Золотое дно. Книга 1 - Роман Солнцев

— Флакончики дарили, ручки целовали… — продолжал Черепков. «Вот негодяй! — неслось в голове Валерия. — Ну, бей, бей до конца!» — Особенно начальнички обихаживали. Я бы с детства ремнем влупил детям — осторожнее с улыбочками начальничков! С их всякими красивыми словами.

Валерию показалось, что все сейчас смотрят только на него, что все поняли прозрачный намек Черепкова, но, может быть, именно то, что подобные намеки исходят от Черепкова, и спасло Туровского. А в нем самом вдруг жаркая ненависть к Черепкову исчезла. Ведь тракторист в чем-то и прав.

К счастью, в это время над Зинтатом громыхнул взрыв — взрывы, как уже сообщалось в нашей летописи, производились во время обеденного перерыва. Молодые люди быстро перекусили и побежали по рабочим местам.

Туровский завернул в общежитие, сел бриться. Ему показалось, он сегодня некрасив, потому что небрит. Но и побрившись, он не мог спокойно смотреть на свою скуластую физиономию.

Но он должен, должен хотя бы еще раз увидеть Марину. Решил дождаться конца смены и встретить возле женского общежития. Однако удобно ли? Станут судачить… да что теперь! Лег на кровать и закрыл глаза.

Очнулся — на часах восемь. Ах, она уже дома. Быстро надел куртку, шапку. «Может вина у хрустовцев попросить? Нет!» Вышел на улицу и зашагал по темно-синему снегу.

В бараках светились окна. А вот и женское общежитие. Маленький вестибюль с афишами и объявлениями по стенам. Дежурная, пожилая женщина в пальто и пуховом платке, читает за столиком книгу, она узнала бывшего начальника штаба, кивнула. Для маскировки цели своего посещения Туровский почитал афиши:

«У нас в гостях певица Сенчина!»

«Вечер 9-бальных танцев».

Диспут: «Мыслим ли Муслим?» (Был такой популярный певец Муслим Магомаев — Л.Х.)

Туровский скривил губы, прошел в скудно освещенный коридор, остановился в нерешительности. Он не знал номера комнаты, в которой живут Таня и Марина, а спросить у дежурной счел невозможным. Медленно побрел мимо закрытых дверей. Пахло жареной картошкой, одеколоном, слышалась музыка.

Дошел до конца коридора, постоял у торцового окна и вдруг услышал совсем рядом смех Татьяны — звонкий, чуть вульгарный, пацаночий. Вот в этой комнате. Значит, и Марина там.

Не в силах устоять против странного и постыдного желания заглянуть хоть в щелочку, хоть в замочный створ, стараясь не шаркнуть подошвами, приблизился к двери с номером три. За порогом тренькала гитара. Валерий оглянулся — никого — чуть присел и заглянул в замочную скважину. Ключа в ней не было, и он увидел в полусумраке комнаты стол, настольную лампу и Таню, игравшую на гитаре. Спиной к двери сидела грузная девица, кажется, Машка Узбекова, а справа, прижав ладошки к горлу, сверкала глазами Марина. Перед ней лежала книжка. Татьяна пела:

— Расцвели уж давно-о хризантэмы в саду… но любовь всё живет в моем сердце ба-альном!.. — и снова визгливо смеялась.

Туровский стоял, согнувшись у двери, и не решался постучать.

Таня что-то спросила, Марина тихо что-то ответила.

— Напрасно!.. — пропела-проговорила Таня. — Напра-асно старуха ждет сына домой! Он вполне хороший парень. Грамотный. И не пьет.

Валерию стало жарко — говорили, конечно же, о нем. Но почему «напрасно»? Значит, Марине он не нравится?

Оттолкнулся от двери, выпрямился, с горечью глотнул темный коридорный воздух, который пахнул селедкой, пудрой и жареной картошкой, и быстро зашагал прочь. Он еще не знал, что очень скоро на рабочем участке к нему подойдет заплаканная Марина и пожалуется:

— Валерий Ильич, мне Лева сказал… сказал… что я для него пустое место… что я еще ничего не видела, не страдала… а он ценит людей только пострадавших… Вы тоже цените только пострадавших?

(Приписка сбоку: Ты молиться бы на меня должен, Утконос!!! А ты…)

Туровский обнимет девушку, как старший товарищ, и вдруг поцелует в соленые очи, зашепчет:

— Милая, я тебя искал по всей России…

— Правда? — спросит Марина, вскидывая на него дивные глаза. — Это правда?

— Да.

— А где ты бывал, где ты искал?

— В Светограде… в Красноярске… в Новосибиске…

— А ты по по железной дороге ездил?

— Конечно.

— А я тебя видела! Такой же смуглый вот, только усики тут… — Марина провела над пухлыми, вытянутыми дудочкой губами. — У тебя усики были?

— Да, — врал счастливый Туровскимй. — Если хочешь, я снова отращу.

— Отрасти, — попросила наивная девушка. Ей, видимо, подумалось, что, если он отрастит усы и если он действительно тот, которого она однажды видела в вагоне окна, то она ему не изменяла и никогда Хрустова не любила…

Ишь, Левка-турецкий султан, и что они к нему льнут?.. А пускай льнут. Валерию больше никто не нужен.

Скоро они с Мариной поженятся… а как дальше будут жить — Туровский не загадывал. Главное пережить эту весну, эту страшную воду…

ЗАМЕТКА ИЗ ГАЗЕТЫ «СВЕТ САЯН»:

ТАК ДЕРЖАТЬ!

КОЛЛЕКТИВ ГИДРОСТРОИТЕЛЕЙ ПРОДЕЛАЛ БОЛЬШУЮ РАБОТУ ПО СОЗДАНИЮ И ОТЛАДКЕ УНИКАЛЬНОГО В НАШЕЙ СТРАНЕ БЕТОННОГО ЗАВОДА ЦИКЛИЧНОГО ДЕЙСТВИЯ. РУКОВОДИТ ЕГО КОЛЛЕКТИВОМ И.М.ИВКИН.

— ЗДЕШНИЙ БЕТОННЫЙ НЕ ИДЕТ НИ В КАКОЕ СРАВНЕНИЕ СО СВЕТОГРАДСКИМ, — ГОВОРИТ ИГОРЬ МИХАЙЛОВИЧ. — ТАМ ИМЕЛОСЬ ВСЕГО 6 БЕТОНОСМЕСИТЕЛЕЙ МОЩНОСТЬЮ 1200 ЛИТРОВ КАЖДЫЙ. ЗДЕСЬ ИХ 16, А ЕМКОСТЬ КАЖДОГО 2400 ЛИТРОВ. СТРОЙКЕ НУЖЕН БЕТОН, ОСОБЕННО В НЫНЕШНИХ УСЛОВИЯХ, ПРИ ВЫСОКИХ ВЗЯТЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВАХ… И МЫ ЕГО ДАЕМ!

50 ТЫСЯЧ КУБОМЕТРОВ БЕТОНА — ТАКОВА СЕГОДНЯ МЕСЯЧНАЯ ПОТРЕБЛЯЕМОСТЬ ТОЛЬКО УОС Ю.С.Г. ЭТО НЕ СЧИТАЯ СТРОИТЕЛЬСТВА ЖИЛЬЯ, ПРОМЫШЛЕННОЙ БАЗЫ… СКОРО НА ЗАВОДЕ БУДЕТ ВВЕДЕНА В СТРОЙ ТРЕТЬЯ СЕКЦИЯ, ОСНОВАННАЯ НА РАДИОЭЛЕКТРОННОЙ СХЕМЕ.

— ЗДЕСЬ БОЛЬШАЯ ЗАСЛУГА ЛЕНИНГРАДСКИХ ПРОЕКТИРОВЩИКОВ И НАЛАДЧИКОВ, — УЛЫБАЕТСЯ И.М.ИВКИН. — НО И НАШИ ЛЮДИ НЕ ПОДКАЧАЛИ — ЭЛЕКТРИКИ, ОПЕРАТОРЫ… СКОРО СТРОЙКА БУДЕТ ПОЛУЧАТЬ БЕТОН ДЕСЯТИ МАРОК!

ВИТАЛИЙ УБИЕННЫХ

(Отсутствуют судя по нумерации 22 страницы — Р.С.)

И с этого дня повадилась Таня ходить в кино после работы. В клубе не так холодно, как на улице, и никто не пристает.

Однажды она вернулась после двухсерийного фильма в двенадцатом часу ночи — а в общежитии девушки еще не спят, пьют чай, за столом вместе с Людой-хакаской и Людой-курносой сидит шикарная молодая женщина в желтой с красными цветами шали, в расстегнутой, полосатой, как зебра, синтетической шубе, в сапогах на платформе. Улыбнулась крашеными губами, намалеванными глазами шально сверкнула.

— И где же ты, сеструха, шарашишься? Уж думали, спать не придешь…

— Верка!.. — обомлела Таня и бросилась обнимать всю холодную сестру. — Веруня… — И заплакала, зубы застучали от непереносимой обиды за себя, она тискала сестру и прятала лицо у нее на груди.

— Что ты, что ты?.. — испуганно шептала Вера. — Я его найду! Где он? Мне сам Васильев поможет!

При этой фамилии Таня еще горше заревела. Обе Люды тихонько вышли из комнаты. Вера грубым голосом поносила мужчин, этих негодяев, обманщиков, в которых ничего хорошего, кроме щетины — приятно колется. Она хохотала, пытаясь рассмешить Таню… и наконец, младшая сестренка успокоилась, кротко опустила ресницы, руки сложила на коленях.

— Рассказывай! — приказала шепотом Вера. — Ну да ладно, я и так все знаю! — Она утерла Тане платком губы и нос, картинно закурила. — А я вот приехала — надоел Вовка, смотрит как «Христос воскрес», хочу соленого. Еще не старая, чего мне на полатях сидеть и с детьми нянькаться? Успею, верно?

Она говорила быстро и много, рассказывала, как мать ее провожала, вот, пирожки испекла, малость пережгла в печи, да ничего. Подруги Танины ей понравились, больше Люда-хакасочка, а у Люды-украинки на кофте неоторванная бирка, оказывается, ее знакомая Ася в промтоварном магазине работает, дала поносить кофту, и сама тоже носит английскую, просила только не сорвать лакированную картонку…

— Ну и бабы! — весело злилась Вера. — У нас бы за такие штуки шары им выцарапали… Здесь, видать, самый сброд.

На что Таня начала тихо возражать, что народ хороший, романтики, что, конечно, есть и такие, как Люда, подруга «вампира», что Таня и знать не знала про магазинную бирку, а то бы отчитала… И вдруг, смелея, начала врать, чтобы как-то скрасить первые минуты встречи с сестрой, за которые ей теперь стало стыдно:

— А я с другим парнем познакомилась… он грек… зовут Костя… — Врала точно по фильму. — Только он больной… у него белокровие…

Вера, ахая, слушала, всплескивала руками, но в ее глазах Тане почудилось сострадание, и Таня снова заплакала, правда, на этот раз бессильно и тихо.

— Ты ложись, — сказала Вера. — Устала ты, брат. — Она помогла сестренке раздеться, накрыла двумя одеялами. — А я у вас договорилась жить. Хорошо нам тут вместе будет… Ага?