Путешественники - Николай Дорожкин

Первая Тибетская экспедиция

Это путешествие Свена Гедина было кратко описано им самим в послании королю Швеции и Норвегии Оскару, который немало способствовал его организации и снабжению. Вот некоторые отрывки из этого письма, напечатано в популярном русском журнале «Нива» (№ 10 за 1902 год).

«17-го мая я выехал из Чархлыка в сопровождении только двух казаков, одного ламы и нескольких мусульман, перешел северные отроги тибетского плоскогория, направляясь по совершенно до сих пор неизвестному пути, т. е. по глубокому ущелью реки Чархлык, и лишь у большого озера Кум-Кэлль я встретился с своим караваном. Этот караван, самый большой из всех, какие я когда-либо имел, состоял из 39 верблюдов, 30 лошадей, 7 мулов, 70 ослов, стада овец и 7 собак! Из этих животных теперь еще живы: 9 верблюдов, лошадь, 6 мулов и 4 собаки – все другие мало-помалу околели, когда мы поднялись в горные области, где уже не было пастбищ.

Из людей при мне были, кроме моих четырех казаков и монгольского ламы из племени Калха (совр. Халха – авт.), четырнадцать мусульман, и большей частью из Лопа, и десять погонщиков ослов. Ослы должны были везти запасы маиса для верблюдов и лощадей, а по истощении запасов – вернуться в Чархлык. Однако, как я уже говорил, лишь очень немногие пережили этот переход.

Первая невзгода ждала нас при переходе через Арка-таз, главную цепь системы Куэньлунь. Здесь нас застигла губительная снежная буря; пять верблюдов пало в теснинах, а многие другие получили настолько тяжкие поранения и увечья, что уже но могли поправиться. В эту пору года (половина июня) верблюды были совсем без шерсти и потому очень чувствительны к зимней стуже, в которую мы так внезапно попали; не помогли даже надетые на них белые войлочные попоны.

К югу от Арка-таз расстилается неприветливое тибетское плоскогорье, перерезанное бесчисленными, идущими с запада на восток, горными цепями. Для каравана, направляющегося прямо на юг, это орографическое строение почвы крайне неудобно: приходится перебираться через каждую цепь по горным ущельям, более или менее убийственных для животных… Зато нет недостатка в дичи. Казаки усердно охотились на яков, куланов, антилоп, гусей, уток и куропаток, Удалось застрелить также несколько волков и медведей. Благодаря удачной охоте, мы в изобилии имели мясо даже после того, как стада овец были съедены

Тем временем состояние здоровья верблюдов все более и более ухудшалось; когда число безнадежно больных достигло двенадцати, я решил, что каравану нужно разделиться. Я отделив этих 12 верблюдов и 10 лошадей и оставил их, в заведование одного казака и четырех мусульман, в хвосте каравана, чтобы они медленно шли по нашим следам. С остальным караваном я пошел скорее, пока мы не добрались до северного района тибетских охотников на яков. В одном месте, где имелись довольно обильные пастбища, мы расположили свое становище; здесь караван должен был ждать моего возвращения из Лхассы: поездка туда, по моему расчету, должна была занять две недели.

Переодетый бурятом и в сопровождении только одного бурятского казака и ламы, я двинулся в путь 27-го июля, взяв из каравана несколько лучших лошадей и мулов. Наш багаж, сведенный до минимума, состоял из нескольких хорошо припрятанных инструментов и немногих предметов монгольского обихода.

Уже на вторую ночь на нас напала шайка разбойников, причем мы потеряли двух лучших лошадей. После того мы уже установили строгий ночной караул. Каждый из нас должен был бодрствовать ночью по три часа – долгие трудные часы для того, кто не привык стеречь лошадей и мулов в глубоком мраке и под проливным дождем. Было дождливое время года, и дождь непрерывно лил день и ночь; чем дальше мы подвигались к югу, тем становилось хуже. Грунт совсем размяк и сделался непроходимым; зачастую мы чуть не тонули в жидкой грязи. Наконец, мы добрались-таки до населенных мест, где у входа в долину виднелись черные палатки кочевников, а пастбища, вследствие меньшей абсолютной высоты, были лучше; здесь мы расспросили о кратчайшем пути в Лхассу (лама бегло говорит по-тибетски и уже был в Лхассе).

После долгих дневных переходов мы раз вечером были задержаны тремя начальниками местного племени, которые, явившись в нашу палатку, категорически объявили, что мы их пленники и не смеем сделать отсюда ни шага – попытка к бегству будет стоить нам жизни. Прежде всего мы должны были дождаться прибытия «бомбо», или наместника провинции Нактью, который был уведомлен о нашем приближении…Из Лхассы (пять небольших дневных переходов) пришел приказ не брать с нас никакой платы и относиться к нам как можно внимательнее.

37 вооружённых с ног до головы етражников стерегли нас день и ночь, по ночам их дымные костры окружали нашу палатку, мерцая сквозь пелену тумана. Мы не без тревоги заметили, что уже на второй день отовсюду собрались 53 конных солдата, с длинными черными ружьями, и густо сплоченной толпой направились в ту сторону, откуда мы приехали. Я боялся, что они затевают нападение на наше становище, потому что для умерщвления нас трех, вероятно, не понадобилось бы стольких людей.

Прошло пять дней ожидания, и наконец приехал «камбо-бомбо» из Нактью. Через своего монгольского переводчика он тотчас же пригласил нас в свою палатку; но я велел ему передать, что я знать его не хочу, и что, если он желает меня видеть, пусть придет ко мне. Следствием этого было то, что он вскоре действительно явился в нашу палатку, окруженный блестящим штабом из 67 офицеров и солдат. Все были одеты по-праздничному; сам он – в желтом шелковом одеянии, красном головном уборе и зеленых бархатных башмаках, ехал на сером муле. Он коротко и ясно сказал мне, что я англичанин и должен немедленно ехать обратно; он получил из Лхассы приказ наблюсти за тем, чтобы я ни на один дюйм не подвинулся ближе к этому городу. О движении большого каравана с севера он уже давно был уведомлен охотниками на яков, которые нас видели. Этим объясняется, почему северная граница Нактью так строго охранялась.

Он подарил нам лошадей, овец, провианта, и мы выступили в обратный поход под эскортом 3 офицеров и 22 кавалеристов, довольные тем, что наше приключение не стоило нам жизни.

Нашу главную квартиру, куда мы прибыли 20 августа, мы нашли в полном порядке. После того, как верблюды отдохнули, мы двинулись к SSW, с твёрдой решимостью идти вперёд в этом направлении как можно дальше, т. е. до тех пор, пока тибетцы нас снова не остановят.

Это случилось к востоку от озера Нактсанг-тсо, где нас встретило целое посольство, численностью в 300 человек, с ружьями, мечами и пиками. Я спросил, что они сделают, если мы, несмотря на запрещение, будем продолжать путь к югу.

– Конечно, мы будем стрелять, – ответили они.

Тогда я предложил им действительно устроить между нами маленькую войну, но заметил, что каждый из нас может застрелить 36 тибетцев, прежде чем они успеют зарядить свои неуклюжие ружья. На это предводители отряда ответили, что, по их мнению, для обеих сторон самое лучшее придти к взаимному соглашению без кровопролития. Они были так вежливы и симпатичны, что мы очень скоро завязали с ними наилучшие отношения. Итак, мы снова повернули назад, а они сопровождали нас в течение нескольких недель.

Лично я сделал еще, в обществе одного человека, долгие и крайне опасные экскурсии в моем складном прорезиненном челноке по озерам Нактсанг-тсо и Чаргу-тсо. Во все время пути мы имели эскорт. У озера Чаргу-тсо численность тибетцев возросла до 500 человек в 30 палатках; когда же они увидели, что мы серьезно намереваемся продолжать путь в западном направлении, число их начало убывать и свелось к 100 человекам, потом к 50, и наконец осталось еще меньше. Вьючные животные ежедневно падали; в конце концов мы уже не могли подвигаться дальше своими средствами. Пришлось нанять 30 яков и разгрузить наших верблюдов…

Я с большой охотой поехал бы домой прямым путем через Бомбей; но я должен ехать на Кашгар, чтобы вернуть русским властям моих казаков здравыми и невредимыми. Я написал отсюда подробное письмо генералу Куропаткину и по чистой совести аттестовал в нем моих четырех казаков с самой лучшей стороны, как только можно аттестовать верных, честных, добрых и храбрых людей. Одного из них, Лиркина, я послал отсюда курьером к генеральному консулу Петровскому, и он взял собой девять мусульман, которые мне теперь более не нужны…

В научно-геграфическом отношении это путешествие в 300 шведских миль по Тибету было чрезвычайно успешно.»

Открытие Гандисышаня

В 1906 году Гедин направился в Южный Тибет. Как сообщается в «Очерках по истории географических открытий», к этому времени он был уже известен своими исследованиями Центральной Азии и первой экспедицией в Тибет. На этот раз целью было исследование «белого пятна» к северу от верховья Брахмапутры. Караван начал движение от долины верхнего Инда на восток через Центральный Тибет и несколько недель шёл по речным долинам, как по коридору, образованному горными цепями. По мере уклонения этой дороги на юго-восток встречная природа становилась всё суше и пустынней. В конце года истощение провианта и начавшийся падеж вьючных животных вынудили Гедина разбить лагерь у озера Нгангце.