Огненный лис - Никита Филатов

Оставляя за собой длинный, растрепанный след пороховых газов, сорокамиллиметровая граната перелетела через проспект и ударилась в бок "мерседеса". Не дожидаясь случайных осколков, Курьев бросился на асфальт и прикрыл голову сумкой-"барсеткой"..

Глава 2.

В левом крыле "буйного" барака, у третьего с краю окна, гордо скрестив на груди, стоял напичканный успокоительными препаратами прапорщик погранвойск Павел Симонович Ройтман. Умудренным, немного застенчивым взглядом изучал он летний пейзаж за стеклом.

Особенно душу его ничто не тревожило. Погода удалась на славу: светило солнышко, стройные тополя трепетали на ветерке, тихо переговариваясь между собой о том, что ещё день-два и облетят они белым, мягким пухом. Словно снежное одеяло укроет тополиный пух ровные дорожки в парке, припорошит скамеечки - и все будет совсем уж прекрасно. Время будет и далее медленно истекать, безвозвратно сползая куда-то в небытие... Короче, полный порядок.

Вот только высокий, увитый колючей проволокой забор, да ещё эта мерзкая дура-ворона, рассевшаяся на узловатой ветке дерева, немного портили общее впечатление от пейзажа.

Кыш-ш! Кыш, подлюга! - прикрикнул на птицу Павлик и ткнул пальцем в стекло.

Но крупная, разжиревшая на пищевых отходах больницы ворона даже не взглянула в его сторону. Зачем? Какой смымсл? Что, собственно, может ей сделать этот придурошный алкоголик, демонстрирующий миру свою глупую, небритую физиономию сквозь зарешеченное окно?

Опорожнившись, ворона широко раскрыла массивный, костистый клюв и безбожно обкаркала больного Ройтмана с ног до головы.

Ух, ну ты и подлюга! Смерть мою накликать хочешь? - Разъяренный Павел высунул язык и показал вороне сквозь решетки сразу два кукиша:

Вот тебе! Вот! Не дождешься, накося - выкуси!

Вместо ответа ворона презрительно усмехнулась и выставила на всеобщее обозрение свой общипанный, черный зад.

Ах, ты так! - Не на шутку обиделся Ройтман. - Ну, я тебе сейчас устрою... я тебе сейчас такое устрою!

Павел бросился на пол, по-пластунски преодолел пустой коридор - и оказался в палате.

Стой, кто идет? - Сосед Ройтмана ухватил на перевес кусок швабры.

Тихо, приятель... тихо. Свои.

Это понятно. Кто именно?

Адольф Иванович Гитлер. Из дивизии СС "Галичина".

Сосед в ужасе отшвырнул от себя швабру и ловко юркнул под кровать:

Граждане, воздушная тревога!

Но больной Ройтман уже шарил под своим матрасом:

Сейчас, сейчас...

Внезапно из-под подушки на Павлика выскочил средних размеров крысенок. Самый обыкновенный, только вот, почему-то, с розовой поросячей мордочкой.

Ого, - удивился Ройтман. - Ты-то здесь откуда? Тебя же, Семен Игнатьевич, выписали.

Еще вчера выписали, сам видел.

Ах, оставьте, прапорщик, - сморщил мордочку собеседник. - Что мне дома делать?

Суматоха там одна. Возня мышиная

Ну, так шел бы в управление, на службу.

Придумал тоже! - Фыркнул Спиригайло. - Видал я твою службу и в фас, и в профиль!

Куда уж лучше здесь, в тишине, да в покое. Вдохновения всяческие тебя посещают, великий смыслжизни сам собой постигается...

Семен Игнатьевич Спиригайло, бывший начальник Ройтмана, тяжело вздохнул:

И в то же время бренность бытия душит. Душит, душит... Поневоле начинаешь ценить упущенное. Задумываться начинаешь, сколь много полезного можно было бы сделать для человечества - а память людская, глядишь, и сохранила бы имя мое в веках. Вот, послушай - стишки я давеча накропал:

В парке теней

Вновь объявлен изгой,

Рыжий туман

Отголосок грозы...

В парке теней

Не растут арбузы,

Лишь могилы одни

И волков жуткий вой.

Ишь ты, спохватился! - Хмыкнул Паша. - Тоже мне, рупор эпохи... Раньше надо было способности проявлять, да мозгами работать в нужном направлении. Недаром говорится: береги честь смолоду!

Оценить, как должно, - вздохнул Спиригайло, - пока не утрачено - не возможно. Есть ведь и такая народная мудрость: хорошая мысля приходит опосля! Все, в общем, свыше предопределено, и не нам исправлять.

Ну, ты загнул... Прямо, философ! По-твоему выходит, что если я твои бредни выслушиваю, это угодно Всевышнему?

Может, и так.

Ерунда! - отмахнулся Ройтман. - А вот надоест мне сейчас, да и прихлопну я твою поросячью морду табуретом? Изменю, так сказать, ход истории, а?

Не изменишь.

Почему это?

Потому что судьбы наши предначертаны там, наверху, - поднял мордочку Спиригайло.

- Провидение к ним равнодушно, рок неумолим, но изменению они не подлежат. А если в практическом смысле... Табурет-то к полу привинчен, наглухо.

Павлик недоверчиво покосился на своего бывшего, хотя и очень изменившегося, начальника, обернулся - и попробовал сдвинуть больничный табурет с места.

Правда...

Я же говорил. Смирись!

Опять ты меня обскакал, - посетовал на судьбу прапорщик. - Опять мозги запудрил.

Пятнадцать лет я у тебя на побегушках прислуживал, пятнадцать лет пытался хоть как-нибудь, хоть что-нибудь свое... ан, нет! Всякий раз ты опять при козырях оказывался.

А как же иначе Паша? Говорится же: ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак...

Больно умный ты! - Съязвил Ройтман. - Только я тогда никак в толк не возьму, отчего же тебя, такого умного, прирезали, как поросенка?

Это дело другое, - вздохнул покойный Семен Игнатьевич. - На чужое позарился, память друга старинного предал, сына его гонениям подвергал... вот и поплатился.

Насчет гонений... это ты про братца моего? Про Виктора?

Про него, родимого. Про него, касатика.

Так что же выходит - он тебя... того?

Нет. Его там и близко не было. - Спиригайло вельнул серым хвостиком и улегся возле подушки, поудобнее. - Нашлись люди пострашнее. На дороге, от станции к садоводству, девку-медичку ко мне подослали. Слово за слово - она шасть в кусты, по ногам, по грудям себя оглаживает... ну, я и не устоял.

И чего?

Ничего. В самый интересный момент она меня скальпелем в печень - и привет родне!

Отлюбился.

Фу-у, жуть какая! - скривил губы Павлик. - Но ты больно-то уж не отчаивайся. Все там будем.

Да я и не отчаиваюсь. Где-то даже, по большому счету, рад... Например, вот, от жены, змеюги подколодной, избавился. К тому же - лестно! Не от старости дряхлой дуба дал, а на красивой молодой бабе.

Мечта, да и только! - Фыркнул прапорщик.

А ты как думал? По сравнению со смертью Заболотного моя - вообще картинка!

Кстати, а как он загнулся-то? И куда пропал? У нас его все управление разыскивало.

Ментов питерских поголовно на уши поставили - и нечего! Ни гу-гу, как в дымоход вылетел.

Почти так и случилось, - ответил Спиригайло, потянулся за Пашиной пачкой и с удовольствием прикурил, выпуская дым из поросячьего пятачка. Сожгли его. Живьем. На одном из фортов, недалеко от Кронштадта.

Семен Игнатьевич перехватил поудобнее серыми лапками сигарету, откашлялся:

Да что рассказывать! Сам у него и расспроси.

А он что, тоже здесь? - Изумился Ройтман. - В какой палате?

Да ни в какой! Ты что, действительно не признал его?

Нет.

А между прочим, он тебя сегодня минут тридцать материл, почем зря!

Да ну? Не может быть.

Может, Пашенька, может... Ворону на тополе видел?

Мерзкую такую? С драной задницей? Черную?

Он и есть, собственной персоной. Видал, как обуглился?

Вот это да... - оторопел Павлик Ройтман. - А я-то, дурак, стою и думаю - откуда мне рожа у этой твари знакома? Хотел даже, грешным делом, её пристрелить. А это, значит, сам товарищ Заболотный?

Собственной персоной, - подтвердил Спиригайло. - Из чего пристрелить-то хотел?

Как из чего? - Не понял вопроса прапорщик. - Из "маузера" своего...

Он осекся и вновь начал шарить рукой под матрасом:

Не видел? Куда-то я его подевал.

Не этот ли зеленый? - Спиригайло приподнял поросячью морду и кивнул куда-то в сторону.

Да нет, там соседский лежит. Без обоймы. А мой заряжен всегда. Вот!

Паша перевернул вверх тормашками всю постель, но в конце концов нашел оружие.

Бережно обтер его, прижал к груди:

Вот он, хороший мой...

"Маузер" приятно тяжелил руку, его присутствие наполняло душу уверенностью и неким восторженным трепетом. Павел Ройтман почесал стволом за ухом, и с удовольствием, громко отгрыз половину ствола:

Хочешь?

Не, - отмахнулся лапой Спиригайло. - Я после первой не закусываю.

А что, - позавидовал прапорщик, - уже вмазал где-то?

Да главный врач с утра поднес, - похвастался бывший Семен Игнатьевич. - Уважает. А

"маузер"-то хорош?

Конечно, - заверил Павлик и в доказательство своих слов отгрыз ещё кусочек.

Жаль, у меня такого не было тем вечером, - вздохнул Спиригайло. - Тем вечером, когда меня прирезали.

Не спас бы он тебя. Нет, не спас бы.

Почему?

От бабы, дорогой ты мой бывший начальничек, ни одна в мире пушка не спасет. Если уж баба тебя извести захотела - все, так и будет! Спи спокойно.