Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович

То ли по соглашению с властями Персии, то ли самочинно англичане превратили порт Энзели в свою военно-морскую базу. Угрозу эту нужно решительно устранить... Компасы наших судов не успели пройти девиацию, то есть сверку по звездам и солнцу. Иван Степанович с удовольствием вспоминает одного бакинского штурмана, заменившего девиацию жестом: он постучал себя по голове — компас! Показал на глаза, лихо сверкнув ими, — а это звезды! И оказался прав: несмотря на отсутствие девиационных поправок компаса, глаза штурмана и умение ориентироваться в незнакомых водах вывели флотилию точно к рейду Энзели...

«Деятельный» — это уже пятый после балтийского эсминца «Изяслав» корабль молодого командира. Он не гонится за чинами. Все идет своим чередом — одаренность его говорит сама за себя. Распорядительность, эрудиция, демократичность, свойственная русским морякам с давних времен.

Подтвердилось предупреждение о расставленных англичанами минах у рейда Энзели, телеграмма за подписью «Доброжелатель». Наши моряки сделали все, чтобы избежать аварий... Несмотря на сложность обстановки, Иван Степанович, склонный к любованию природой, так напоминавшей ему Армению, все ясней видел, как после размывающегося утреннего тумана вырисовываются на розоватом от солнца берегу пирамидальные тополя, будто устремленные к небу копья. Разве меняется ландшафт оттого, что там — берег неприятеля? Разве глуше из-за этого краски, жгучие краски южных садов, рощ, лесов?

В этот час он удовлетворен. Советские суда упредят противника, атакуют первыми! Внезапность — мать успеха, говорил Александр Суворов. Белогвардейские суда опаздывают. Биться предстоит с англичанами. Персидских солдат-аскеров возле Энзели нет. Россия, молодая Россия не объявляла войны Британии. Хорошо, но кто же, как не сыны Альбиона, ворвались в Баку, свергли в Азербайджане Советскую власть?

С трех направлений рано утром корабли нашей эскадры направились к Казьяну. Траверзом к берегу — «Деятельный», «Расторопный»... На траверзе западные Ворота города. 7.20 утра. Оба эсминца в быстром темпе, восполняя отсутствие «Делового» (командир Б. Бетковский), залпами бьют по обеим окраинам ирано-английкого порта. Со стороны англичан — двенадцать залпов крепостных орудий неприятеля. Напрасные усилия! Даже в отдалении от «Деятельного» и «Расторопного» всплесков не видно... Наши действуют и на суше. Кавалерийский дивизион — Ленкоранский — на рысях мчится к Энзели, поддерживаемый огнем «Пролетария» и «Ашхабада».

Нет, по сравнению с чрезвычайно опасными для Кронштадта и Петрограда сражениями русских боевых судов с эскадрами почти всего флота Вильгельма Гогенцоллерна за пролив Моонзунд, ведущий из Балтийского залива в Финский, здешние схватки на море — детская игра! Так думает участник тех боев на Балтике в 1917 году мичман Иван Исаков... Полное окружение англичан с запада, севера и востока? Отчего же они медлят? Позже мы узнаем — ларчик открывался просто. «Ларчиком» явился тогда дом в Энзели, занятый под штаб британцев. Пристрелочный снаряд крейсера «Роза Люксембург» угодил прямо в тот дом! Энзелийцы, отнюдь не влюбленные в оккупантов, рассказывали позже: представители командования владычицы морей выскакивали из окон в нижнем белье... Командир «Деятельного» ничего смешного в этом не находил — как же быть иначе, если пожар! Смеяться над попавшим в беду противником не смешно, а грешно! Так считают русские. Англичане же обиделись на русских моряков: верные чувству свойственного их народу юмора, сетовали британцы на то, что мы «воюем не по правилам». Истые джентльмены ночью не сражаются, а спят. Иван Степанович добавил: нет повода обвинять англичан и тем более насмехаться над ними. Они ведь и в самом еле почивали!

На случай контратаки неприятеля силами торпедных катеров Исаков, чей эсминец находился недалеко от мыса Энзели, напряженно следил со своим экипажем за движением в заливе... Звуки орудийного огня дали понять — десант советских моряков и армейцев начался, на Казьян, вблизи которого появилась было рота англичан, при первых же выстрелах скрывшаяся среди холмов. Роту сменили индийские подразделения. За ними с «люисганами», ручными пулеметами, — англичане. Мокрые, соскакивали по пояс в море наши десантники, бежали на берег с обычным «ура»!... Десант начался неудовлетворительно — мнение Исакова. Отчего? Серьезный риск для участников, в общем «одиноких». Хорошо, выручил отряд начальника Кожанова, добившегося перелома в ходе операции во взаимодействии с судами Каспийской флотилии. В те часы пересечены были все средства связи британцев не только от Энзели до Решта, но даже провода Индо-европейского телеграфа до самого Багдада, где дислоцировалось высшее на Ближнем Востоке командование короля Георга V.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пишу об этом со слов Бориса Бетковского, картинно рассказавшего о действиях своего «Делового» и эсминца командира И. С. Исакова «Деятельный», позже — по статьям и личным свидетельствам адмирала флота в беседах со мной.

Энзелийская операция закончилась изгнанием англичан из Энзели при полной поддержке со стороны местного населения и тем, что энзелийский представитель правительства Персии прибыл на катере, измученный морской болезнью, богато одетый, толстый, и принес нашему командованию в лице И. С. Исакова извинения за причиненный ущерб, за советские торговые и прочие суда, угнанные англичанами в порт Энзели и в Казьян.

...Балтика. До второй мировой войны еще далеко. С восторгом принимаю предложение «моей» газеты «Известия» отправиться на крупные маневры Балтийского Военно-Морского Флота. Ленинград. Кронштадт... О, бывшему матросу речного буксира «Лифляндия» на Северной Двине, мечтавшему стать офицером флота, все здесь интересно и привлекательно. Финский залив... Остров Котлин... На нем Петр I наказал построить крепость, преграждающую путь к городу его имени, именовать же сию — Кронштадт!.. В имени этом — матросские бунты против царизма, трагедия контрреволюционного восстания 1919 года.

Великая вещь — корреспондентский билет! Бог мой, передо мной открылись в Кронштадте даже двери кабинета начальника штаба, в будущем — командующего Балтийским Военно-Морским Флотом Ивана Степановича Исакова. Я знал, этот человек, с виду совсем молодой, красивый мужественной, не миловидной, красотой, корректный, интеллигентный в каждом слове, в каждом движении, участвовал как моряк в первой империалистической войне, заслужил тогда первый офицерский чин, а затем, когда в России взяли власть ленинцы, рабочие, крестьяне, солдаты, матросы, без колебаний стал на их сторону, был активным командиром в морских операциях против белогвардейцев на море и на суше.

1917 год... Мичман Исаков на «Изяславе» — свидетель тому, как лучшие командиры судов германского флота, мечтая пробиться к Кронштадту, рвутся в сторону Моонзунда... Броненосцы «Слава», «Адмирал Макаров», «Гражданин», «Баян» дерзко вступают в бои. Тонут суда неприятеля, падают подбитые комендорами вражеские гидросамолеты. Балтика пожирает их, тянет на дно. «Изяслав» — в бою! Мичман Исаков руководит стрельбой кормовых орудий. Трагическая необходимость — революционный линкор-ветеран «Слава», выдержавший схватку с кораблями немцев, пришлось потопить в канале, предварительно дав проход кораблям нашим в Финский залив, а «Славу» превратить в подобное скалам препятствие перед судами кайзера, практически не дать им пройти в близкие к Кронштадту и Петрограду воды.

Имея повреждение, «Изяслав» отбыл в новый, еще не завершенный строительством порт Рогокюль. Ого! Раны не легкие. Погнуты движители — винты. Где найти пристанище для ремонта? Идти к Гангуту!.. Легко сказать. «Изяслав» будет на переходе в одиночестве. Внизу, под спокойной гладью моря, — вражеские субмарины, в небе — их самолеты!

А тут еще на борту скверный инцидент. В минувшем бою замолчало кормовое орудие. Чем-то ошарашенный заряжающий застыл на месте. Один из офицеров подскочил и в гневе стукнул беднягу по уху. Это возымело действие — матрос очнулся, пушка вновь зарявкала. Это сулило взрыв. Новые порядки, пришедшие на флот после Февральской революции, укрепившиеся большевиками, начисто отвергали бытовавшую в прежнее время кулачную расправу. Но тут сами большевики-матросы не то чтобы стали на защиту того офицера, но доказали — удар удару рознь. «Молчание» одного из орудий в тяжелом бою — проступок непростительный. И в том случае офицеру некогда было деликатно изъясняться растерявшимся матросом. Хлопок по уху тут же оживил и заряжающего, и его пушку.