм, — отнюдь не кожаные куртки. Уместны пусть не лакированные, но туфли — отнюдь не толстостенные кроссовки. Уместен пусть символический, но заказ блюд, — отнюдь не коричневая газировка. (Колчин еще утром, еще в «Чайке» переоблачился из походно-автомобильного в пристойный костюм — к ситуации, к месту: библиотека — имидж солидного специалиста, Алабышева-Дробязго — имидж благовоспитанного родственника, теперь вот «Метрополь» — имидж серьезного клиента.)

Двум мордоворотам начхать на имидж. То есть начхать на условности. Да — бойцы! Да — сидим с «Диет-колой». Какие у кого проблемы?! Они здесь не для выпить-закусить, они здесь для обеспечения безопасности, понятно?! Вот и сотовый телефончик-ящичек у ног, непременная принадлежность. Понятно, чья принадлежность?!

Понятно. Кого только они обеспечивают? Найоми с плейбоем-спортсменом? Или члена с профилем?

Более никого в зале не было. И цены отпугивают, и время позднее, — Рождество праздник семейный, семьи расползлись догуливать у очага. «Мы через час закрываем», — учтивым полушепотом предупредил официант и оговорил: «Но можно и задержаться». Колчин согласно кивнул. Час — достаточно.

Он выдержал получасовую паузу. Ожидание заказа. Принесли. Поковырять вилкой. Скучающе-случайно предпочесть взглядом топ-модель.

Теряйся в догадках, Мыльникова: зачем зазвал в кабак, если пялишься на другую?! Кушайте-кушайте, уважаемая. Вам уделено то внимание, коего заслуживаете. Интермедия. Колчину предстоит дело. А вы кушайте, не обращайте внимания!

Она, Мыльникова, обращала внимание — косилась в сторону столика с фальш-Найоми вполне по-заячьи, то есть зрачки навыверт, ибо сидела почти спиной к троице. Неужто настолько высока самооценка, настолько неколебима уверенность в собственной неотразимости, что псевдо-Шарон псевдо-Стоун способна искренне оскорбиться наличием намека на соперницу? Вот и ладненько. Когда Колчин светски отлучится ПО ДЕЛАМ, надо ожидать, что дама застынет надменной снежной королевой: не нужен ей никто, и чем дольше нет спутника, тем ей… наплевать!

Пора вроде бы?

Он привстал, отрапортовавшись: «Я сейчас…»

Мыльникова и ухом не повела, изобразила полное безразличие.

Так совпало — одновременно с Колчиным, чуть опередив, привстал плейбой-спортсмен. Тоже приспичило?

Только дама плейбоя-спортсмена, топ-модель, фальш-Найоми, проявила большую заинтересованность:

— Недолго, Гурген. Да?

— Да.

Парочка мордоворотов лениво проводила взглядом, даже не приподнявшись. Значит, они — охрана Профиля.

Значит, мулатка — не Найоми Кэмпбелл. И охрана — не ее. И выговор-интонация — отечественные. И — Гурген. Вот если б Эрик (Клэптон), если б Робик (де Ниро)!

Но и… не Гурген. Да не Гурген же! Прав Колчин, запустив для отвода глаз блонду-Мыльникову — никто на тебя не обратит внимания, когда рядом тако-ое! И убеждаться в собственной правоте приходится, признав собственное простодушие: не обратил должного внимания на спутника фальш-Найоми — какой там спутник, когда рядом тако-ое, то есть эффектная полукровка!.. Оно конечно, сидел «Гурген» спиной, однако и по спине Колчин признал… признал бы сразу, не отвлеки его темнокожая дама.

На выходе из зала шедший чуть впереди спортсмен, — плейбой посторонился, пропуская Колчина вперед. Колчин, в свою очередь, приостановился: только после вас, только после вас. Нехитрые обоюдные уловки, чтоб в лицо посмотреть.

Посмотрел. Был это никакой не Гурген. Был это Ломакин, хороший каскадер и парень неплохой.

Ошибка исключена. Они же с Колчиным вместе трюки выделывали не так давно, полгода тому назад, в Баку, на съемках «Часа червей» — кино про захват автобуса и вертолета. Колчин, как водится, сгодился на роль злодея второго плана, всю роль отснялся в маскировочной шапочке-маске, чтоб, значит, не опознали заложники.

Но теперь-то он ни в какой не в шапочке. И не в гриме Кабуки, и не в маске театра-Но.

Тем не менее Ломакин посмотрел невидяще, неузнавающе. Или не Ломакин?

Да ну! Мудрено ошибиться! Впрочем… Мало ли по каким причинам Виктор Ломакин сидит в «Метрополе», общается с полутатарским Профилем, называется Гургеном!

Колчин тоже здесь — не Колчин, просто сопровождающий даму-блонду.

А Ломакин — не Ломакин, просто Гурген-сопровождающий даму-шоколад.

Не время и не место всплескивать руками и орать: «Собрат Витя! Узнаешь собрата Юру?!»

Они вместе, но порознь спустились по лестнице. Площадка — гардероб, туалеты.

Ломакин-Гурген уверенно обратился к гардеробщику (и этот в камуфляже, и этот пенс на приработке, как охрана в «Чайке»!):

— Позвоню, отец?

Точно — Ломакин. Голос.

Колчин изобразил легкую досаду: тоже вот собирался звякнуть, но опередили. Не в зал же возвращаться. И не в сортире же коротать, пока трубка освободится. Но и стоять над душой — тоже как-то… Мало ли с кем у случайного «Гургена» разговор, конфиденциальный… «С человеком договорились. Он денег даст. Как раз на монтаж, на чтоб хвосты подобрать. Только в титрах нежно дать: съемочная группа выражает благодарность фирме такой-то и лично такому-то за помощь в создании фильма». («Час червей», на памяти Колчина, застопорился уже на этапе после съемок, именно по причинам нехватки средств и грандиозной аферы спонсоров. Подробностей Колчин не знал, он — в Москве, Ломакин — в Питере, а потом и вовсе лег на дно, теперь вот оказывается и не Ломакин он, а Гурген. Так, мельком, что-то сочувствующе-укоряющее проговаривал Брадастый, мол, предупреждал ведь охломона, не советовал ввязываться!.. Однако если судить по сегодняшнему ломакинскому имиджу плейбоя-спортсмена, вывернулся Виктор, сделал некий сложно заряженный трюк — и не в кино, в жизни.)

Колчин естественно спустился еще на лестничный отрезок ниже. Погодит он, перекурит (тьфу! не курит он!), воздухом свежим подышит. Дверь во двор — вот она, приоткрыта.

Он естественно, не таясь, вышел во двор. Никто за ним не смотрел, никто не окликал: «Вы куда? Туда нельзя!»

Двор и в самом деле оказался закоулистым и абсолютно не похожим на тот, что обозревался из окон «Публички».

Ряды мусорных баков почетным караулом слева и справа по стеночкам от черного ресторанного хода.

Далее — арка, выводящая наружу.

Он выглянул из арки — короткий переулочек, главная достопримечательность — отделение милиции.

Он вернулся во дворик, прошелся по закоулкам: окна домов — жилые, не учрежденческие и точно не библиотечные.

Еще один закоулок — вообще тесный тупик, никуда не ведущий, глухая стена, без окон без дверей.

Впрочем, одна дверь имеется — заколоченная, нефункциональная. По всему многорукавному дворику протоптаны хлюпающие снежно-грязевые дорожки — к подъездам. Тупичок припорошен снежком, и к заколоченной двери — ни следа. Сюда не ступала нога человека. Во всяком случае, с тех пор, как снежок просыпался.

А где же общая с библиотекой площадь под открытым небом? Или обман зрения? Или в этих петербургских хитросплетенных подворотнях сам черт ногу сломит?

Колчин все же проверил — наследил в тупичке. Дернул дверь. Да, заколочена. Причем изнутри.

Он поднажал, избегая резкостей, но приложив максимум, на который способен. Гвозди запищали, выпрастываясь из дерева.

Дверь распахнулась.