Бьерн. Том 3 - Василий

строем перед воротами.

В голове промелькнула мысль, что получилось очень похоже на то, если бросить помидор в миксер. Воздух вокруг загустел, превратившись в кровавую взвесь, проламываемую моим телом. Я изредка выхватывал лица с распахнутыми, с красными, слезящимися глазами, текущими носами. Плохо им было от постоянных газовых атак.

Сначала дрались мужчины, потом старики, следом старики и женщины. Подростки, что постарше, а потом уже и вовсе почти дети, пытались бить меня подхваченными у мёртвых взрослых копьями, стрелять из детских луков.

Зарубив белокурую девочку лет двенадцати, в удивлении распахнувшей глаза, когда её верхняя часть отлетела наверх, в кровавом угаре и пытаясь нагонять ярость воспоминаниями о том, что творили они с крестьянами, я дрогнул. Отмахнувшись тесаком, отступил назад, встряхивая головой и пытаясь прийти в себя, наконец, получив возможность осмотреться вокруг.

Передо мной ползали раненые матери, умоляя пощадить их детей. Удивительно, но раньше, действуя под ускорением, я не мог разобрать, что они говорят. Или же просто не хотел? Толстым слоем лежали трупы. А город вокруг…

Он выгорел полностью. Несколько десятков каменных зданий, в которых прятались выжившие — это всё, что осталось. Вокруг я видел лишь измождённые, затравленные газом и измученные голодом лица.

— На колени! — прорычал я, сжимая горящий рунами тесак в руках. И уже тихо, обычным голосом, попросил. — Пожалуйста. Или я всех убью.

Их осталось-то перед глазами меньше тысячи. Наверняка, много ещё кто попрятался, как оно и бывает. Но сейчас они медленно опускались на колени. Кто-то практически падал, других, демонстрирующих гордость, цепляясь за одежду, умоляли поступить так их соседи.

Смельчаков нашлось не много, слишком страшно и слишком измучены. За спиной распахнулись створки ворот, и влетел Аяз, оглядываясь по сторонам. Встряхнув тесаком, он протёр его от крови и убрал на пояс.

Оглядев людей, недоверчиво спросил:

— Это все, что остались?

— Остальные уплыли. Или вы их сожгли да отравили, — сухо ответила ему сухощавая женщина лет пятидесяти, спускаясь со стены. Стоящая на коленях толпа расступилась, пропустив её к нам. Она же, остановившись предо мной, посмотрела снизу вверх.

— Вот значит, на кого она променяла всех нас…

— Ты жива? Хорошо. Для Элеоноры это важно. Если сдадите город, останетесь живы, — равнодушно произнёс я, убирая тесак в ножны.

Привычно сосредоточившись на скверне, отправил лишнюю энергию обратно в Лес. Подобное стало даваться легко, слишком много практики. Любопытно, кто-то, кроме меня, так глубоко погружался в скверну? Ты можешь быть сколько угодно бывшим богом или богиней, но если не готов делиться, никто не пустит тебя настолько глубоко.

Те сны, что я вижу, говорят, что с этой заразой всё далеко не так просто. Особенно в наше время. И, более того, Фиона не единственная, кто решил спрятаться в Лесу. Просто остальные лучше прячутся. А кое-кто и умер, насколько богу в глубинах скверны реально умереть. Интересно, флегматичная блондинка не знала или просто молчала?

— Ещё несколько сотен прячутся в подвалах дворца, совсем маленькие дети. Это все, кто остался.

— Когда будут ещё корабли? — оглядывая толпу, поинтересовался я. — И где император?

— Его части лежат под стенами. А рядом мой старший сын. Ты убил их обоих.

— Эти трусы?

— Не трусы. Кто-то должен был закрыть ворота и позаботиться о людях. Не смей порочить их имя! — последние слова она прошипела, стряхнув с глаз злые слёзы.

— Что заслужили, то и получили. Эту гниль давно нужно было вырезать, так что: твари и падаль. Ничего другого они не заслуживают. Хочешь последовать за ними?

— Ты монстр, — одними губами, так, что разобрал только мой форсированный слух, выдохнула она.

— После того, что вы творили в собственных деревнях, я могу просто впустить солдат. И отвернуться. Больше ничего делать не понадобится. Не испытывай моё терпение, женщина. Ты сдаёшь город и людей?

— Да! — выдохнула она, оглядев толпу.

— Тогда уводи их всех к причалу. Прячьтесь там и никаких провокаций, мои воины не удержатся — убьют всех.

— Вы слышали его! — выкрикнула женщина. — Отходим!

Люди поднимались с колен и медленно потянулись к морю, со страхом оглядываясь на мою щедро залитую кровью фигуру.

— Что с ними будет дальше? — тихо спросил меня Аяз.

— Отправим на материк к своим.

— Многие захотят отомстить, Бьёрн. Так их воспитали.

— Я знаю. Но не поднимается рука. Тут одни дети, старики и женщины — те, кто не способен держать лук.

— Они могут отомстить не тебе, слишком боятся. А твоим детям или внукам.

— Да знаю я!

Поникшие спины впереди дрогнули от моего крика и заторопились быстрее, со страхом оглядываясь. А в распахнутые ворота входили наши бойцы, осматриваясь вокруг и обходя расползающиеся по мостовой огромные лужи крови. Трупов много, большинство частями. Но в отходящих пленных не стреляли и то хлеб.

— Это всё, Ваша Милость? Мы победили? — недоверчиво спросил подбежавший Золтан, оглядывающий всё вокруг поверх прицела крупнокалиберной винтовки.

— Осталось проверить дворец. Атакуйте в ответ, если будут проблемы.

Тяжело ступая, я направился к виднеющемуся впереди, на холме, дворцовому комплексу. Когда-то он сверкал белоснежными стенами, ажурными башенками и террасами. Сейчас же вся сторона, обёрнутая к стене, черна от копоти и потёков огнесмеси.

Длинная широкая лестница, с когда-то растущими посередине деревьями, делящими её на две, обожжена и завалена мусором. Мы поднялись наверх и вошли в сам дворец, невыносимо воняющий гарью. И не менее сильно цветущей яблоней.

Я натянул на лицо кусок ткани, политый водой, и быстрее пошёл вперёд. Ещё лестница, и вот и тронный зал засыпанный битым стеклом из оконных витражей. Тут дышалось немного легче, но всё равно плохо. Маловероятно, что после такой обработки тут кто-то ещё есть из врагов.

Я не думал, что оно окажется так эффективно. Сколько же мы отравы сюда влили? Это же, вроде, относительно безобидный газ. Да и пожары… Мы думали, они хорошо научились бороться с огнём, раз пожаров не видно после обстрелов. А у них просто сгорело всё, что могло сгореть.

Пройдя вперёд, встал пред троном. И остановился, смотря на запылённый символ власти. Ради этого пролито столько крови? По локоть, да? Я криво усмехнулся, бросив взгляд на свой залитый сверху донизу доспех.

Но, пожалуй, война шла отнюдь не ради этого.

— Ну что же ты, садись, он твой по праву, — вывел меня из размышлений голос Фионы, которую поддержала выкриками часть бойцов.

А вот другая часть ополченцев, меньшая, просто молча и угрюмо наблюдала.

— Если я и сяду на трон, то не сейчас и не на этот, — покачав головой, ответил я бывшей богине.

И, повернувшись к воинам, негромко проговорил:

— Пойдёмте отсюда, товарищи.