Загробные миры - Скотт Вестерфельд

Дарси продолжила не сразу, задумавшись, когда именно она решила позаимствовать столь религиозный образ. Возможно, предания из «Вед» постоянно вертелись у нее в голове и все получилось вообще неосознанно.

Но в какой-то миг Яма перемешался с другими историями, слился с болливудскими моделями, возлюбленными из манги, сексапильными героями паранормальных любовных романов и даже с красавцами-принцами из диснеевских фильмов.

– Надо же! – воскликнула она.

– Что? – спросила Имоджен.

– Ямараджа отводит Лиззи в свой дворец. Я сглупила! Парни, которые являются хозяевами шикарных замков, – это типичный диснеевский прием!

– Он раджа загробного мира, – сказала Имоджен. – Где еще ему жить, в бунгало?

Несмотря на душевные муки, Дарси сделала для себя пометку, что ей нравится слово «бунгало», хотя она и не совсем уверена, что оно означает.

– Ладно, у него действительно есть дворец, – согласилась она. – И целый город в придачу. Однако Лиззи не может просто тусоваться в его покоях и пить чай. Только не в самом начале романа. У нее и так полно серьезных проблем, и загробный мир пугает ее. Яма должен быть настоящим богом смерти.

Имоджен оторвалась от мобильника.

– Это связано с мнением Кирали?

– Не только. Мой друг Саган буквально взорвал мне мозг. – Вряд ли стоило объяснять Имоджен такую чушь, как парадокс Анджелины Джоли, но можно попытаться. – Сделав из Ямараджи персонажа романа, я будто вычеркнула его из священных книг. Но если я от него избавлюсь, это тоже его убьет. В общем, ничего не попишешь, надо делать его еще более реальным. Он заслуживает своей истории.

– Как и остальные персонажи, – пробормотала Имоджен.

– Конечно!

Вот ведь странность, в первый же день работы над книгой в ноябре прошлого года Дарси придумала прекрасный подземный дворец Ямараджи. Но она никогда в жизни не была в Индии и состряпала образ из фильмов, мультиков и веб-сайтов роскошных индийских отелей.

– Мне нравилась та сцена во дворце. Но она слишком тупая, верно?

– Убей своих милых,[68] – сказала Имоджен, потянувшись к Дарси, чтобы погладить ее по обнаженной руке. Дарси вздрогнула, испытав нечто вроде облегчения, и чувство, что она стала брошенной возлюбленной, начало понемногу ее отпускать. Наконец-то она успокоилась.

Затем Дарси открыла опцию «Заметки» и быстро напечатала: «Вступление позже. Дворец страшней. Яма загадочней». Руки до сих пор тряслись, дыхание было неровным, но ощущение смертельной опасности отступило. Невероятно! Голова странно гудела от вспыхивающих идей и от того, что они с Имоджен находятся в том самом месте, где впервые поцеловались.

На крыше воцарилась тишина.

Внизу гулко урчала Канал-стрит,[69] и город вокруг Дарси казался огромным и неизменным.

Она старалась, чтобы голос звучал ровно.

– Хорошая мысль работать на крыше.

Имоджен ответила, слегка прикоснувшись губами к шее Дарси. От нее пахло кофе, имбирем и крахмалом – от белоснежной рубашки.

От поцелуя в животе Дарси запорхали бабочки, запутавшиеся в смеси беспокойства и кофеина. Она хотела повернуться и как следует поцеловать Имоджен в губы, но не могла растратить тот творческий порыв, который завладел мыслями и телом.

– Значит, мне нужно придумать, куда Ямараджа ведет Лиззи. Куда бы им еще пойти, если не в подземный мир? Наверное, туда, где жутко и темно.

Обе надолго замолчали. Дарси перебирала все места действия из книги: призрачную школу, продуваемый ветром остров, вершину горы в Персии. Что же из них самое унылое и страшное? Какой пейзаж подойдет для первого знакомства с богом смерти?

Внезапно Имоджен нарушила паузу.

– А зачем им куда-то идти?

– То есть… – Дарси запнулась. Действительно, ведь всем понравилась сцена в аэропорту! – Но там продолжается атака террористов.

– Если хочешь нагнать страху, то действуй именно так и не ошибешься. Лиззи силой мысли переместила себя на обратную сторону и сразу же превратилась в невидимку. Значит, шальные пули ее не заденут.

Дарси прикрыла глаза, представляя себе аэропорт: Лиззи просыпается в окружении окровавленных тел, террористы непрерывно перестреливаются с агентами УТБ и отрядами спецназа. Она бы впала в панику и снова выскочила в реальный мир. И ее бы убили.

Но на границе миров окажется Ямараджи, который спасет девушку.

– Естественно, Лиззи должна узнать, что она очутилась на том свете, – продолжила Имоджен. – Иначе не будет перехода между жанрами.

Дарси распахнула глаза.

– Чего-чего?

– Знаешь, в тот миг, когда Лиззи понимает, что она не в Канзасе, читатель об этом тоже догадывается. Твоя книга начинается как триллер, но затем Лиззи перемещается прямо в другой жанр. Как по мне, именно здесь впервые проявляется дух книги.

Дарси расслабилась, обрадовавшись возвращению в лоно похвалы.

– Дай мне секунду, – попросила она, зажмурилась и разрешила себе погрузиться в созданный для экспериментов театр – в особое место в мозгу, где сочиняла сцены для романа. Она опять увидела нападение в аэропорту, с Лиззи в самой гуще событий, но на сей раз в серых оттенках обратной стороны.

Имоджен молчала куда дольше Ниши или Карлы, которые уже бы заговорили, предлагая советы. И мало-помалу непреложность написанного растворилась в тумане, у Дарси распахнулись глаза, и она воскликнула:

– Слезоточивый газ!

Имоджен пристально смотрела в одну точку.

– Когда в аэропорт добирается полиция, она кидает баллончики со слезоточивым газом. Поэтому Лиззи просыпается в облаке.

– Значит, она кашляет? – спросила вдумчивая Имоджен.

Дарси покачала головой.

– На обратной стороне – свой воздух. Поэтому Лиззи думает, что она на небесах, пока не замечает, как из мглы ее разглядывает Ями.

– Жуткая младшая сестра в небесах. Мило.

Дарси улыбнулась, мысленно проигрывая сцену.

– Но потом Лиззи видит воплощенный ад… пол, где валяются мертвые тела, скрытые мглой…

– И прежде чем она теряет голову, к ней на помощь приходит Ямараджа!

– И он говорит то, что ей нужно. – Дарси отхлебнула кофе, чтобы вернуться в реальность. В голове звенело от возможностей. Однако то, что она нарисовала в воображении, было не поправкой, а целиком и полностью новой главой. – Ерунда получается! Нэн обращает внимание на неувязку одним абзацем, а мне приходится написать тысячи слов, чтобы ее исправить? Так нечестно!

– В любви и искусстве все честно.

– И в этом письме еще пять страниц!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});