«Мир приключений» 1966 (№12) - Александр Абрамов

— Ну и вы?..

— Я принял меры, вступил в переговоры с одним человеком…

— С кем именно?

— С ассистентом Шрамма, Артуром Леманом…

— Дальше!

— Этот мерзавец пронюхал о предложении Люпона и потребовал от меня половину суммы, назначенной концерном.

— А почему он не обратился непосредственно к концерну, минуя вас? Ведь все козыри были в его руках!

— То есть как это — минуя меня? — искренне удивился Вендель. — Он же знал, с кем имеет дело и чем грозит ему такой подвох! — Вендель вызывающе оглядел своих собеседников. — А ведь похоже, джентльмены, что ваши сведения о Шрамме и его мортине идут из того же источника!

— Вы не ошиблись, Вендель, — принял вызов Листер. — Леман действительно наш человек, я прошу вас принять это к сведению. Мы в свое время устроили его ассистентом к Шрамму, чтобы он снабжал нас необходимой информацией. Правда, комбинацию с биолином он от нас утаил, но, раз это его личный бизнес, мы все равно не стали бы ему мешать, тем более что Ламетт — не правда ли, Джеймс? — в биолине не заинтересован. Мы не возражаем и против вашего бизнеса, Вендель, мы даже готовы помочь вам: заставим этого нахального юнца удовлетвориться третью куртажа, предложенного вам концерном Люпона…

— Я буду вам очень обязан, господа, — умилился Вендель.

— Пожалуйста, — сухо отозвался Листер. — Однако должен сказать вам, Вендель, что если вы и в дальнейшем попытаетесь вести с нами двойную игру… Вы же знаете, Вендель, у нас длинные руки!

— Бросьте, Листер, — скучным голосом сказал Вендель, — я же не враг себе. Величие духа! Скажу вам начистоту: лично я не верю ни в ядерный блицкриг, ни, того менее, в вашу химию. Если я и принял на себя известную вам миссию, то лишь по старым дружеским связям с рейхсвером. Для меня яснее ясного: время упущено, и, боюсь, упущено безвозвратно. Вот почему я не заглядываю теперь дальше сегодняшнего, ну, завтрашнего дня. Что требуется вам от меня сегодня? Гельмут Шрамм? Извольте, господа, получите Гельмута Шрамма за наличный расчет!..

— Да, Гельмут Шрамм, но целый и невредимый, — подтвердил Листер. — Нам известно, у вас тяжелая рука, Вендель!

— Все зависит от условий заказа, дорогой Листер… Кстати, почему бы вам не узнать химическую формулу мортина у Артура Лемана?

— Он сам не знает ее. Шрамм очень скупо рассказал Леману о своем открытии, но и этого оказалось достаточно, чтобы мы предпочли мортин всем поражающим веществам, созданным в химических лабораториях западного мира, в том числе и в секретных лабораториях НАТО. Мортин — это небывалое, чудовищное сгущение гибельной энергии. Нам известно также, что Шрамм самолично уничтожил добытый им небольшой запас мортина и будто бы всю связанную с ним научную документацию.

— Гуманист?

— Вот именно — гуманист! Так что ныне химическая формула мортина существует только в мозговых клетках Гельмута Шрамма, откуда нам и предстоит ее выскрести.

— А когда мы завладеем этой формулой, — заключил Ламетт, — и мои заводы наладят производство мортина, тогда наша доктрина приобретет тысячи и тысячи новых сторонников и физике поневоле придется уступить первенство химии. Атомный бизнес, ведущий страну к катастрофе, перестанет загребать миллиарды долларов, а сама идея химической войны станет официальной и основной доктриной НАТО…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КОНЕЦ СВАДЕБНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

Первой остановкой в своем свадебном путешествии по родной стране супруги Шрамм избрали Мюнхен. Они дав но мечтали ознакомиться с художественными сокровищами Старой Пинакотеки, собравшей в своих стенах множество шедевров. Гельмут и Агнесса Шрамм остановились в недорогой маленькой гостинице “Старая Бавария” на левом берегу Изара, в старинной части Мюнхена с ее узкими средневековыми улочками. Решено было пробыть в городе неделю и все утренние часы посвятить осмотру музея. Но на третий день Гельмут отказался сопровождать жену в Пинакотеку.

— Мне что-то нездоровится, — сказал он после кофе. — Кружится и болит голова, хочется спать… Вероятно, переутомление — ведь я последние три года работал без отдыха, а тут еще мелькание картин…,

— Ты и в самом деле очень бледен, — встревожилась Агнесса. — Я останусь с тобой и вызову врача.

— Нет-нет, я еще посплю часок-другой и уверен, что все пройдет. А ты иди, обязательно иди, как раз сегодня посетителей сопровождает профессор Кунц, крупнейший знаток голландской живописи!

— Нет, Гельмут, я буду беспокоиться…

— Умоляю тебя, святая Агнесса! — Гельмут театрально преклонил колено. — Умоляю тебя, отправляйся в Пинакотеку, внимательно слушай профессора Кунца, потом расскажешь мне о своих впечатлениях. А я, со своей стороны, обязуюсь полностью поправиться к твоему возвращению!

— Да будет так! — со смешливой торжественностью произнесла Агнесса и возложила свою маленькую руку на голову мужа. — Пусть исцелит тебя, любимый, мое святое прикосновение!

Агнесса вернулась в гостиницу к двум часам дня. Она подошла к двери своего номера и осторожно постучала: вдруг Гельмут еще не проснулся? Послышались твердые шаги, и дверь резко, наотмашь распахнулась. На пороге стоял высокий, плотный, бравой выправки человек лет тридцати, в шелковой голубой пижаме, левая щека в мыле, в руке бритва, через плечо полотенце, в углу рта дымящаяся сигарета.

— Да?!

— Простите, — растерянно произносит Агнесса. — Мой муж…

— Ваш муж? — в недоумении повторяет молодой человек.

— Ведь это семнадцатый номер, не правда ли?

— Совершенно верно, фрейлейн…

— Фрау Шрамм…

— Совершенно верно, фрау Шрамм, семнадцатый.

— Но ведь тут живем… жили… мы с мужем…

— То есть?!

— Сегодня утром эту комнату занимали мы с мужем…

— Утром? Вы с мужем? Но, фрау Шрамм, я живу здесь уже второй месяц!

— Этого не может быть… мы с мужем…

— Вы, вероятно, ошиблись номером, тут все комнаты одинаковые.

— Нет-нет, это наша комната, я хорошо помню: она единственная на отлете, возле лестницы! — уверяла Агнесса. — И затем, я твердо помню: семнадцатый номер…

— И все же, фрау Шрамм…

Молодой человек предупредительно стоит в дверях; он уже стер полотенцем мыльную пену со щеки и терпеливо выжидает, когда же выяснится это странное недоразумение.

— Но как же так… где же мой муж?..

— Простите, фрау Шрамм, — на лице молодого человека недоумение, готовое перейти в досаду, — я не могу знать, где находится ваш муж. Потрудитесь зайти в комнату и убедиться: это не ваша, а моя комната. Прошу вас!