Перемирие - Лилия Баимбетова

Я всегда была и хорошим, и плохим Охотником — одновременно. Я чувствовала Воронов не хуже других, и мой дар предвидения был несомненен; я родилась espero. Но моя душа не всегда была полна пустотой. У меня не было имени, поистине не было, и не было прошлого, но я жаждала обрести и то, и другое. Я тревожилась и металась. Я любила и тосковала об утраченной любви. Я была полна страстей. А в последнее время, в этот свой приезд на Север, в моей душе никогда не было пустоты, сомнения и тревоги раздирали его. Но вот все кончилось. Прошлое было мне безразлично. Имя Эссы Дарринг было мне безразлично. Птичья оборона, нильфы и Кукушкина крепость были мне безразличны. И я чувствовала, что все эти призраки навсегда уже оставили меня, что они больше не вернуться.

В сущности, это состояние было порождено усталостью тела и холодом, столь непривычным для меня. Но в тот момент для меня существовало только две реальности во всем мире — я сама и Вороны, поднимавшиеся вслед за мной. Я снова стала только Охотником. Эсса Дарринг, начавшая пробуждаться к жизни, снова умерла и — я была уверена — умерла навсегда. То, что Вороны из врагов превратились в друзей, мою возродившуюся охотничью душу ничуть не смущало. Они были моим дополнением в мире, моей необходимостью, основой моего существования, и мы могли быть и друзьями, и врагами — какая, в сущности, разница? В этом далеком, чужом северном краю — мы были, и я, и они, и нам достаточно было этого. Граница, наша Граница, была здесь — так же, как и там, на юге.

Они выползли на плато и легли рядом со мной. Обоих трясло. О, как было холодно здесь, наверху! Мне казалось, что я лежу на вершине мира, что выше в мире не бывает гор. Я перевернулась на спину. Алое сияние сошло с небес. Сбоку висело яркое светлое солнце, небо из серого превратилось в голубоватое, бледное, обычное зимнее небо. Я улыбалась дрожащими губами, глядя на это небо. Выпростав из-под плаща одну руку, я подняла ее и, поворачивая, стала ее разглядывать — свою худую мускулистую руку. Кожа была синеватой, совершенно замерзшей. А мне было весело.

Знаете, это веселье, когда обстоятельства становятся все хуже и хуже, иногда нападает на меня. И чем хуже обстоятельства, тем веселее мне становится порой. Это как второе дыхание — оно рождается из усталости сознания и равнодушия к последствиям.

Но нельзя же было лежать здесь вечно. Я села, убирая с лица волосы и заправляя их за уши. Вороны лежали рядом, совершенно одинаковые, только на веклинге была кольчуга, а дарсай был в рубашке.

Я тронула веклинга за плечо.

— Холодно, — пробормотал он.

Я погладила его плечо в странной задумчивости. Я знала, что они оба измученны — как никогда раньше, слишком холодно было здесь для нас, южан, а ведь они жили даже южнее, чем я.

Дарсай приподнял голову, взглянул на меня и сел с тихим вздохом. Провел рукой по усталому лицу.

— Помоги мне, — сказал он.

Вдвоем мы заставили веклинга сесть. Вялое его, безвольное тело валилось, я едва удерживала его. Глаза у веклинга закрывались, зубы выбивали дрожь. Я придвинулась к нему, и мы обнялись все трое, прижимаясь друг к другу, — на краю обрыва, под порывами ледяного ветра. Рукой в перчатке дарсай дотронулся до моей щеки.

— Взялась за ум? — негромко сказал он.

— О чем ты?

— Ты знаешь

— Да, — пробормотала я, — наверное, знаю.

И улыбнулась в ответ.

Мы долго сидели так, согреваясь теплом друг друга. Солнце поднималось все выше, воздух потеплел. Ветер, несколько раз менявший направление и дувший то с востока, то с юга, наконец, улегся. Я встала, потягиваясь и распрямляя затекшие ноги, и огляделась вокруг, удивляясь.

Это было странное место. Огромное — казалось, бесконечное — серое плато тянулось до самого горизонта, пересеченное трещинами, засыпанное каменным крошевом. Ветер улегся, ни единого движения не чувствовалось в холодном воздухе. Я оглядывалась вокруг, машинально приглаживая волосы. Какое странное место! Какое-то совершенно нереальное, словно бы абстрактное. Я все вспоминала тот мир, который видела глазами дарсая.

— Странное место, — негромко сказал дарсай, поднимаясь на ноги.

— Да, — согласилась я.

Он шагнул ко мне и обнял за плечи, прижимая к себе. Я прислонилась к нему и подняла голову, заглядывая ему в лицо. Он улыбнулся.

— Очень странное место, — сказал он, — Какое-то неправильное.

— Да.

— Надо идти.

— Куда?

Он погладил мое плечо.

— Ты знаешь, о чем я думаю? — сказала я.

— Знаю.

— А я знаю, о чем думаешь ты.

— И это я тоже знаю.

— Похоже, правда? — сказала я немного погодя.

— Да, — сказал он, — Очень.

— Я не знала, что так бывает. Так бывает?

— Нет, — сказал дарсай, — Это совпадение, не более того.

Но я не верила в то, что это совпадение. И сам он не верил в это. Для идущих по путям духа не бывает совпадений, да, в сущности, их не бывает вовсе.

— Да, — сказал вдруг дарсай, — да, ты права. Но я знаю об этом больше, чем ты, тцаль. Просто похоже.

— А небо? — сказала я, уже сознавая, что он прав, и просто дурачась, — Ты видел, какое сегодня небо было с утра? Такого неба не бывает.

— Ладно, — сказал он, — думай, что хочешь. Нам надо идти.

Он выпустил меня. Нагнувшись к веклингу, дарсай что-то сказал ему и, взяв за руку, помог подняться на ноги. Веклинг жалко улыбался, покачиваясь на неуверенных ногах.

— Ты идти сможешь? — спросила я.

Он только кивнул.

Мы медленно шли, спотыкаясь, тащились, как маленькие паучки по огромной поверхности стола. Каменная крошка хрустела под нашими ногами, то и дело встречались трещины, чаще небольшие, но попадались и такое, через которые приходилось прыгать. Сначала идти было легко, но потом странность обстановки, бесконечность этого плато, холод сделали свое. Мы не разговаривали. Воздух был неподвижен… Слышен был только скрип каменной крошки под нашими ногами, иногда кто-то спотыкался и тут же выравнивал шаг. Мы шли поодаль друг от друга — в застывшей тишине…

Вдруг раздались резкие птичьи крики, целая стая, перекликаясь, летела над нашими головами. Я подняла голову, глядя на них, — сотни маленьких черных силуэтов, быстро-быстро они махали крыльями, а то вдруг, раскинув крыльями, планировали на воздушных потоках. Они кричали и кричали, и эти тоскующие звуки наполняли воздух. Пройдя несколько шагов, Вороны тоже остановились и подняли головы, глядя в небо. Как сказал поэт:

Лишь стаи гусейКричат среди облаков.[21]

— Как они кричат! — сказал веклинг, потирая лоб.

Дарсай подошел ко мне и обнял за талию. Я закрыла глаза. И почувствовала, как он целует мои волосы. Такое легкое прикосновение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});