Для тебя - Кристен Эшли

— Ты когда-нибудь ел фриттату Феб, сынок? — услышала я папин вопрос и не осмелилась поднять глаза, чтобы посмотреть, был ли Колт ещё поглощён моими украшениями.

— Нет, — ответил он, и его голос больше не казался отсутствующим.

— Тогда угощайся, — пробормотал папа. Я положила кусок на тарелку Колта и повернулась, чтобы передать ему.

— Это всего лишь омлет, — сказала я папе, не глядя на Колта, но почувствовав, что он забрал тарелку.

— Да, омлет, приправленный толикой райского блаженства, — ответил папа.

Я продолжила раскладывать фриттату и решила сменить тему.

— Папа, ты не мог бы после завтрака зайти ко мне домой и принести мой коврик для йоги? — спросила я, вручая маме тарелку, которую она поставила перед папой.

— Конечно, дорогая, после моих утренних процедур.

Я вручила маме её тарелку, взяла свой кофе и повернулась к папе.

— После фриттаты, твоих процедур, пока ты заедешь ко мне и вернёшься обратно, потом я буду заниматься йогой, а потом принимать душ — я опоздаю открыть бар.

— Я не пропускаю свои процедуры, Фебрари, — сказал папа, и это правда.

— Ты сможешь заняться ими, когда вернёшься, — заметила я, и это тоже правда, хотя я сомневалась, что он согласится, потому что ничто не должно мешать его утреннему расписанию. Даже дочь, которая сильно нуждается в расслабляющей йоге.

— Феб...

— Я привезу твой коврик, — сказал Колт, и я посмотрела на него. Большей части его фриттаты уже не было, и он держал вилку на полпути ко рту и смотрел на моего папу. — На двери может быть полицейская лента, так что лучше поехать мне.

Я забыла об этом.

— Разве тебе не надо на работу? — спросила я.

— Это займет не больше пятнадцати минут, — ответил Колт. — Я съезжу, привезу коврик и поеду на работу.

С этим не поспоришь, да я и не хотела. Это было приятно, и мне начинали нравиться мелочи, которые он делал для меня. Я довольно долго сама заботилась о себе, и уже давно никто не делал для меня такого.

— Спасибо, — тихо сказала я и отвела глаза.

— Господи, дорогая, ты превзошла саму себя, — провозгласил папа с набитым ртом.

— Это омлет, папа.

— Чертовски вкусный, Феб.

— Как скажешь, — прошептала я, чувствуя себя неловко. Конечно, именно на такой эффект я и рассчитывала, неважно, по какой причине, но он всё равно смущал меня.

— Почему ты не ешь? — спросил Колт, и я посмотрела на него и перевела взгляд за его спину.

— Я не ем перед занятиями йогой, — сообщила я.

— Много теряешь, малыш, — мягко сказал он, и мои глаза метнулись обратно к нему. Я почувствовала, как тепло охватило разные места на моём теле, и подумала, достаточно ли плотный у меня топ или всем видно, как затвердели мои соски.

Дальше все ели молча. Потом Колт отнёс свою тарелку к раковине. Он повернулся и протянул руку за моей спиной, чтобы взять тост. Он стоял позади меня, и я почувствовала его руку у себя на пояснице.

— Феб, проводи меня до двери, — сказал Колт мне на ухо.

Я прошла следом за ним к обеденному столу, где он остановился, зажав тост в зубах, и надел свою кобуру и куртку, потом прошла за ним к двери.

Он откусил тост и, пока жевал, второй рукой коснулся моей шеи, приподняв мой подбородок большим пальцем.

— Отличное утро, малыш, — прошептал он, и горячая тяжесть у меня в груди и между ног стала ещё горячее. — А значит то, о чём я попрошу, будет неприятно.

— О чёрт, — сказала я.

— Салли сказал, Новаковски хочет, чтобы ты составила ещё один список. За те пятнадцать лет, что путешествовала.

Я вдохнула через нос, выдохнула и кивнула, что оказалось нелегко, учитывая его большой палец у меня под подбородком.

— Им нужно будет знать, где искать этих людей. Поэтому, если ты в курсе хотя бы последнего местонахождения, добавь это в список.

Я снова кивнула.

Он вздохнул и продолжил:

— И хорошо бы знать, что они сделали. Тогда федералы могут попытаться установить следующую жертву. Это тоже нужно записать, и постарайся вспомнить поподробнее.

Мне в принципе всё это не нравилось, но последняя часть не понравилась ещё сильнее.

— Дай себе время, займись этим после йоги, — сказал Колт. — Как закончишь, позвони мне. Попроси кого-нибудь занести список в участок, когда придёшь в бар.

Я опять кивнула.

Выражение его лица изменилось, я не поняла, как именно, но, клянусь Богом, он выглядел так, будто гордился мной.

— Я позвоню тебе, когда закажу столик, и скажу тебе время, — сказал он.

Я кивнула ещё раз.

— Тем временем, милая, подозреваю, в твоём мозгу придумается куча разного дерьма.

Он не ошибался.

— Колт...

— Не обращай внимания, — перебил меня он.

Я закрыла глаза и снова открыла их, когда его губы коснулись моих.

Он отстранился на дюйм и тихо сказал:

— Так хорошо.

Тут он тоже не ошибался.

— Обещай мне, что бы ни творилось у тебя в голове, ты останешься со мной. Сегодня вечером мы всё обсудим.

— Колт...

— Не повторяй моё имя, просто пообещай.

Я втянула воздух и на выдохе прошептала:

— Обещаю.

Он отпустил мой подбородок и провёл большим пальцем по щеке.

— Я вернусь с твоим ковриком как можно быстрее.

— Спасибо.

— Пока, малыш.

— Пока.

После этого он отпустил меня, отпер дверь и ушёл.

Я повернулась к родителям, которые, не скрываясь, наблюдали за мной и, скорее всего, за нами с Колтом тоже.

— Не начинайте, — предупредила я.

— Нам нечего сказать, — ответил папа, — ты знаешь, что мы думаем.

Я знала, и это не помогало уменьшить чувство страха, глодавшее меня изнутри. Однако это помогало усилить ощущение счастья, поселившееся в груди.

— Фебрари, — окликнула мама, когда я уставилась в пол по дороге на кухню.

Я подняла голову и посмотрела на неё.

— Мы любим тебя независимо ни от чего, ты же знаешь?

Я сбилась с шага, но выправилась. Потом я сглотнула.

— Я знаю.

— А теперь можно мне последний кусок фриттаты? — спросил папа, глядя на мой кусок, оставленный на сковороде.

— Джек! Это для Феб, — заворчала мама.

— Она может сделать ещё.

— Джек!

Я вошла в кухню, взяла сковородку и наклонила её над папиной тарелкой, чтобы последний кусок фриттаты соскользнул вниз.

— Мы в расчёте за вчерашнюю ночь, — сказала я, закончив.

— Мы уже в расчёте, девочка, судя по тому, что я увидел у двери, — ответил папа.

Чёрт, я точно глупая.

* * *

Колт забрал коврик Феб, привёз его домой и воспользовался тем, что её отец был в одной ванной, а мама в другой. Поэтому он провёл некоторое время, прижимая Феб к стене около входной двери. Пока она не застонала ему в рот, после чего он остановился, отчасти потому, что ему нравилась идея возбудить её, а потом вернуться позже, дав ей время потомиться. Но в основном потому, что ему нравилось, когда она стонала ему в рот, и если бы он не остановился сейчас, то вряд ли сумел бы сделать это позже.