Не от мира сего - Александр Бруссуев

Народ, конечно, очень удивился, но виду не подал. Не каждый день, вообще-то, голые красавицы бегают по базарам с золотым наперевес. Продали ей платье, даже денег никаких не взяли. В виду предъявления всему честному миру истинной красоты и привлечения покупателей.

Долго ли, коротко ли она странствовала, но нашла Святогора и поведала ему свою историю, заодно с сохраненным алтыном. Великан не сразу поверил, что эта краса-девица и есть та самая змея, которую он ненароком прибил. Потом махнул рукой: мало ли какие чудеса на свете случаются! Женился на Пленке, как и предсказала Макошь, а вскоре у них дочери родились — Пленкини.

Успокоился Святогор, обрел, наконец, счастье и умиротворение. Но однажды понял: ша, надо развеяться. Не в том смысле, чтобы к другим женщинам убежать, а в том, чтобы отдохнуть от своего женского царства. На рыбалку сходить, на охоту — так, чтобы устать и соскучиться по жене и дочерям. Пленка все поняла и не препятствовала, к тому же племянник ее по прошлой жизни опять куда-то подевался и нервы им не портил своими попытками пробиться в Явь.

Вот тогда-то и встретился Святогору Микула Селянинович. Вот потом-то, по возвращению в родные пенаты и родился у него сын Чурила, прозванный Пленкович, последняя радость на старости лет.

Но, видать, такая уж родительская доля: вырастив детей, отпускать их в другой мир, молодой и многообещающий. Самим же оставаться в старом, насыщенном тревогами и опасениями. Остались и Святогор с Пленкой вдвоем, и уже одного просил метелиляйнен у Бога, чтобы дозволил им с женой умереть в один миг, чтобы не разлучил даже в Смерти.

Думал Святогор, как же со змеем Горынычем сладить: силы его не вечны, а тварь никаких признаков старения не выказывает. Все также ощутимо отдаются его шаги на скале, когда он пробирается сквозь камень, чтобы вырваться на белый свет и устроить свое непотребство. Метелиляйнен давно изготовил опознователь для себя в виде колокольчика, соединенного жилами с горой. Начинает гранит дрожать под поступью великого Змея, начинает бубенчик выводить свой малиновый звон. Пора двигаться к озеру.

Зимой можно выходить прямо на лед, а по открытой воде был устроен причал, чтобы на плотах, да лодках не колебаться. Вывалится Горыныч, приходит в себя — тут-то ему можно по головам настучать, на крылья прищепки посадить, чтобы, стало быть, про полеты во сне и наяву забыл на время. Ничего не остается тогда Змею, как шипеть нецензурности и убираться восвояси.

Но не всегда получается оказаться в нужном месте и в нужное время. Отлучился куда-нибудь Святогор вместе с супружницей, а тут Горыныч решит в очередной раз попытать удачу — ему и карты в руки, точнее — в лапы. Вырвется, подлый, на свободу и развлекается за все прошлые неудачные свои попытки. Возвращается, еле брюхо на лету поддерживая. Но, опять же, обходится без фанатизма: казалось бы, чего проще — спалить жилье метелиляйнена, и дело с концом. Но не тратит на это свое время Змей, вот если бы сам Святогор подвернулся бы в каком-нибудь невменяемом состоянии — тогда другое дело. Да и великан, случись ему присутствовать при возвращении чудища, никогда со спины не нападал.

Кодекс поведения за долгие годы такой выработался, что ли.

— Наступит время, и прибью я тебя насмерть, — говорил иногда метелиляйнен.

— Это точно, — шипел Горыныч в ответ. — Смерть моя придет от несварения желудка, когда ты в нем перевариваться будешь

— Нет, гад, ты не понимаешь, — возражал Святогор. — Не помру, пока ты жив. Нельзя тебя безнадзорно оставлять безобразничать на этой Земле.

— Поживем — увидим.

С гибелью Змея, конечно, врата не закроются. Всегда есть вероятность, что пройдет через них злобная тварь. Но не у каждого из обитателей Нави есть такое желание. Разве что, в годину лихолетья, когда наступает время перемен, либо во время войны. Вот тогда всю нечисть, словно манком манит, пробраться в Явь. Она и глаза отведет, так что люди ничего вокруг себя видеть не будут, даже если, вдруг, и захотят. Но большинство и не желает видеть ничего — спокойней жить.

Ну а в войну понятно: много добычи, даже избыток, всегда есть, кого выбирать. И после наступления мира — тоже неплохо. В это время, как правило, те, кто был трус и негодяй, подлец и сволочь, активно начинают истреблять тех, кто принес им долгожданную победу. Подлецам все способы хороши. И на их стороне — государева власть, а также пробравшиеся из Нави твари. Победители не могут существовать — они пожираются изнутри, причем, как правило, своими соотечественниками. И в итоге начинают жить хуже, чем побежденные — закон природы.

Святогор пытался осмыслить свою жизнь и оставался доволен. Счастье для него не было чем-то мифическим, вроде преданности какому-то быдлу, либо делу, либо тому и другому. Он испытывал радость, потому что у него была Пленка, у него были дочери, у него, наконец, был сын Чурила. У человека ли, у метелиляйнена можно отнять все: положение, достаток, семью, жизнь, в конце концов. Но никто и никогда не сможет отобрать память. Даже Смерть. Счастье — дело проходящее, но память о счастье — вечна.

Став стражем на берегах Лови-озера, Святогор не искал себе почестей. Не нужны были ему признание народа, покровительство властьимущих. Он так хотел, и сам выбрал себе участь. Это, как на войне: даст какой-нибудь ублюдок приказ стоять насмерть, а сам — в кусты, или погибнет преждевременно. И вот в самый разгар безнадежной резни, когда забывается и приказ, и тот, кто его дал, и Родина, и даже то, что ты нужен своим родным и близким живым, возникает дикое чувство: я не отступлю. Я не уйду не потому, что смогу победить, а потому что никому не позволю себя считать проигравшим. Я буду биться оружием, подручными средствами, голыми руками, просто зубами, но меня не сломить, даже если битва плавно перетечет в неизбежный покой Смерти.

Так проявляется истинная Сила духа, которую боятся как враги, так и свои — те, кто привык мыслить масштабно. Герои нужны только управляемые.

Никто из людей не ведал, что на страже их покоя стоит великан, племя которого давно должно было вымереть, да и любые упоминания о которых в летописях вымараны. Святогору было от этого ни тепло, ни холодно. Ему было важно, что дурной пример упорного Горыныча никто из легиона нечисти не поддерживает — себе дороже. И очень надеялся, что после его ухода от дел такое положение сохранится, сделавшись само собой разумеющимся правилом, которое нельзя нарушать. Вот еще и поэтому Великого Змея надо было уничтожать.

Святогор помнил про полукровок и почему-то лелеял мысль, чтобы к нему пришел кто-то из них. Не в гости, а для совместного решения, что делать дальше. Для передачи своего опыта, для разделения ответственности. Просить своих детей он не мог: они ушли в свою жизнь. Здесь же нужен был тот, кто придет самостоятельно и без всякого понуждения. Нужен был доброволец.

Где-то затерялся в веках самый знаменитый получеловек-полуметелиляйнен Артур, получивший свое прозвище за то, что он сумел добыть себе оружие, сделанное самим Тором, великий меч Эскалибур. Посетивший Британские острова вместе с финнами, остался у кельтов на некоторое время, да так и прижился до самой своей гибели. Ase Thor из титула (оружие Тора, в переводе, примечание автора) стало именем. Лишь только после своей смерти, наступившей, как и у Иешуа Га-Ноцри от предательского удара копья, его забрал Бог на свой Остров Яблок, в Аваллон. Говорят, сияющий Бог-Олень, со сверкающими рогами на голове тоже любил этот свой загадочный остров, поэтому кельты и величали его Apple Olon.

Ничего уже не осталось от яблочного рая на земле. Разве, что герб из четырех соединенных между собой яблок, но это всего лишь напоминание об ушедшей эпохе, о времени, которое было отторгнуто самими людьми. Да и Олон — может быть, Kologne, или Sabre-de-Olon? Кто знает? Святогор не знал.

Он также не знал, что именно сейчас к его пристанищу подъезжал простой человек непростой судьбы, добирающийся к нему по велению своей души. Конечно, направил-то его Мика Селянинович, но если бы он сам не захотел, то триста раз уже мог повернуть куда-нибудь в сторону, дабы тратить свою жизнь на истребление богатств, дожидающихся своей участи под Леонидовым крестом.

Святогор заметил как-то, что, возвращающийся после очередного удачного прорыва в наш мир, Змей Горыныч ранен. Именно этим могло быть объяснено его ковыляние в воздухе на одно крыло, а не тем, что в очередной раз обожрался молоденькими девицами. Стало быть, досталось ему поделом от неведомого героя, сумевшего дать отпор выплывшему из тумана чудищу. Стало быть, есть еще в Ливонии богатыри, не перевелись.

Добивать Великого Змея метелиляйнен не стал. Да, наверно бы, и не смог: Горыныч никогда не отличался глупостью. Раненный, вряд ли принял бой, скорее — уклонился. Ну, да ничего — раз досталось ему один раз, знать достанется и другой. Не беда, что не с кем поделиться своим добровольным бременем защиты рубежей. Чудище злопамятное, будет искать смельчака, даже если выход из Нави окажется свободным. Тут-то ему и придет конец. В этом Святогор уже не сомневался. Ему стало легко и спокойно на душе. Ему можно было идти на покой.